08/12/1986

Эйджи с самого утра возится на кухне. Неосторожно гремит тарелками, слишком резко открывает тяжелую дверцу холодильника, хоть и отчаянно хочет шуметь поменьше. Но в любом случае Эш спит как убитый, так что вся эта возня ему совершенно не мешает. Окумура готовит его любимый салат: отваривает креветки и режет авокадо, стараясь почаще заглядывать в духовку, чтобы не сжечь кексы. У Эйджи выходит довольно недурно, хоть он и не слишком силен в готовке, да и вообще, будь его воля, он бы приготовил что-нибудь в японском стиле. Однако это будет противоречить вкусам Эша, который часть жизни прожил под Бостоном, а другую часть в Нью-Йорке. Эйджи суетится. Пытается расставить все покрасивее, и вместо этого чудом не разбивает тарелку об пол. Он облегченно вздыхает, крепко держа ее в своих руках. За последние пару часов он испытал стресса больше, чем за последнюю неделю, но все это меркнет перед тем фактом, что он сможет хотя бы немного отблагодарить Эша и, возможно, даже его обрадовать. Окумура едва успевает перевести дыхание, как входит он. Виновник торжества, шумно зевающий и натягивающий на себя майку. Каждое утро ему нужно минут по двадцать (как минимум), чтобы более-менее прийти в себя, поэтому сейчас он немного заторможенный, с взлохмаченными волосами и припухшими из-за долгого сна глазами. Эш шутит, что он пожинает плоды своей бурной ночной жизни из прошлого. Эйджи не нравятся такие жестокие шутки, да и самому Эшу, если честно, тоже. Американец медленно подходит к столу и аккуратно садится, чтобы не упасть со стула, потому что такие случаи имели место быть. Эш разлепляет глаза и довольно вздыхает. — О, у нас сегодня особенный завтрак? Эйджи кивает и тепло улыбается: — Ага. С днем рождения, Эш, — японец ставит перед ним тарелку с салатом и идет к плите, чтобы сделать кофе. — Прости, у меня совсем нет подарка для тебя, потому что, ну, ты меня сам деньгами обеспечиваешь. Окумура выглядит смущенным и даже немного несчастным, так что Эш хочет немного разрядить атмосферу. — Не грузись. Ты мне ничем не обязан, — Эш принимается за еду и после небольшой паузы продолжает. — Как и всегда, очень вкусно. Эйджи улыбается слегка и ставит перед ним чашку со свежесваренным кофе. Американец ест очень аппетитно, и Окумура бы подложил ему еще добавки, но прекрасно знает, что тот ест слишком мало для своего возраста и физических нагрузок. Эш говорит, что боится потолстеть, на что японец каждый раз непонимающе вздыхает. — Сегодня к нам должны зайти мои ребята. — Я знаю, ты уже говорил, — Эйджи садится рядом и принимается за свой зеленый чай, потому что кофе на дух не переносит. — Ну, я подумал, что тебе стоит заранее морально подготовиться, — ответил Эш, окидывая Окумуру оценивающим взглядом. — Вы что, устроите вечеринку? Совсем как в фильмах? — Эйджи выглядит крайне заинтересованно, и Эш снисходительно хмыкает. — Ага, типа того. Возьмем пушки и выйдем на улицу. А ты что думал? — обращается он к посеревшему японцу. — Мне всегда хотелось прибрать Даунтаун к своим рукам, знаешь ли. Эйджи понимает что его дурят в очередной раз и недовольно хмурится, разглядывая повеселевшего Эша. — Быть таким наивным в наши дни — это безрассудство, Эйджи. Ребята приходят ближе к полудню. Нагруженные коробками с пиццей и бутылками с пивом. Часть пакетов вручают Эйджи и тот, упираясь, тащит их на кухню под всеобщий шум и дружеские приветствия. Не проходит и пятнадцати минут, как все более-менее приличное превращается в самую настоящую пьянку в просторном зале. Весь пол усыпан картонными коробками, пачками от полуфабрикатов и шуршащими пакетами из-под снеков. Обезумевшая молодежь