***
Сон слышит хлопок двери и приоткрывает глаза, чтобы увидеть в дверях Ньюмэйза и махнуть тому рукой, как бы приветствуя парня. Они одногодки, но Мэйз выглядит старше, лет так на пять, как минимум, из-за этого Гонхи часто шутит, что Мэйз не доживет так и до тридцати, развалится. За это часто и отхватывал по макушке, которую со временем научился прикрывать, но удары сменились на лобовую часть его головы. Кто-то из компашки еще шутил, что именно Мэйз выбил все мозги Гонхи. Но парень только молча здоровается и проходит дальше, к своему компьютеру, после чем-то там шуршит, вроде пакетами из продуктового и заносит в комнату Гонхи банку пива с упакованной в полиэтилен мини-пиццой. — Что, даже не позвонишь ему? — Не собираюсь. — Открывая жестяную банку и открывая пиццу совсем не аккуратно, что потом приходится искать салфетки по всему столу. — Ган, не мое это дело, но… — Это не твое дело, Мэйз. — Ган зло зыркает на парня и передергивает плечами, ставя телефон на зарядку, — У меня нет никакого желания ни звонить ему, ни приходить к нему, даже через третьи лица общаться. Я уже не говорю про думать о нем и остальное. — махая в сторону рукой, Ган закатывает рукав и отпивает алкоголь. — В таком случае за дверь будешь платить ты. — отталкиваясь от стола и уходя обратно, парень даже не включает свет, оставляя друга в кромешной тьме. Совсем скоро выйдет новый эпизод Ван Писа и кромешная тьма озарится экраном компьютера и подсветкой блока. Да, сейчас кому-то постоянно приходилось находиться в студии, потому что произошел не лучший инцидент, от которого даже Мэйз буквально опешил, что стоит говорить о впечатлительном Твэлви, который вообще схватился за телефон, думая вызывать копов и санитаров одновременно. А дверь чудом осталась на месте, а не на полу. Да, помятый вид, вся в следах от грязной обуви, до уровня пояса, крови не так много, но если даже не приглядываться — кто-то хорошо кого-то приложил, или долго бил руками. Висела дверь на одной нетронутой петле, а защитная система была вырвана и висела на проводочках, вместо дверной ручки — дырка. Не очень эстетично, будто после урагана, страшно смотреть на все это, ровно как и думать, что же тут могло произойти. Отвратительно само по себе. Ночь не задалась. Выходя из кафе, Ган держал в руках два стаканчика кофе. Он думал зайти к Чжухону в кампанию перед тем, как начнется его занятие с младшими, все же проверить своего бро и спасителя — лучшее, что он мог сделать, в качестве благодарности, по сей день. Ли часто смеялся, что старший ему в ноги будет кланяться до апокалипсиса, будучи благодарным за многое проделанное вместе, за дружбу. Но Сон ни разу не соглашался на смешливые просьбы сделать массажик плеч или же ног. За это младший же получал. «Совсем от рук отбился! Никто тебя больше не шпыняет! Всех запугал, мудачье!» — крик и смех из студии Чжухона каждый четный день недели. Последний четверг марта — последний день, когда Гонхи смеялся там. Повернуть за офисный центр, перейти через дорогу и вот оно! Новехонькое здание Starship Entertainment. Гонхи признает, что это намного лучше того старого здания, хоть оно было по-своему родное. Ган сжимет пачку сигарет в руке и думает, что позвонит Чжухону. Нужно же, чтобы тот поднял свой сракотан и вышел хотя бы на улицу, покурят, попьют кофе и снова разбегутся. Заходя за здание, Сон набирает номер друга, весело улыбаясь «Чжухон-и» и веселая фотка, где младший давится дымом от сигареты, кажется, это было сделано лет в восемнадцать, спустя несколько дней, как они познакомились. Ган учился со своим другом курить, прячась от учителя. Ган ошарашенно останавливается. В его горле застревает противный ком из желчи и слюней, а сердце делает один сильный удар, замирает, ждет секунду и бьется бешено, норовится сломать чужую грудную клетку, заставить своего хозяина упасть на колени и захлебнуться в