один цветочный магазинчик

— Я возьму зонтик? — Чонин улыбается неловко, но достаточно мило, чтобы согласиться. — Прошлый бы для начала вернул… — бормочет Чанёль, поправляя лилии, а вслух только и вырывается, — куда тебя девать, бери, а то ещё не придёшь больше из-за воспаления лёгких. — Спасибо, хён, люблю тебя! — и колокольчик над дверью весело звенит. Чанёль тяжело вздыхает, грузно усаживаясь на стул, а Бэкхён только усмехается, проходя мимо с горшком мимозы по имени Лили. И почему только эти лилии повсюду? — Да ладно тебе, вернёт он этот зонтик, — улыбка у Бёна слишком увлекающая, что глаз не оторвать, слишком яркая, что даже солнца уже не нужно в этот дождливый день. — Когда-нибудь, — весело добавляет он, уходя в холодильник. И по маленькому помещению разносится второй тяжёлый вздох. И грустный взгляд несчастного щенка очерчивает фигуру за стеклянной стеной комнаты. — Опять по хёну сохнешь?! — гогочет Сехун, пряча смех в кулаке, и получает злобный взгляд. Так, на секунду, для профилактики, чтобы руки в примирительном жесте всё же подняли, а то что за неуважение к старой старшей персоне Пака. — Чего тебе, мелкий? — Чанёль поднимается, проходя в дальнюю часть магазина, подальше от влекущего своей красотой холодильника (в излюбленных цветах ли дело?). — Женится вот решил… — На Чонине? — тут уж время усмехаться Паку, а О только язык показывает. — Ладно, мама попросила купить нашей соседке букет на выпускной, — Чанёль усмехается во второй раз, с Сехуном такое может войти в привычку, и идёт к кассе, чтобы оглядеть весь зал и выбрать нужное. — Свести хочет? — Возможно, — О фыркает, зарываясь в телефон и уходя из реальности. — А ты не хочешь? — Чанёль и так ответ знает, но мало ли мелкий решил в натуралы податься, кто поймёт молодежь?! Может рак свистнул на горе или Чонин ему сердце разбил? — Не-а, — слышится приглушённое мычание из угла с пуфика, и Пак только улыбается: чуда не произошло (а нужно ли это?). И зарывается в цветы. — А вот и гвоздички! — слышится радостное за дверью склада, когда Бэкхён выходит из холодильника. Он бегло оглядывает скрюченную фигуру в углу и решает не трогать это потерянное дитя. — Только привезли, свеженькие! — Мелкий к Чонину что ли собрался? — Бён смотрит на белые гвоздики с красной окантовкой и морщит нос: он бы с таким к любимому не пошёл. Ой, больная тема под запретом же. — Если бы… Да и с полосатыми гвоздиками я бы его не пустил к нему, ты что! — Пак искренне удивляется, а Бэкхён только плечами жмёт, смотря вопросительно. — Они отказ означают, — Чанёль глаголет это как общеизвестную истину, а Бён только мысленно вздыхает: когда-нибудь этот человек поймёт, что для обычного обывателя цветок это цветок, а не все эти значения. Но всё равно запоминает. Интересно же. — Кому отказывает в этот раз? — усмехается Бэкхён, подбирая последнюю упаковку этих самых гвоздик, чтобы отнести их в холодильник, а то завянут же. Его бы самого кто в холодильник из тёплых объятий засунул. Желательно, паковских. Так и приходится закусывать кончик языка, чтобы не пискнуть от грусти. — Да соседке нашей, — Чанёль даже губу цепляет зубами, складывая цветы в букет, а Бэкхён залипает на секунду, почти сдвигая глиняные горшки с полок длинными стеблями. Упс. — Я бы такой тоже отказал. — Слишком страшная? — Бён улыбается будто бы