чередует Пинк Флойд с Бисти Бойз, и Эйджи на полном серьезе опасается, что адепты разных музыкальных жанров устроят перестрелку похлеще, чем в вестернах. Эйджи сидит подле Эша и старается пить поменьше и слушать остальных побольше, совершенно сомневаясь в своей устойчивости к алкоголю. Поставив пустую банку прямо на пол, Окумура спиной упирается о стоявший позади диван, стараясь устроиться поудобнее. — Ты в порядке, приятель? — спрашивает его парень из банды Эша, и японец кивает, чувствуя головокружение. Эйджи замечает, как лицо Эша смягчается, отчего тот выглядит моложе своих восемнадцати. Кто-то из толпы собирается пострелять по бутылкам, и эту идею даже поддерживают, но Эш быстро разруливает это дело, говоря, что не хочет отмазывать их от копов за стрельбу в элитном районе города, плюс рикошеты в помещении — вещь довольно неприятная. Гул быстро стихает. Японец в очередной раз убеждается в том, почему же за ним идет столько людей. Ослушаться Эша практически невозможно из-за спокойного командного тона, а его глаза, казалось, смотрят прямо насквозь. Если бы только Эйджи родился и вырос в Америке, он бы все изменил: научился бы пользоваться оружием и вступил бы в банду Эша, чтобы защищать его, потому что американец слишком много взваливает на свои плечи. Но если подумать, то возможно, что Эш не стал бы ценить его так сильно, как ценит сейчас его вечно испуганный взгляд и оружия, которые может использовать только японец: фотокамеру и шест для прыжков. Эйджи совсем разомлел, растворился в своем неродном языке, практически ничего не разбирая в том шуме, что окружает его. Кто-то придвигается близко-близко и сейчас шепчет ему прямо в ухо: — Пойдем отсюда. Эйджи пытается сфокусировать зрение и узнает в говорившем Эша. Тот тоже заметно расслабился, красные пятна гуляют по его щекам и шее, но даже в таком состоянии, Окумура готов поклясться, американец бы метко попал в цель с двумя закрытыми глазами. — Но они, — японец говорит, не слыша себя, — тебе всю квартиру разнесут. Эш оборачивается и подзывает кого-то к себе. — Алекс, ты за главного. Тот кивает без всякого сопротивления и обращается к толпе: — Слышали? Босс сильно рассердится, если мы тут камня на камне не оставим. — Именно, — подтверждает Эш и отправляет покачивающегося Эйджи обуваться, а сам идет в свою комнату за клетчатым пледом. Он возвращается и застает Эйджи, привалившегося к дверному косяку. Американец вручает ему плед, быстро влезает в красные конверсы и тащит незадачливого японца на улицу. Окумура еле плетется, и Эшу приходится взять его под руку, хотя не то чтобы он был сильно против. Американец тихо смеется с того, что японца развезло буквально с литра пива. Эйджи все прекрасно понимает и решает сыграть в самурая: недовольно хмурится и вырывает свою руку, мол, я могу идти самостоятельно, но тут же спотыкается о бордюр, и после добровольно хватает Эша за запястье. — Тебя бы в Японию, — Эйджи и правда скучает по дому, даже иногда ночами видит что-то родное и спокойное, как поездки в Киото, — вот там бы ты научился уважать старших. И Окумура сакурой расцветает весь, представляя, как Эш внезапно начинает его уважать. На словах, конечно, потому что по действиям он начал так относиться к нему очень давно. — Что-то мне расхотелось ехать к тебе в гости, — отвечает американец, поудобнее взяв своего спутника за руку. — Ну и пожалуйста, — бурчит Эйджи, но к счастью, его обида не длится долго. Они доходят до Волмарта, и Эш оставляет японца на улице с пледом в придачу. Окумура ходит туда-сюда по стоянке и старается ждать терпеливо. Получается не очень, но зато он чувствует, что от частой ходьбы и