собственной злости, ревности, боли, крови и желчи, сдохнуть прямо тут, свалившись на грязный асфальт. Но сердце не делает этого, только гоняет туда-сюда ком по глотке. Но две переплетенные фигуры явно хотели единения, у машин за зданием, куда врятли кто пойдет, к складу, раз на часах уже закончившийся рабочий день и в офисах никого. Обе они определенно до боли знакомы, что даже других лиц перед глазами не возникает. Но они его замечают. Первым реагирует парень, прижатый к машине, он тянет второго за рукава куртки. Теперь оба смотрят на нарушителя. Чжухон и Чангюн. Правда так очевидна, что Ган мотает головой, кусает губу, роняя кофе и сжимая в руках сотовый, срывается, даже не слыша и не видя, как к нему приближается Чжухон, поспешно вытирая губы тыльной стороной ладони и прося дать шанс объясниться. Но Гонхи быстрее реагирует и несется в квартирную студию, свою, безбашенно проскакивая на красный, останавливаясь перед машиной, но как только ближе слышит чужие шаги, снова бежит, крепко сжимая в руке телефон и вытирая предательские слезы рукавами своего короткого нового пуховика, которым планировал похвастаться перед Ли. Ведь эту вещь он купил с Мино, но деньги были его, Гана, наконец он смог купить себе одежду самостоятельно..! Быстро залетая в подъезд и скоро набирая пароль, Сон истерически скулит и заносится в квартиру, слыша чужие шаги уже совсем за спиной. Хлопок двери и… Чужая ладонь проскальзывает и застревает между косяком и дверью, ее обладатель злобно рычит и пихает дверь, одергивая руку, но дверь тут же захлопывается под давлением всего тела Сона. Ли бился в эту дверь, громко кричал, просил впустить и мирно поговорить, но Ган только подпирал дверь, пуская слезы и сопли, пока Ли колотил дверь, а перед Ганом стояли ошарашенные друзья и Твэлви с телефоном в дрожащих руках. Когда в ход пошли громкие объяснения за дверью, Сон закричал, закрывая уши и трясясь на холодном полу прихожей, все еще упираясь в несчастную дверь спиной. Кричал Сон душераздирающе, стараясь перекричать болящее сердце, раскалывающуюся голову и подвернутую ногу. Кепка, подаренная сестрой, валялась в ногах, у коробок новеньких кроссовок, которые Сон хотел подарить Чжухону на день рождения, не каждый день же в Америку с братом гоняешь. Кузен уверял, что Ли они не понадобятся, он же теперь сам самостоятельный и теперь уже наврятли такой преданный друг, каким был в самом начале. Но Ган только отмахнулся, говоря, что они навсегда лучшие друзья и немного больше, что эти кроссовки Ли обязательно будет носить, тем более вот с этой классной парной кепкой. Но боги не увидели чужой любви, не услышали крика болящего сердца. Он хотел счастья Чжухону, правда хотел… Но только чтобы причиной этого счастья был он, Гонхи, неуклюжий хен с высоким голосом. Ушел Чжухон только благодаря доброй женщине из соседней квартиры, пригрозившей, что вызовет полицию. Ли зло выругался и поспешными тяжелыми шагами удалился из дома, не обращая внимания на друзей Сона, явно пришедших выпить. Занятие с подростками отменено. На утро Ган просит Мэйза последить за квартирой и выезжает в строительный, чтобы найти дверь и сразу же вместе с доставкой и установкой заказать, и вместе с новой защитной системой все было у них в студии. По телевизору крутят выступление айдол-групп, а у Гонхи красные от слез глаза и опухший нос с губами. Жалкое зрелище, но ни на что существенное Гонхи не способен больше.***