всё нормально, а внутри взрывается «я красивее, присмотрись!». Глупости. Он же не девушка, да? — Слишком плоская, — точно. Он не девушка. И холодильник снова спасает своей уединенностью. А Чанёль с облегчением вздыхает. Не спалился. Он же не гей. Точно-точно! И какая всё-таки у Бэкхёна спина красивая… — Хён, готово? — Сехун машет перед глазами и Пак чертыхается, практически выпуская цветы из рук. А они же такие хрупкие! — Что, строчки в голову не лезут? — Чанёль откладывает букет на стол, поправляя положение кактуса. А то что-то как-то не по фэншуй, да и злодейский план уже в голове готовится. — Какие такие строчки? — О строит самое невозмутимое лицо, беря по максимуму из своих актёрских уроков, а Пак только мысленно гогочет, предвкушая. Шаг, поворот, захват… и победа! Телефон уже в руках Чанёля и никакие мелкие до них не доберутся. Ох, не возраст бы, и Пак показал бы ему даже язык. — Тааак, что тут у нас… — старший присматривается к строчкам, в тряске борьбы еле различая мелкие чёрточки гласных, и, прочистив горло, торжественно начинает. — Чонин, ты как апельсин, как аланин… Мелкий, как-то со стихами у тебя не очень… И с химией… — А ты ещё ужасней и старей не мог выбрать? Я его в конце начальной школы написал! — Сехун даже притопывает ногой для убедительности, Чанёль на это по-доброму усмехается и отдаёт телефон младшему, возвращаясь к букету. — Ты тогда о химии ещё ничего не знал, не ври. — Знал! А теперь послушай нормальный, — Сехун прочищает горло, а Пак в это время поднимает голову, секунду обдумывая происходящее и заглядывая в окно. — Так, нет, не хочу слушать это! И вообще, вот букет, а с мамой твоей мы потом сочтёмся, так и передай, а теперь иди, — Чанёль даже подталкивает потерявшегося в происходящем О, мысленно ухмыляясь, и когда тот наконец-то разворачивается и спустя пару шагов встречается с едва зашедшим в цветочный Чонином чуть не выкрикивает «бинго», жалея, что не купил попкорн в обед. — Привет, — с улыбкой тянет Чонин, не отрывая глаз от цветов в чужих руках. — Привет, — с явной заминкой отвечает Сехун, глубже пряча телефон в кармане ветровки. — Пока! И снова звенят колокольчики, Чанёль тихо смеётся, рассмотревший всю картину Бэкхён фыркает, а Ким только голову наклоняет в непонимании. И куда это Сехун так спешит с букетом? — Мелкого хотят с нашей соседкой свести, — невзначай проговаривает Пак, как бы между делом, поправляя подвинутые ранее Бёном горшки на полках. — Фу, она же страшная, — кривится Чонин, проходя к пуфику. — Вот и я о чём! — где-то в холодильнике во второй раз фыркает Бэкхён. Даже не понимая от чего, шестое чувство просто подсказывает фыркнуть! — И он с ней хочет… — Точно нет, — перебивает его Чанёль, набирая воду в кувшин для поливки. — Он же теб… Точно нет, — как-то резко заканчивает старший, а Ким только плечами жмёт. — Чего вернулся-то? — Мама передала вам печенек с предсказаниями, — Чонин фыркает, надоело ему посыльным быть, но достаёт из сумки коробочку. — Обожаю миссис Ким, так ей и передай! — Пак улыбается во все тридцать два, облизываясь на ходу, и с удовольствием принимает сладость. — А зонтик-то принёс? Чонин только извиняющийся улыбается и выбегает пулей из магазина под звон колокольчиков, а выглянувшая из холодильника голова Бэкхёна интересуется у едва ли недовольного Чанёля в чём дело.

