«Залевски остался без ответа....»

С момента «странного» дежурства прошло три однотипных дня. Залевски дежурил посменно, приходил домой к своей беременной жене, снова и снова возвращался на работу. Вновь и вновь работа его бесила, приносила боль внутри, сожаление и отвращение. Жестокое обращение с заключенными жгло его доброе сердце. Несправедливость к «таинственному» заключенному жгла его еще сильнее, обжигая внутри. Ночные кошмары разъедали неосознано его нервы и терпение. Ему снился найденный «таинственный» заключенный, который сбегал и убивал охрану тюрьмы Шоушенка. Залевски наблюдал за происходящим с камер видеонаблюдения. Он ничего не мог сделать, он только наблюдал, как его товарищи по работе падают на пол от пуль, выстреленных то в колено, то в сердце, то в голову, не один из охранников не в силах встать на ноги, кровь заливает их тела вокруг. Цепочка безжизненных тел растет с каждой секундой. Залевски не видит того, как заключенный их убивает, он видит только то, что они падают и падают, один за другим, не ожидая такого поворота… Залевски просыпается вспотевшим, напуганным, растерянным. Тихо поднимается, не будит жену и отправляется на работу. Не сообщив о своем внутреннем состоянии никому. С болью, с горечью и нежеланием он заступает на смену. Садится на стул и наблюдает за заключенными. Каждый раз одно и то же. Он смотрит на камеры и видит жестокость. Залевски вспоминает о своем звонке, встрече с адвокатом и в его сердце теплится надежда на Генри Дивера. Адвокат пообещал помочь «таинственному» заключенному и ему предоставить защиту, как свидетелю. Он ждет. Он верит. Он скоро отсюда переедет и сдаст все грехи тюрьмы Шоушенка. Время идет, и оно идет к нему навстречу, медленными шагами… Залевски старается каждый раз навещать «таинственного» заключенного. Он хочет спасти его, помочь ему обрести новую жизнь на свободе. Порой он пытается разговорить его, но заключенный только молчит. Смотрит грустными глазами и иногда встречается с взглядом с Залевски. По телу от его взгляда проноситься боль, такое ощущение, будто холод просачивается из самой тьмы. День за днем ничего не менялось. Ничего не менялось. Ничего. Залевски чувствует в тюрьме, как легкие наполняются серым воздухом и направляется к «таинственному» заключенному. В этот раз он решил его приободрить. — Как только я дам показания, мы с тобой выберемся с этого гадюшника. За этими стенами целый мир, — Залевски обернулся и указательным пальцем показал на камеры. — Видишь там камеры? Я присматриваю за тобой. Заключенный направил взгляд вверх, пытаясь из тьмы, окутавшей его клетку увидеть небольшой глаз, под названием "камера", которая за ним наблюдает. Тем временем Залевски сжал руку в кулак и просунул её через маленькое окошко в двери. Заключенный опустил медленно взгляд на его руку. В глазах рисовался испуг. Залевски продолжил приободрять его: — Ты должен сжать руку в кулак, как я, — объяснял охранник, тем самым заключенный задумчиво вытянул свою руку и начал её сжимать. — Да вот так, — подтвердил его правильные действия Залевски. — И стукни по моему. Парень медленно сквозь открытое окно тяжелой старой двери протянул сжатый кулак и тихо, еле слышно стукнул по кулаку охранника. Залевски обрадовался даже такой реакции от «таинственного» заключенного. — Мда, молодец, — охранник убрал руку и поднялся с корточек, — Не грусти. Залевский покинул заключенного, до сих пор не услышав от него ни слова. Он оставил его одного. День за днем ничего не менялось. Ничего не менялось. Ничего. Один звонок изменил все. Залевский берет трубку и слышит голос: — Дэннис, привет. Я Генри Дивер. Слушай… Планы поменялись. Я не могу остаться в городе. Для меня это слишком сложно. По семейным обстоятельствам мне нужно уехать, как можно скорее. Лучшее решение будет для всех согласиться на сделку, чтобы его выпустили, и тогда завтра я смогу быть в Хьюстоне. Знаю, что ты готовился к суду, и что в тюрьме есть еще и другие проблемы, но… мы должны просто вытащить парня. Слова Дивера застряли в голове парня. Они крутились, вертелись, скакали по всему мозгу… Охранник присел на скамейку, чувствуя внутреннее удушение от слов… он находился в раздевалке для персонала тюрьмы, силы покинули его, он не хотел никуда идти, но Денис собрался с духом, переоделся и отправился на свой пост. В душе разгоралась злость, отчаяние, надежда разлетелась на мелкие кусочки. Он открыл дверь и как всегда увидел сменщицу, вместо её стандартных слов «улыбнись», она сказала «похлопать». Залевски неохотно похлопал в ладоши, по указанию. Тюрьма. Камеры с заключенными. Камеры видеонаблюдения Стул. Кружка. Маркер. Тишина. Жесткость на экране. Щелк. Залевски берет черный маркер, которым не один раз разрисовывал экраны. В этот раз он выводит иксы «Х» или же крест. Берет в руки пистолет, заряжает его. В его мысли заползает то самое видение, которое в дальнейшем мучило его во снах. Он становиться на место «таинственного» заключенного, который сбежал и убивал охрану тюрьмы Шоушенка. Залевски выходит со своего кабинета и начинает стрелять в первого попавшегося охранника. Действие сна и видения повторяются, Залевски начинает стрелять в каждого охранника с которым работал вместе и с некоторыми проводил время вне работы. Он как запрограммированный робот продолжает убивать. Залевски не чувствует ничего. За его спиной уже три мертвых тела. Они лежат на холодном полу, головой вниз, с ран течет кровь… красная кровь заливает весь пол. Залевски продолжает охоту. Охранник спускается на уровень ниже, видит товарищей по работе и выстреливает им в голову. Вскоре за ним выросла цепочка трупов сопровождающая до кабинета директора Шоушенка. В приемной он убил последнего охранника, выстрелив в спину. Весь в крови он заходит в кабинет и перед его глазами стоит растерянный адвокат, тот самый, который обещал ему защиту… — Я хочу дать показания… Последнее слова Залевски произносит тихо, спокойной, в его глазах кроется растерянность и никакой злости, обиды, отчаяния… Взрыв. Залевски остался без ответа… Без ответа «таинственного» заключенного, который сбегал и убивал охрану тюрьмы Шоушенка, и без ответа Генри Дивера…