Гонхи не появляется дома уже три месяца, а в кампании четыре. Пишет треки, набирает новую группу учеников и уезжает с друзьями в Пхенчан, отдохнуть от всего и всех. Выпить с друзьями и забыть все. Он забывает, его жизнь снова идет вверх, Мино снова зовет Гана куда-то за границу, побыть его фотографом, приходит зарплата с трех подработок и все он счастливо отправляет маме, а та, в свою очередь, хорошую долю — обратно сыну. На такое стоит улыбнуться и сказать «смотрите, у меня мама умеет пользоваться банковской картой через интернет!» Но мама просит приехать домой, а под ложечкой неприятно сосет, но Гонхи приезжает домой. Видит за совсем новеньким столом Чжухона, сжимает кулаки и пересилив неприязнь, проходит в новую просторную квартиру и садится с бабушкой на диван, позволяя себя гладить терзать за щеки морщинистыми пальцами, а в ответ целовать грубые ладони и улыбаться глазам за толстыми линзами. Мама готовит что-то вкусное и запекает домашнюю пиццу из одних помидор и сыра. Не потому, что больше нечего есть, а потому что это любимая пицца Гонхи. Но Ли сидит за столом, сложив руки коленях и пялясь напряженно на стол. — Ган-и, Чжухон-и хотел кое-что тебе сказать, но ты не отвечал на звонки. — добрый голос бабушки колоколом раздается в чужой голове и сердце снова испуганно пропускает удар. Чжухон приходил три месяца подряд к дверям семьи Сон, но Гонхи все никак не оказывалось дома и приходилось извиняться за беспокойство, тут же скрываясь на лестничной площадке. Каждый приход он заставал одну и ту же картину: мама Гонхи собиралась на работу или приходила с ней, встречаясь с Чжухоном на лестничкой площадке, у дверей в новую квартиру, которую Гонхи смог купить, в центре Сеула, с красивыми видами на город, совсем свежая новостройка. Но однажды Чжухон пришел, и госпожа Михен попросила зайти в квартиру и подождать, когда она придет из магазина, вежливо отказавшись от помощи дополнительных сильных рук. Квартира была свежей и все еще пахла краской, новыми обоями, деревом пах паркетный пол и мебель своими составляющими. У Ли все сжалось внутри… Ведь осознавание того, как много приходилось работать его другу, сколько ответственности и стремления пряталось за «прости, козявка, я сегодня не смогу прийти и опробовать с тобой новую игру на приставке, занят», приносило не мало боли между ребер. Сколько стоили бессонные ночи и после красные глаза на их встрече утром. Все настолько нежное, мягкое, такое… — Ган-и сам делал здесь ремонт, — гордо улыбается бабушка, опираясь о палочку и как сейчас Чжухон хотел ударить себя. Бабушка заваривала чай, а после рассказывала всякие истории, которые Чжухон даже не слышал от старшего. Как же чертовски сложно пришлось Сону. Жить в теплицах, уже в малом возрасте подрабатывать и помогать зарабатывать на жизнь своей семье. Каждое слово отдавалось болью, что Ли со скулежом уткнулся в старое хрупкое женское плечо. — Ган-и плакал целый месяц, Чжухон-и, он много ругался и кричал. Он кричал от боли вот тут, — чуть хмурясь и мотая головой, женщина указала на грудь Чжухона, в самое сердце, между ребрами, именно тогда у Ли все сильнее сжалось и слезы хлынули из подкрашенных глаз, — Он сходил с ума, Чжухон-и. Я не виню тебя, ведь это ваше дело, ваши отношения, я понимаю. Но будь аккуратнее с хрупким сердцем нашего Ган-и… Он совсем потеряет себя, если ты будешь так грубо держать его сердце в своих руках. — сжимая ладони молодого парня, женщина нежно держала их в своих руках, будто показывая, как нежно нужно сжимать ладони, чтобы согревать и не ранить, дать свободно дышать, но не отпускать, — Из сильного семейного плеча у него теперь никого нет, пожалуйста, поддержи его, дай ему снова встать, с новой силой. — Простите меня… Я причинил столько боли хену… Я. Не хотел этого. — Все мы не хотим сжигать, но ради нового бросаем в сторону и забываем, но ты должен понимать, что тебе следовало бы действительно беречь и нести дальше в руках. — Что твоя крашеная морда здесь забыла? — рычит Гонхи, его голос снова стал низким, угрожающим, но сморщенная рука хватает его за серьгу и остужает пыл, упрекающим «Ган-и». — Хен, я хотел сказать, что… — Пошел вон! — Гонхи кричит, подскакивает на ноги, бья узкими ладонями по столу, указывая на выход, — Я не желаю видеть твою рожу здесь больше! Не смей подходить к