Руководствуясь точеными пальчиками с нейтральным маникюром, синий маркер уверенно скользил по белому полотну доски, выводя тему урока.
Хрупкая спина учительницы то и дело натягивала тонкий шелк блузки, которая едва просвечивала, позволяя выделить контур кипельно-снежного белья. Черная юбка-карандаш строго ниже колен, подчеркивала налитые бедра и тонкую талию. Туфли на шпильке уже были ненавистными, потому их давно заменили аккуратные лодочки с невысоким каблучком.
Первая учебная неделя в этом году выдалась дождливый. Ученики, еще свежие и отдохнувшие за летние каникулы, вели себя относительно терпимо, лишь едва слышно перешептываясь. Но Олидолина Татьяна Дмитриевна еще помнила себя в школе, потому не затягивала удила на безупречном поведении.
Уже не девушка, но еще не женщина иногда задумывалась, почему остальные ее коллеги то и дело выдают гневные тирады на 11-Б, но она сама не видела ничего предосудительного в их поведении. Большинство знают предмет на твердую троечку, есть несколько отличников, которые претендуют на медаль. Вероятно, ее вина в том, что она еще не возненавидела историю и преподавание из-за небольшого опыта, потому рассказывала с вдохновением. Кто знает…
На ее уроках всегда был порядок и редко приходилось повышать интонации или бравировать правами преподавателя. За редким исключением.
— Кириленко, вы мне можете рассказать о революции в естествознании ХХ века? — упрямо держа себя в руках, ровно сказала Татьяна Дмитриевна, заметив очередной самолетик мелькнувший мимо. Она стала медленнее писать, чтобы выполнить дыхательное упражнение и не сорваться на единственном ученике, который ее выводит одним только фактом своего существования.
— Чего я-то? Татьяна, Дмитриевна, я ведь тихо сидел, — тут же затараторил провинившийся, но его улыбка скользила в каждом слове.
Сосед нарушителя зашипел что-то другу на ухо, но тот не унимался:
— Вы же спиной к нам стоте, с чего решили, что мой самолетик. Это вообще Фронин бросил.
Даже не сомневаясь и секунды в то, что увидит, преподаватель обернулась, одновременно подбирая предмет срыва темы.
— Ваша репутация, Кириленко, работает против вас уже давно. Как и репутация Фронина действует в его пользу, — парень тут же поморщился, поняв, что зря приплел убежденного отличника. — Перед вами лежит выпотрошенная тетрадь и я не замечаю ни на одном из ее листов тему урока. Вы либо гордитесь тем, что являетесь ярко выраженным олигофреном, либо не понимаете, как оскорбляете окружающих, считая всех идиотами, — договорив, она подошла неспешно к своему столу, выдвинула нижний ящик и бросила едва смятый кусок бумаги к остальным собратьям, коих набралось за прошлый учебный год немало. Она сама бы не смогла ответить на вопрос зачем собирает самолетики.
Злость промелькнула на лице красавца, пользующегося большой популярностью у девушек, о чем прекрасно знала Татьяна. Она не понимала только почему он ведет себя так только на ее дисциплине. Ведь, согласно мнению остальных преподавателей, которые имеют несчастье учить этого недоумка, он весьма эрудирован.
Да ни в жизнь она не поверит, что этот недомачо местного разлива способен запомнить что-то типа теории общественного развития постиндустриального общества или перечень основных проблем транснационализации мировой экономики. Может он успешен в точных науках. Бывает ведь так. Но явно не силен в перипетиях исторических фактов. Это ли не показатель, что следует вести себя тише и слушать о чем говорит учитель, раз у тебя проблемы с предметом, а не срывать урок.
Увидев, что парень затих и сверлит ее взглядом, Татьяна поняла, что перегнула палку с олигофренией, но не смогла удержаться от этой колкости. Еще с прошлого года, как ее перевели в эту школу, их отношения не менялись. Порой, молодой женщине даже казалось, что ученик так неумело демонстрирует свою симпатию. Ставя себя на место его одноклассницы, она понимала, что ее бы издергали за косу, которая сейчас все время была собрана в низком пучке. Ведь именно так поступали парни, которые учились с ней. Своеобразные гормональные игры она не воспринимала всерьез и достаточно терпимо относилась к таким знакам внимания, не разоряясь на авансы. Но этот человек дергал вместо волос что-то в ее душе и приходилось едва ли не унижать его, потому что иначе он не унимался. Все равно на следующем уроке будет все то же самое.
