Porcelain

У Майка светлые глаза и белая кожа, и по утрам следы от подушки на его плечах и лице выглядят как шрамы. У Майка белая кожа, настолько, что вены можно прослеживать пальцами, распутывать взглядом их переплетение под кожей. У него быстро сходят шрамы и заживают раны, а вот следы от зубов и пальцев держатся долго, и остаются ярко-красными, как запрещающий сигнал светофора. Майку приходится надевать свитера под горло и с длинным рукавом, потому что у него очень говорящие синяки и ссадины вокруг запястий, и налившийся кровоподтеком след от зубов на стыке плеча и шеи. Майку жарко сидеть целый день в свитере, но он совсем не против. В тот, самый первый раз, Райан осторожничал как-то больше обычного, ведь черт, это же Уэстон, с этими его большими глазами и всеми этими «ты-герой-и-назвал-меня-по-имени-о-боже» взглядами, с тонкой кожей на запястьях и длинными пальцами. Но тот ерзает, выдыхает, прижимаясь ближе, и хрипло бормочет, шире разводя колени: - Мне не 15, и я не фарфоровый, Райан, давай уже. И Райан только беспомощно и как-то обреченно выдыхает, послушно толкаясь, сжимая пальцами бока Майка и входя глубже, на всю длину, жмурясь и утыкаясь лбом между его лопаток. «Я не фарфоровый, Райан, иди, не упусти чертовых ублюдков». У Майка бледные губы и пальцы в крови, медленно и вязко сочащейся из пробитого бедра, и Харди наклоняется, коротко целует Майка и бежит дальше, по шаткой, проржавевшей лестнице. В конце концов, Майк прав. Он агент, и достаточно тренированный боец, чтобы справиться и не с такими повреждениями. Но Райану Харди всю жизнь кажется, что все люди, которые оказываются к нему слишком близко, становятся хрупкими, как тот фарфоровый мамин сервиз, который так легко разбился, стоило зацепить коробку. И он больше всего на свете надеется, что никогда не увидит, как по его вине разобьется еще один человек, которого он любит.