Улыбка

Она думает, в ее имени заложены инициалы родителей — Ки’Ра. Так хотя бы есть чувство, что она не появилась из ниоткуда, что не с самого рождения ее топчут, втачивая в долги и унижения. — Пора принять то, кто мы, — говорит Хан, уткнувшись в ночное небо. — Принять, что не повезло родиться лордом или принцессой, и бежать отсюда как можно дальше. Небо, полное алмазных звезд — единственное богатство, которое у них есть, единственная видимость свободы, и Хан вцепляется в неё мертвой хваткой, облачая в мечту о собственном корабле. Ки’Ра смотрит на небо ладонь в ладонь с Ханом, и после рукам нестерпимо холодно, когда она остаётся под этим небом одна. Она обнимает себя за плечи, представляет Хана рядом и — улыбается. Так хотя бы есть чувство, что она не одинока в галактике. Ки’Ра до зеркальной точности воспроизводит ухмылку Хана, когда угоняет спидер. Впервые сама, впервые одна. Ее маленькое соло на фоне кровавого заката. Ветер врывается на излете в ее волосы и бьет плашмя в грудь, и Ки’Ра кричит во весь голос, довольная собой и свободой. Кто-то ей сказал однажды, что счастье и свобода пролетают незаметно. У Ки’Ры они проносятся с бешеной скоростью спидера и длятся меньше получаса, когда ее догоняют вооруженные люди. — Ты угнала не тот транспорт, сладкая, — мужчина в чёрном говорит с ней не спеша и насмешливо, не отвлекаясь от заточки кинжалов. Свет от их золотых рукоятей разрезает сгущающийся вечер, и в них Ки’Ра видит отблеск всех звёзд, которые она делила с Ханом. У мужчины в чёрном лицо усеяно морщинами, скрытыми за шрамами, и потому он задерживает шершавую ладонь на ее гладком лице, впивается в него взглядом голодным и восторженным. Так смотрят на выгодный товар или на красивую игрушку, и Ки’Ра сдерживает себя от удара, позволяя его пальцам пройтись по волосам, изгоняя из них вольный ветер, а после приподнять за упрямый подбородок. — Я всего лишь хочу уехать из этой помойки, вот и все, — цедит она сквозь зубы и ловит в ответ усмешку. Зубы у мужчины острые, как лезвия капкана, но Ки’Ра отбрасывает эту мысль, когда он, откинув плащ, приглашающим жестом указывает ей на свой звездолет, золотой линией расчертившей небосвод. — Тогда добро пожаловать в «Багровый рассвет». Имя у него тоже острое и резкое — как зигзаги молний, которые хорошо видны из окон его спальни. Ки’Ру обнажают перед ним в первый же вечер, но Драйден — лорд Вос, поправляет себя она — касается ее сдержанно и в то же время по-хозяйски. Драйден склоняет голову на плечо, грубо проходится по ее маленькой груди, сжимая пальцы на соске. — Думаю, тебе пойдут ее платья, — выдаёт он, отстраняясь. — Чьи платья? — неслышно спрашивает Ки’Ра, проклиная саму себя за согласие и Хана — за то, что не вернулся. — Той, что была до тебя, — нараспев произносит Драйден и кривит бледные губы, завидев тень на ее лице. Ки’Ра встречает гостей корабля как хозяйка, но без расчётливого великодушия лорда Воса. Ки’Ра ведёт календарь его встреч и убийств. Все это — по указанию Драйдена, и один раз без его разрешения Ки’Ра встревает в спор с дельным советом на вооружении. Во второй раз — он спрашивает ее совета уже сам. В третий — Драйден хлопает ладонью по месту возле себя в кабинете и берет Ки’Ру с собой усмирять восставших рабов. — Сожаления? — спрашивает он слегка свысока, но на тон ниже, чем раньше. — Никаких, — вовремя отзывается Ки’Ра и отсекает рабу язык под корень. «Лучше они, чем я», — Ки’Ра втирает в кожу масла и эту мысль, смывая с себя чужую кровь. А Драйден вновь хлопает ладонью, указывая ей место — уже на мягких простынях из шелка Набу. Как будто у Ки’Ры есть выбор, как будто есть возможность сказать «нет» с позорной отметиной на запястье. У Драйдена такая же — бледнее, древнее, скрываемая за тяжелым браслетом. — Рабы могут высоко подняться, — поймав ее удивленный взгляд, выдыхает он вместе с дымом, влажный и сладостно изможденный после Ки’Ры. — Один мой хозяин хотел, чтобы я дрался с яростью тигра, и решил, что это, — Драйден обводит ее пальцами шрамы на своём лице, — мне поможет. Это и вправду помогло. У неё, как у рабыни, есть цепи — это кольцо холодных рук нелюбимого мужчины, сжимающих ее крепко по ночам. «Рабы могут высоко подняться», — повторяет про себя Ки’Ра, сведя два заклеймённых запястья, своё и Драйдена, вместе. «Пора признать то, кто ты. Признать и бежать дальше», — вспоминает Ки’Ра и тут же себя одергивает. Принять и подняться выше. И вместо Драйдена и его мертвых голубых глаз она представляет рядом с собой Хана, тепло его смеха и обещание, которое он не сдержал. Представляет и — дарит его призраку прежнюю свою улыбку. Счастливую. Яркую. Такую сильную, что тягуче ноют мышцы с непривычки. Так хотя бы есть чувство, что она не изменилась.