Но, как ни странно, последующие три недели Кириленко вел себя необычайно спокойно. Даже что-то отвечал на уроках, правильное.
Выдохнув с облегчением, Татьяна, наконец, обрадовалась, что парень взялся за ум. Это почему-то было важно.
Оказалось, не надолго.
— Татьяна Дмитриевна, а вы почему не замужем? Неужели не нашлось достойного заучки на пути, который согласился бы в постели с вами обсуждать антифашистскую коалицию?
Услышав вопрос женщина вздрогнула. Ушат унижения, вылитый на нее поразил что-то в груди, где все сжалось тисками. Даже где-то заблудившаяся слеза попросилась на волю, заставляя напрячься сверх меры, дабы не дать ей свободу.
Девушки в классе тут же загудели обзывательства в адрес своего любимчика и, даже друг Кириленко, рывком придвинувшись, резко уставился на парня:
— Меч, какого хрена ты несешь, придурок?!
Взяв себя в руки, Олидолина прошла деревянным шагом к учительскому столу и вывела из спящего режима ноутбук. Открыв журнал класса, ввела несколько пометок. Перед глазами почему-то замелькали картинки, как ее подвозил сегодня к школе сосед, давно звавший на свидание. Может и правда согласиться? Все-таки ей почти тридцать стукнуло. Вероятно, сказанное учеником было слишком острой правдой, раз так больно укололо.
— Мечеслав Кириленко, я освобождаю вас от посещения моей дисциплины. Вы автоматом получаете зачет по контрольным и четверку в аттестат. Чтобы вам, не дай Бог, не пришло в голову пересдавать предмет. Теперь сделайте нам всем одолжение — покиньте аудиторию.
Она говорила мертвым голосом и даже не взглянула на него. В классе образовалась тишина. Все были в шоке, но никто не пытался что-либо сказать. Даже сам провинившийся.
Внутри копошилась колючая и мерзкая тварь, задевая все органы и потроша сердце. За что так с ней? Она ведь не валила его, без необходимости и не концентрировала особого внимания, пока он сам не вынуждал.
Судя по выражению лица, Кириленко что-то для себя решил, кивнул и, шустро собрав вещи, подошел к учительнице. Нависнув скалой над хрупким преподавателем, юный мужчина сжал кулак, скрипнув лямкой рюкзака.
— Вы не расслышали, Кириленко? — все же подняла взгляд Олидолина. Заметив блеск слез в карих глазах, парень что-то глухо рыкнул и резво вышел из комнаты, чеканя шаг.
Остаток рабочего дня прошел для Татьяны как в тумане.
Собирая свои вещи, готовясь отправится домой, женщина, по какому-то внутреннему наитию открыла нижний ящик и выгребла оттуда с удовлетворенным гневом все содержимое. Смяв бумагу в ком, она запихала его в мусорное ведро. Злые слезы непонимания и обиды захлестнули молодую учительницу. Внезапно расплывающийся взгляд уловил какие-то надписи на самолетиках. Развернув один из них, она с удивлением прочла: “улыбнись”. Второй “попросил” ее не хмурить милые бровки. Захватившее неверие поселилось пустотой в мыслях. Только прочитанные строки мелькали перед глазами: тебе идет эта юбка, ножки не болят на каблуках-то целый день, я оставил тебе зонт в ящике парты — на улице ливень, выглядишь уставшей… И все в таком же роде.
Уставившись в стопку расправленных листов на своем столе, она нелепо улыбалась глядя в никуда. Глупый колючий зверь в груди обхватил пушистыми лапами сердце.
***
Не торопясь идя по вечернему тротуару, Татьяна смотрела себе под ноги и не верила в произошедшее. Это что же получается, она ему нравится? Необъяснимый восторг по этому поводу обескураживал. Так или иначе у таких отношений нет будущего. И дело не только в том, что они учитель и ученик. Большая разница в возрасте и многое другое не дадут этому цветку распустится во всю силу, загубив его в состоянии бутона.
Внезапно из-за угла дома вышел виновник ее мыслей. Он явно шел по своим делам, но заметив Олидолину тут же сменил направление.
— Татьяна Дмитриевна, что же вы одна гуляете в такое время? — усмехаясь приблизился он.
