Валентин

Запах пыли и нечистот. Он привык к нему за эти месяцы, годы; он уже почти не замечает его. Ему все равно на шум дороги над головой, на контору, где продают воздушные шарики («И как они могут здесь находиться?»)... Как может место, где работают люди, приносящие другим счастье, сочетаться с запахом дерьма из канализаций?! Привычно заглянув внутрь невзрачной конторы, Валентин продолжил свой путь. Сегодня было как-то непривычно холодно, на магистрали же, через которую лежал его путь, было еще холоднее. Выходить из перехода вовсе не хотелось: на улице шел снег вперемежку с градом, было так мокро, так противно... Мерзость. Длинное черное пальто молодого человека было слишком тонким для того, чтобы в полной мере защитить его от последствий такой погоды. Но он казался очень слабым только на первый взгляд, на самом деле он болел в последний раз в раннем детстве, хотя никогда не одевался по погоде. Высокий, худой, белокурый, он всегда смотрел на болезни через очки собственного презрения, а оттого не боялся ни заболеть, ни, тем более, умереть от какой-либо болезни. Пожалуй, он боялся только любви. Боялся, что когда-нибудь он снова встретит ее – девушку в растянутом черном пальто, почти в таком же, какое сейчас было на нем. Боялся, что когда-нибудь он снова услышит ее тонкий голосок: «Валентииин! Подожди! Куда ж ты идешь так быстро? Время не убежит... Валь, надень шапку, заболеешь же... Валь... Ну не смотри на меня так...» «И как же это я на тебя смотрю?» – все время спрашивал он. «Как-то странно, – отвечала девушка, резким движением смахивая с лица длинные растрепанные волосы. – Словно бы успокаиваешь...» Он улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. Наивный мальчишка, он решил, что она любит его! Как это было лестно, спрашивать у нее: «Ты меня любишь?» и слышать тихое «Да»... Целовать ее непослушные, вечно растрепанные волосы... Тогда он знал, что любил не ее саму, а лишь ее голос: он казался ему райской музыкой, журчанием ручья, звучанием флейты... Самым совершенным музыкальным инструментом из всех. На углу перекрестка стоял какой-то студент и играл на флейте. Красиво играл, живо... Ее голос был точно такой же: переменчивый, гармоничный, мягкий. «Валь!» – Что за чушь... – пробормотал Валентин, кидая в шапку студента мятую купюру. – И покажется же... «Валя! Ва! Лен! Тиин! Ну куда, куда ты так спешишь?» – отчаянно кричала флейта. Он привычно обернулся, собираясь ответить, но за ним была пустота и студент, играющий исполненную грусти мелодию. В сердце Валентина не было ничего, корме пустоты и какой-то непонятной грусти. Они поселились в его сердце уже давно, с тех самых пор, как Флейта исчезла из его жизни. Отчасти, он сам был виноват в этом, ведь он не играл на ней. Он уже давно перестал отвечать на ее вопросы, на ее звуки, он просто наслаждался ее звучанием. Пока она не ушла. Она ушла незаметно, тихонько, осторожно прикрыв за собой дверь. Говорили, что она уехала, и он доконал всех ее знакомых, пытаясь выяснить, куда именно она направилась. Он даже поехал за ней, но было слишком поздно. Она исчезла бесследно. И, когда он наконец сошел с обратного поезда, он уже не был ее Валентином. Его заменил кто-то другой – незнакомый, угрюмый, печальный. Всегда аккуратное черное пальто износилось за время беспокойной поездки, растянулось и стало бесформенным, как его душа. Выражение лица тоже поменялось, оно стало каким-то сырым, мерзким, как погода этим морозным утром. С того дня Валентин уже не ходил быстро, а постоянно останавливался, словно поджидая ее... «Ва! Лен! Тииин!» – звенели в его ушах удаляющиеся трели Флейты. Так, под стук колес поездов и непрекращающийся гул двигателей, прошло два года. Валентин не смог избавиться от маски, которую надел на себя после того, как понял, что она не вернется. Высокий, худой, белокурый, он шел через переход, одетый во все то же черное пальто. Почему-то он так и не нашел сил расстаться с ним, хотя оно стало, кажется, еще потрепаннее, чем было ее. Все та же контора, где продаются воздушные шарики («Неужели, она еще не закрыта?»), все та же канализационная вонь... И девушка. Длинные темные волосы заплетены в аккуратную косу, на плечах – маленький изящный рюкзачок бежевого цвета. И пальто. Белое. Такое аккуратное, что девушка казалась совершенно неуместной в этом грязном, исписанном граффити переходе. В руке она держала большой воздушный шарик. Этого просто не может быть! Это не она! И губы его сами собой расплываются в прежней, ребяческой улыбке... – Валь... Ты так и ходишь без шапки? – устало ворчит Флейта. В ее глазах светятся нежность и какая-то детская чистота, которой не было раньше. – Совсем не изменился...