моей семье, блядина! Гонхи ругался, ругался грязно, впервые развязав язык при своей семье, выбивал чужую тушку из квартиры, игнорируя вновь любые попытки начать разговор с младшим, выйти на мирный контакт, решить проблему, он просто боялся вернуться к началу, где его ждет очередное разочарование. Поэтому схватив чужие кроссовки, Сон кинул их в их хозяина. — Я не желаю больше тебя видеть, ублюдок! Тебе нужно знать то, что я о тебе думаю? Надеюсь, что вместе с твоей новой жизнью, мозги остались на месте! Всего доброго, мистер знаменитость! — Хен! Я был не прав! — Михен, мама Гонхи, подбегает к своему сыну и кладет тому аккуратные руки на плечи, но тот не успокаивается. — Это все, что ты можешь выдавить из себя?! Только то, что ты был не прав! Я тебе кто? Ребенок или твоя фанатка, чтобы повестись на твою жалостливую рожу? Ты теперь не тот Чжухон, КОТОРОГО Я ЛЮБИЛ! — заканчивая криком, и занося руку для пощечины, сжимает ее в кулаке и выталкивает парня из квартиры, за дверь. Тяжело дыша и смотря на мать с бабушкой, отвернулся и направился в свою комнату, кусая губы. Теперь у него нет повода для слез, он сказал все в лицо. Ему больше не нужно чужое плечо. А мама собирает ему контейнеры, ведь он больше не покажется дома еще долгое время, она это знает. Поэтому крепко обнимает и целует у выхода из квартиры. У белого БМВ стоит Ли и курит, ждет. Строит из себя преданного, — думает Гонхи, поэтому безразлично открывает багажник и складывает пакеты, которые мама дала с собой, кажется, она сложила ему во все контейнеры еду со всего дома. Чжухон предсказуемо тянет руку и Гонхи делает шаг назад, холодно смотря на чужую руку в бандаже. Но вторая все же хватает его за кисть, обвивая пальцами часы на тонком запястье. — У меня больше нет причин доверять тебе и тем более оставаться рядом. Прись в свое агенство, псина. — Хен, не говори такого! Да какого хуя ты вообще стал такой злой? — Какого хуя, говоришь? — Гонхи снова завелся, одергивая свою руку, но чужие руки держут крепче, — Да ничего! Пойду сосаться со своими одногруппниками, надеюсь, тебя все устроит. А ты идешь сейчас нахуй! Пусти мою руку, ублюдок. — Хен, я поступил неправильно, но я не смог… Я готов принять любое наказание, только не злись больше, я правда хочу продолжать любить тебя. — Видимо, только на время, пока меня нет. Мы не семейная пара, Чжухон, поэтому отъебись от меня. Люби кого хочешь. Я построил новый мир без тебя. У тебя теперь свой, поэму вали к своим друзьям, а я к своим. Ты же в курсе, что мы даже видимся по полчаса три раза в неделю, будто в тюрьму прихожу! Я хотел быть твоим счастьем, твоим ебаным лучиком в тяжелой рутине, но ты выбрал себе свою здезду. Я не хочу больше разговаривать с тобой. Мы по разные стороны, мен. Это конец, я больше не хочу откладывать наши и так короткие редкие встречи потому, что тебе нужно провести трансляцию, поехать куда-то или тебе запретил злой дядя-менеджер. Я устал. Сияй дальше, чувак. — открывая дверь машины, Гонхи садится за руль, но дверь держат, а губ касаются чужие, еще не выветрившие с себя табак, — Я ненавижу тебя, сдохни. — Я возьму соджу с пивом и куплю твою лояльность, хен. Ты будешь моим снова. — Ты ебаный эгоист, Ли Чжухон, тебе придется купить машину моей матери, чтобы хотя бы увидеть меня. Так что ломай свои зубы дальше, цирковая кошка в полоску. — снова хлопая дверью перед чужим носом, Гонхи заводит мотор и выезжает на трассу, активно стирая с губ чужую гигиеничку и привкус тяжелых сигарет, которые Чжухон стал курить в девятнадцать, как только узнал, что Гонхи курит вишневые женские. Как только узнал, что Гонхи нравится кола и красная рыба, а на мясо у него аллергия, после того, как увидел, что старший расстается с первой и единственной, решил, что такое больше не произойдет, пообещав себе, что построит новый светлый мир для парня из кафетерия напротив дома.