Женщина застыла, не зная как себя вести. Уже почти лишившийся подростковой угловатости парень был на голову выше ее и явно массивнее. Бритые виски и кожаная куртка создавали хулиганский антураж его образу, но глаза казались добрыми. Она не видела этого раньше, не хотела замечать или взглянула по новому на ученика. Хотя, имела ли право она на него так смотреть?!
— Кириленко? Добрый вечер. Сами-то почему так поздно прогуливаетесь? — нужно было хоть что-то сказать. Она все же учитель и не должна демонстрировать какое-то особое отношение. Она — правило, пример и достойный образец поведения.
— Мечислав, — нахмурившись сказал он.
— Что? — не поняла Татьяна. Зачем?
— Назови меня по имени, — подошел на шаг ближе. Почти впритык. Улица была пустынной и внезапная дрожь страха пробежала по телу учительницы. Вряд ли он стал бы…
— Назови, — повторил, сделав еще шаг на встречу, а женщина продолжала пятится, врезавшись спиной в стену.
Испугано заметался взгляд. Порыв ветра бросил на лицо выбившиеся из прически каштановый кудри.
— Я просила вас не приближаться ко мне, — она защищается?
— Не помню такого, — снова завлекающе улыбнулся. Ему бы немного опыта и будет первоклассный соблазнитель. — Ты меня сегодня из класса выперла. За что? Обиделась? Ты прости, я не хотел. Как увидел тебя утром с тем хмырем, как перемкнуло. Хотел подойти и морду ему набить, но могли возникнуть проблемы, — и крадется все ближе, неслышно, так, что уже почти коснулся ее — хищник чертов. Пришлось отвернуть лицо. — Танечка, ну что ты дичишься меня? Я еще понимаю в школе, но здесь же… Ну взгляни на меня, маленькая, — ладонь ласково провела по щеке, касаясь кончиками пальцев уголка напрягшихся губ.
— Кириленко, отойдите от меня. Что вы себе позволяете? — бросила, упираясь ладошками ему в грудь. Снова затрепетал внутри страх. С плеча соскользнула сумочка и больно ударила пряжкой.
— Что позволяю? — рыкнул, схватив за хрупкие плечи. — А ты, сколько будешь издеваться надо мной? Даже не смотришь в мою сторону. Что мне сделать, чтобы ты увидела меня?
Все эти детские записки, цветы и фрукты на столе, которые словно не замечала...
— Отпустите, — пискнула уже почти ему в губы, которые резко накрыли ее уста. Поцелуй был больше похож на борьбу. Злые покусывания и попытки проникнуть в сладкое нутро рта раззадоривали наглеца. Ладони заскользили по талии, прижимая к крепкому мужскому телу.
Расслабилась. Впустила. Наконец-то. Внезапная боль в паху замерцала звездами за закрытыми веками. Отринув, парень застонал, хватаясь за ушибленное место. Бросившись испуганной птицей прочь, сама себя испугавшись, того что понравилось, того, что хотелось еще больше, Таня не смотрела куда бежит. Громкий гудок автомобиля, осветил в полумраке галогеновым светом. Она даже не успела вскрикнуть. Тяжелый удар молнией боли полоснул тело.
***
— Дома прочтите 36 и 37 параграфы. Будьте готовы к устной контрольной, — записывая в журнал итоги проведенного урока, Олидолина Татьяна Дмитриевна недовольно поморщилась: — Вы ничего не забыли, Кирилинко?
Уже почти вышедший из аудитории парень заулыбался и получил дружеский тычок в спину от лучшего друга: — Иди, я не буду ждать.
Последняя пара на сегодня. Татьяне было сложно за последнюю неделю, ловить осуждающие взгляды в учительской. Но разыгранная Мечиславом сценка под названием “Мы очень нуждаемся в уроках Татьяны Дмитриевны, а не ее замены” сделала свое дело. Никто пока и слова не сказал, что она все ждала приглашения на ковер к директору.
Стоит ли оно того?
Парень дождался пока класс опустеет и прикрыл дверь.
— Ничего не забудь.
— Я только раз забыла телефон, ты мне теперь его будешь долго припоминать.
— Да, — с наслаждением зловредно улыбнулся и подхватил на руки свою любимую учительницу.
Нога с белым гипсом нещадно чесалась, но кататься между кабинетами на руках у парня Таня будет еще долго. Хорошо, что хоть машину отремонтировали вовремя и не приходится ездить на общественном транспорте. С личным водителем тоже проблем нет. Может сегодня она даже пригласит его на чашечку кофе.
