Иллюзорно

      «Я проклят».       Тромпдой помнил тот день, будто это случилось только что, минуту, миллисекунду назад.       Браккус Рекс улыбался, поднятое забрало тогда не скрывало его лица без единого шрама или изъяна. Солнце отражалось от его тёмного, демонического, совершенного доспеха. Начищенные чёрные сапоги, наручи, панцирь на груди, кольцо, всегда занимавшее своё почётное место на безымянном пальце, — всё сверкало как новенькое. Слуги всегда тщательно исполняли свои обязанности.       Король и иллюзионист стояли вместе перед входом в башню, и море тяжело дышало на них солёным горьким ветром, трепавшим золотые волосы на голове Тромпдоя, его оливковый плащ. Непривычная тишина заливалась в уши, проникала глубоко-глубоко в сердце, сворачиваясь там мягким клубком. Всё казалось каким-то далёким сном, когда в ночных фантазиях Тромпдой зарывался пальцами в чёрные жёсткие волосы Браккуса Рекса, целовал его грубые щёки, лоб, губы, слышал его тёплое дыхание у себя над ухом, чувствовал обжигающие объятия его крепких рук и его смех, вырывавшийся с хрипотцой из груди... Иллюзионист вдруг почувствовал, как щёки невольно покрываются краской, и незаметно ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что не заснул ненароком в своих покоях за какой-нибудь книгой. Но ничего не исчезало — ветер по-прежнему щекотал кожу, тихо шуршали чешуёй редкие деревья, клацали доспехами самые надёжные стражники, искоса смотревшие то на Тромпдоя, то под ноги Королю, не смея встретиться с Ним взглядами.       — Ты знаешь, зачем мы здесь? — спросил Браккус Рекс, щурясь от ярко-белого света. Высокий, он смотрел на всех сверху-вниз, и вот сейчас Тромпдой удостаивался подобным же взглядом, но не чувствовал при этом ничего унизительного. Наоборот, преданный иллюзионист лучился, отвечая на улыбку улыбкой, уже придумывая, как развлечь своего Короля вечером, как пошутить, как принизить какого-нибудь заговорщика, перед тем как того обрекут на вечные муки.       — Нет, Ваше Величество, — тихо ответил Тромпдой, с обожанием разглядывая родинку под нижней губой, зелёные глаза, начисто выбритые щёки и волевой подбородок. В такие моменты он не отрицал, что завидует Гратиане, королевской любовнице, но держал свой рот на замке: ему было не дозволено даже думать в таком ключе о своём Короле, в этом даже не стоило сомневаться...       — Хорошо, — усмехнулся Король тогда. — Значит, для тебя это будет сюрпризом, мой дорогой друг.       Даже помня о судьбе предыдущего придворного иллюзиониста, Тромпдой позволил себе непозволительное — возвести вокруг самого себя иллюзию безопасности. Это была его первая и последняя ошибка...       «Проклят».       Сюрприз удался. Воистину.       В тот день Тромпдой лишался жизни — изощрённо, в пустой, залитой кровью пыточной с закрытой железной девой и растянутой дыбой. Вокруг было душно и темно, как в преисподней, где погасло вечное пламя. Одни только рыжие факелы да свечи сферами освещали каменные стены, деревянный стол, заваленный древними фолиантами, чёрный потолок, коробку с блестящими инструментами, готовыми к работе...       Тромпдой с трудом мог различать, сколько же времени провёл в худшем из своих кошмаров; он слышал крики. Возможно, свои собственные. И башня плыла перед глазами, плыло красивое лицо Браккуса Рекса, иногда нависавшего над ним, мелькали тёмно-алые пятна, дыхание с сипением вырывалось из груди. Когда ему казалось, что всё кончено и его жизнь вот-вот оборвётся, его с силой вырывали из Чертога Отражений, загоняя бесплотную душу обратно в тело, обратно в чёрную блестящую от крови и гудящую от стонов и криков пыточную.       Иногда у Тромпдоя возникала передышка, равная мгновению, и тогда он успевал покаяться во всех своих грехах перед Семерыми, в которых не верил до сего дня, и подумать о том, чем же заслужил немилость своего Короля. В чём провинился верный слуга, иллюзионист-балагур, и подумать не смевший об измене или о том, как бы подобрать нужный момент, чтобы вонзить кинжал в спину?       Тромпдой был верным псом, не кусал кормящей руки ни разу за время всей своей службы, но получил в ответ на свою преданность — смерть.       Тромпдой был глупцом...       «Проклят. Проклят. Проклят».       В последний момент Браккус Рекс вырвал из умирающего тела душу, заточил её в сосуде и отдал свой последний приказ — охранять убежище с сокровищами. Эти чёртовы сокровища — груды золота, драгоценностей, оружия. Весь этот мусор.       Тромпдой кричал: «За что? Чем я вас прогневал?!», и, перед тем как быть навечно запечатанным, он всё же получил ответ:       — Потому что такова моя воля, — и король засмеялся громким, хриплым и жестоким смехом. Гнусная ухмылка на его отвратительном лице прожигала в мёртвом сердце ещё одну дыру.       Десятилетие за десятилетием Тромпдой прохаживался от одного постамента до остальных четырёх с сосудами чужих душ, вокруг которых дрожал морозный воздух, потрескивавший от магии. И так по тысяче раз. Днями напролёт он ткал иллюзии, погружался в процесс с головой, нырял в собственный обман, иногда забывая о вечности. Иллюзии стали его спасением, последней ниточкой здравого рассудка.       — Проклят, — обессиленный шёпот. Голос надламывался, когда Тромпдой оглядывался по сторонам, рассматривал пустыми глазницами нетускнеющие горы золота, картины... В совершенном одиночестве он оседал возле безголовой, безрукой, уродливой статуи, всхлипывая, бил костяными кулаками по стенам, кричал, хватаясь за свой голый череп, и пещера вопила вместе с ним.       Но вот однажды в сокровищницу наведались четверо магов Источника. Тромпдой не видел в них надежды, убеждая себя, что незнакомцы погибнут от его руки или от «руки» его иллюзий так же, как это случалось с несколькими отважными искателями приключений ранее. Глупые, ограниченные — лучше бы ушли сразу. Но шаг за шагом они преодолевали хитроумные козни и продолжали дышать. Живые. Тромпдой злился на них, гнев его плескался, искрами рассыпался во тьме. Завидовал.       И всё-таки последнее испытание было пройдено — четверо магов Источника стояли на пороге золотой комнаты. Тромпдой «затаил дыхание», материализовавшись рядом со своим сосудом души.       — Я проклят, вы знаете, — угрюмо произнёс он, когда высокий синий ящер, прищурившись, ожидал ответа. — Чёртов Браккус Рекс. Я обязан защищать его сокровищницу, а моя душа, мой путь к свободной смерти, прямо там, на постаменте, а я не в силах её коснуться даже кончиком пальца, чтобы разбить... — Тромпдой вздрогнул, опустив голову вниз. — Каким же дураком я был, раз верил безумному королю Источника...       Тромпдой упал ниц, ожидая что угодно: незнакомцы могли поглотить его душу, сожрать самое последнее и дорогое, у него оставшееся.., но вместо этого его сосуд был разбит на мелкие кусочки — душа с зеленоватым свечением наконец обрела покой в Чертоге Отражений.       И проклятие растворилось.