прохладного воздуха его голова немного прояснилась, и сейчас он может хотя бы говорить, не путаясь в словах (наверное) и даже практически ровно ходить по прямой. Этим чудесным открытием ну уж точно нужно поделиться с Эшем, которому Окумура опять стал обузой, как он это только что осознал. Эйджи агрессивно трясет головой и хлопает себя по щекам. Становится обманчиво лучше. Американец выходит из магазина с бумажным пакетом в руках. Окумура подходит к нему и сует нос в пакет, исследует покупки. Сэндвичи в пищевой пленке и какие-то железные банки. Японец кривится весь. — Опять? — Для тебя кола, мой мальчик, — насмешливо тянет Эш, взъерошивает его волосы и ненавязчиво кладет руку на чужое плечо, — так что не переживай. А еще я думал взять тебе комиксов. Японец наигранно хмурится. — Ну и чего не взял? — Старый выпуск ведь, — Эш аккуратно убирает руку. Он не помнит, когда последний раз дурачился так же сильно, как с Эйджи. С Грифом, наверное, но это было больше десяти лет назад. Из-за имени брата на душе становится паршиво, и Эш изо всех сил пытается перенести свою скорбь на другой день, хотя бы сегодня мечтая побыть беззаботным тинейджером, который со своим приятелем отправляется посидеть на набережную Гудзона. На сегодня в его жизни нет места для убийств (хотя револьвер все равно под рукой), подростковых банд и мертвых братьев, как бы безрассудно это не звучало. Они пытаются найти безлюдное место, и для вечера вторника это не такая и большая проблема. Эш стелет плед на деревянный помост, и Эйджи садится рядом, посмирневший и немного усталый. Окумура тянется за колой, берет банку в руки, и в следующее мгновение банка оказывается в его левой руке, а железное кольцо, за которое нужно тянуть (а никак не отрывать его), в правой. Он ругается на японском и делает это еле слышно, смущается, даже несмотря на то, что Эш не может понять смысл его слов. Американец изо всех сил старается снова не засмеяться над Эйджи, и у него даже выходит. Эш спасает ситуацию, открывая банку ножом. — Ну так что ты там сказал? — заинтересованно спрашивает американец, делая глоток пива. — Да ничего такого, — японец ловко (как он думает) переводит разговор в другое русло. — Эш, а какие языки ты знаешь? — Английский, испанский, — перечисляет Эш, чуть нахмурившись, — а, ну еще и французский пришлось выучить из-за этого ублюдка. А ты? — Японский. Ну, и английский немного. Эш соглашается, кивая: — Ага, реально немного, — и в ответ получает чужое сопение и порцию неласковых в свой адрес на чужом языке. Американец переводит взгляд на позолоченную из-за вечернего солнца реку, закрывает глаза, слушая плеск воды, и ложится на спину. Теперь перед ним бескрайнее небо, и вон то облако, похожее на кошку, и другое, выглядящее точь-в-точь, как медведь гризли. Раньше он играл в эту игру с братом, воспоминания снова душат, и Эш не находит иного выхода, кроме как рассказать про это Эйджи. Он уж точно поймет и внимательно выслушает обрывочные истории из детства в Кейп-Коде. И Эйджи слушает. Про маяки, загоравшиеся по ночам, про виндсерферов и туристов. Про почти такие же волны, как и сегодня на Гудзоне. Про то, как они с братом прятались от всей этой суеты на чердаке, где Гриффин вслух читал Эдгара Аллана По и Эрнеста Хеммингуэя. Окумура гладит Эша по голове, перебирает непослушные волосы, а после ложится на плед (к Эшу поближе) и ищет в белых облаках какие-то фигуры. Пусть они с Эшем видят разные вещи и постоянно не сходятся во мнениях, и даже ссорятся, потому что их видение мира разное, да и вообще все в них разное, но это не мешает им наслаждаться сегодняшним днем вместе. И никогда не помешает.