«Действуй, удача на твоей стороне»

«Не забудь сказать близким слова любви»

***

Восемь утра пахнут пылью пробок, горячим эспрессо из ближайшего Старбакса и очередной партией роз. Чанёль на последнее улыбается, как Чеширский кот, аккуратно раскладывая их по вазам в холодильнике, и только на белых хмурится, как ребёнок. Всё-таки символика дружбы и невозможности полюбить на нежных лепестках не так уж радует глаз как хотелось бы. А Бэкхён без особой задумчивости поливает кактусы, хмыкая на смутное воспоминание о их значении или что-то вроде. «Тебе не надоело одиночество?» или как-то так. Бён, в общем-то, не любит кактусы. Как и одиночество. А счастливый Пак за стеклом комнаты заставляет в очередной раз пролить воду. Ну чёрт. — Хён! — Чонин кричит с порога так, что даже в холодильнике, под шум сплит-системы, Чанёль дёргается, цепляясь за шип белой розы. Знак, что ли. — Да чтоб вас, мелочь, — бурчит Пак, входя в тепло магазинчика. — Чего тебе? — Мне цветы нужны! — Ким чуть ли не перекрикивает весь мир, с пугающим энтузиазмом расхаживая по помещению. — Самые красивые! Для любимог… ой! — Для кого? — хором, ошеломлённо, переспрашивают продавцы, Чонин даже немного потухает под их давлением. — Для девушки… — неуверенно тянет он, присаживаясь на пуфик. — Красивая? — скептично интересуется Чанёль, переглянувшись с Бэкхёном. — Очень, — даже отчего-то слишком честно, что немного пугает. — Сколько лет? — Пак останавливается у дверей холодильника, поглядывая на цветы, и выжидает с остановившимся сердцем. А как же Сехун? — Мне для букета надо знать. — Шестнадцать, — Бэкхён замирает, занеся руку на верхнюю полку, и почти выливает воду на себя, вовремя опомнившись. — А волосы какого цвета? — спрашивает он. — Коричневые, — замедляется Ким, потупляя взгляд и начиная теребить пальцы. — А высокая? — Бён сильнее хмурится, а Чанёль пытается ничего не понимать. Правда. — С меня ростом, — Чонин даже рукой у лба проводит для достоверности объяснения. — Точно девушка? — приподняв бровь тянет Пак. — Хён! Чанёль! — одновременно разносится по магазину и тот пожимает плечами: а что? — А как зовут? — Чанёль уже почти дверь открывает, как неуверенно проговаривают ответ. — Се… мин, — и дверь закрывается. Пак снова незаметно переглядывается с Бэкхёном, кивая, и заходит в холодильник, оставляя младшего на растерзание коллеги. — А фото есть? — как бы невзначай интересуется старший, отворачиваясь к одиноко плавающей в аквариуме-рюмке рыбке. — Не-а, и вообще, что за допрос? — Чонин складывает руки на груди и сердито поднимается с пуфика, упираясь взглядом в ту самую рыбку. Если точнее — Лилю. И правда слишком много лилий развелось. — А чего так резко, мелкий? — разбивает неловкую тишину вышедший Пак, закрывая ногой дверь. — Предсказание, — почти шепчет Ким, а Чанёль усмехается: видимо, миссис Ким поленилась в этот раз с подписями. — И прямо точно уверен? — так, на всякий случай. Чтобы Сехуну не было больно. — Да, — поджимая губы отвечает Чонин, подходя к столу. — А что они означают? — Белые лилии — надежду, фиолетовые хризантемы — оригинальность и искренность, персиковые розы — скромность, — Чанёль на автомате пожимает плечами, закрепляя бумагу, и отдаёт букет чуть ли не виляющему хвостиком счастливому щеночку, который практически тут же вылетает из магазинчика под любимый звон. — Как думаешь, это Сехун? — Бэкхён улыбается, провожая удаляющийся силуэт в окне. — По описанию подходит… — Пак подхватывает улыбку, прибираясь на столе после заказа. — Ох, надеюсь эти детишки наконец-то будут счастливы! — Бён даже в ладошки хлопает, с нежностью поправляя ненавистные кактусы, но сердце Чанёля все-таки умудряется остановить. — Но как же глупо бросаться во все тяжкие только из-за предсказания в печенье матери. Пак усмехается одобрительно, а в кармане сжимает бумажку с силой, забывая о букете для своего коллеги. Точно, они ведь просто работают вместе! И для всех Чанёль натурал. И по жизни Бэкхён натурал. А холодильник вновь спасает уединением.

***

Вечером обычно клиентов больше и Чанёль даже вымотаться успевает, подбирая цветы для каждого и по случаю, вновь царапая пальцы лепестками и бумажными лентами, и под шум переворачивающийся таблички «открыто» выдыхает радостно, падая на стул еле живой тушкой, уже давно позабыв о предсказании из печенья. Ещё нужно подмести пол, проверить температуру и влажность в холодильнике, посчитать на складе остаток раствора для хранения цветов, посмотреть цветы в пачках — вдруг какие подвял- На столе, среди остатков бумаги, оборванных листьев и опавших лепестков, лежит одинокий красный тюльпан, и Пак даже горько усмехается — чего это признание в любви валяется на его рабочем месте, если и продаж его сегодня не было. И даже поднимается, беря в руки ещё холодный цветок — явно недавно из холодильника вытащили. А под ним мятым клочком бумаги «не забудь сказать близким слова любви» и потупленный извиняющийся взгляд из-за дверей склада. — Глупо же бросаться во все тяжкие только из-за предсказания в дурацком печенье, — повторяет утренние слова Бэкхёна Чанёль, не отводя взгляда от чужой головы. — Не называл я его дурацким, очень даже вкусное, — Бён всё же решается выйти из своего убежища, устремляя взгляд в пол. — А… — Ты мне нравишься, — перебивает Бэкхён смотря прямо в глаза, как взрослый и разумный, он же не может позволить себе волноваться, как школьник. Но ладошки потеют словно в аду. Может это он и есть? Чанёль ведь натурал… — Уже давно, — менее уверенно и тише. Пак тушуется, смотря то на цветок, то на парня перед собой, и снова, и снова, и в итоге откладывает растение, быстро направляясь в сторону холодильника. — Подожди! — только и успевает разнестись по залу перед закрытием двери, а Бёну взгляд поднять страшно, мало ли, что этот младший удумал. — Вот! — будто пулей подлетев практически выкрикивает Чанёль и суёт что-то в так и не поднятое лицо друга. — Глоксиния — любовь с первого взгляда, а я знаешь как тебя увидел и… Подожди! Бэкхён всё-таки поднимает взгляд на вновь убежавшего парня и даже посмеиваться начинает от его мельтешения по холодильнику и обратно, уже с амброзией, так себе сочетающейся с глоксинией, но. — Амброзия — взаимная любовь, вот, — выдыхает Пак, пытаясь сдерживать отдышку, чтобы не испортить момент. — Отдышись, герой-любовник, а то я даже поцеловать тебя не смогу, как принято по канонам ромкомов, — Бэкхён позволяет себе засмеяться над всем: над их глупостью, медлительностью, этой ситуацией, над лицом Чанёля в этот момент. А тот сам подхватывает эту волну, потирая ладонью лицо. И всё бы хорошо только это не ромком, а в жизни всегда есть это «но». В лице тонсэнов или же нет — решать обстоятельствам, а сейчас Бён только выдыхает со смешинками «иди открывай» и усаживается на край стола, откладывая амброзию и глоксинию к тюльпану. — Что с вами? — удивлённо интересуется Пак, делая пару шагов назад, когда из сумерек выходят две побитые фигуры. Но довольные и вроде даже за ручки. Беспокоиться или плакать? — Представляете, прихожу я к нему в школу с букетом и останавливаю старосту его, Семин, ну чтобы спросить в школе ли этот, а он как набросится на меня! — Чонин хмуро поглядывает на Сехуна, пока тот прячет взгляд в кактусах, а Бэкхён пытается скрыть смех за кулаком. — Я думал, что ты ей в любви признаёшься! Это ревность была! Я тебя с конца начальной школы, вообще-то, люблю, — О надувает щёки от обиды, Чанёль переглядывается с Бёном, так же упираясь губами в кулак, и одновременно они не сдерживаются, врываясь в угрюмый мир младшеньких своим хорошим настроением. — А букет-то где? — пытаясь отдышаться интересуется Пак, начиная подметать и по пути слабо бьёт по чужим ногам за глупость. — Потерян в бою, предполагаю, — посмеивается Бэкхён, ставя несуразное трио из растений со стола в вазочку у рыбки. А парни только кивают. — А тебе хоть понравился? Я же специально для тебя делал, Сехун, — Чанёль бы даже рад обидеться на такое отношение к своим цветам, но слишком прекрасный вечер не даёт. И горящие глаза Бёна. — В смысле специально для Сехуна? — удивляется Чонин, хмуря брови. — Конспиратор из тебя, как из нас умные люди, — пожимает плечами Бэкхён под улыбку Пака и подходит к младшим. — Ну что ж, совет вам и любовь, дети наши, а теперь на выход! — Почему? — тянет Сехун, поджимая губы. — Магазин закрыт, посторонним вход воспрещён, — Чанёль подмигивает парням и прячется в холодильнике с оставленным напоследок «и зонтики не забудь завтра», пока Бэкхён выпроваживает их, удовлетворённо выдыхая со звоном колокольчиков после закрытия двери. — Жестоко, — тянет Пак, заходя в магазин. — Но правильно. — Понимаешь же, что мы по уровню мышления приравниваемся к ним. Если бы не печенье… — едва ли удручённо тянет Бён. — Зато будет что внукам рассказать! — уверенно утверждает Чанёль, чуть ли руки в бока не упирая. — Пак, это тебе не ромком! — Бэкхён смеётся, мимолётно касаясь чужих губ, пока младший ничего не понял, и быстро удаляется в другую часть магазина. — А теперь давай прибираться, кажется, ты мне задолжал ужин, так что поспешим. — Когда это? — удивляется Пак. — Когда я продвинул наши отношения с мёртвой точки, — поправляя невидимые очки на носу, словно школьник притворяясь умным, отвечает очевидное Бён, фыркая. — Справедливо, — Чанёль улыбается, удаляясь в холодильник, и впервые не хочет в нём прятаться, быстрее прежнего проверяя данные и цветы.