CHILL OUT/ОСТЫНЬ

      — Раз, два, три…       Пинок в живот — чтобы дезориентировать, и сразу ударить в голову. Он падает, неловко взмахнув длинными руками. Подошва на голове — хрустят кости черепа, бам, бам еще сверху, получай. И вдавить ногой в пол лицом: носовой хрящ раздрабливается, сминается и проходит сквозь носовое отверстие прямо внутрь, впивается в мозг и вызывает обильное кровотечение. Лев несколько секунд выгибается в агонии и застывает. По его подбородку стекает кровавая пена изо рта. На полу под его длинным телом — вязко растекающаяся темно-красная лужа.       Прекрасно.       В заключении от патологоанатома: смерть в результате механических повреждений головного мозга тупыми предметами.       — …Девять, десять.       Фууух. Ощущения — как от пятидесяти оргазмов одновременно.       Куроо похлопывает меня на спине:       — Я смотрю, ты уже привыкаешь.       — Тебе когда-нибудь отсасывали во время прыжка с парашютом?       Куроо делает квадратные глаза. Лев тоже удивленно оборачивается, но у него в глазах — стыд. Много-много стыда. У него в одной руке — порванный и сдутый мяч. В другой — осколки стекла от лампы.       Я смотрю на него и хочу посчитать сначала еще раз.       — Раз, два…       Светло-русые волосы — бурые и теплые, лицо распухло, правый глаз заплыл и не открывается. Лев кашляет: пузырящаяся кровь брызгает изо рта и носа, стекает по щекам и подбородку, заливает шею, темно-вишневым паразитическим пятном расползается по светлой красной спортивной форме.       Я держу Льва за ворот и решительно, удар за ударом, вбиваю кулак ему в челюсть. Кровь пачкает руку — все костяшки сбил, — пачкает рукав формы и сумку, брызгает немного на штаны.       Лев отворачивает голову и сплевывает на пол сломанный влажный красный зуб.       И еще один.       И еще один.       И так все тридцать два.       Великолепно.       — Пять, шесть, семь.       Нет, стоп. Надо досчитать до конца.       Лев принимает лицом в тысячный раз подряд.       Я держу в руках свидетельство. Лев снят с регистрации по месту жительства по причине смерти. Снизу — размашистая подпись руководителя ЗАГСа.       Превосходно.       — Девять, десять.       Лев стоит в трусах, всунув одну ногу в штанину брюк, которые не успел натянуть, и пристыженно смотрит в пол, дергая ремень. Кенма разглядывает шкафчик и дергает свои волосы. Инуока задумчиво дергает дверку, а у меня дергается глаз.       — О. — Куроо заходит в раздевалку и присаживается рядом с Инуокой. — Какое чудо.       Чудовище. Огромное тупое русское чудовище. И огромное. И тупое.       Куроо смотрит на вырванную с корнем железную петлю дверки и говорит, ухмыляясь:       — Ну, я тебе не завидую, Яку…       Теперь вместе с бестолковым Львом хочется придушить еще и капитана, за то, что свалил заботу об этом огромном и тупом на меня.       — Раз, два…       В нос ударяет запах свежей земли и скошенной травы, земляники и полыни. Сверху, на чуть вздымающейся горке земли, — овальный надгробный камень, перед ним на плите — горшки с розовыми цветами без запаха.       — Три, четыре?..       Этого недостаточно. Я должен продолжать.       Лев называет меня коротышкой. Он называет меня гномом. Он называет меня мальчиком-с-пальчик.       Я забираюсь на гробовую плиту. Я танцую румбу, танго и ча-ча-ча.       — Пять, шесть…       Куроо очень просил, чтобы я держал себя в руках.       Лев приветственно подпрыгивает и сшибает головой люстру.       Я танцую под биты хип-хопа. Я кручусь в нижнем брейке. Я изгибаюсь в ритмах фламенко. Вскидываю ноги в go-go.       — Семь, восемь, девять…       Он случайно выкладывает на свою страницу фотку, где я в сортире у писсуара.       С надгробного камня весело смотрит Лев — почти как живой. Под его выгравированной глупой физиономией — подпись: «Здесь покоится…»       Превосходно.       — Десять.       Пальцы вцеплены в жесткий пиджак — так, что горят ладони и болят ногти, первоклассники в ужасе прижимаются к стенам коридора. Я упрямо тащу за собой Льва — он семенит за мной, укорачивая свой собственный шаг раза в два. Я открываю дверь туалета, вталкиваю Льва внутрь и жестко припираю к стене.       — Еще хоть раз, — рычу в него я, старательно выскребая из всего себя и концентрируя в голосе всю возможную — уже давно выветрившуюся — злость, — еще хоть раз сбежишь с тренировки, тогда просто молись. Просто молись и беги, понял?       Лев пристыженно опускает глаза, а я очень хочу размять шею, потому что она затекла от того, что я гляжу вверх. Лев кривит губы и виновато говорит:       — Понял.       Рука тоже затекла. Я отпускаю его пиджак.       Из туалета испуганно выбегает девочка.       — И я считаю: раз.       Мы подходим к торговой палатке, и я покупаю два мороженых: шоколадное и клубничное.       Нет, не так.       — И я считаю: раз!..       Я вынимаю из стола тетрадь с конспектами по современной литературе за первый класс и отдаю в бескорыстное пользование.       Стоп-стоп-стоп.       — Я считаю ра-аз!       Ночь, темная комната и телевизор: Лев очень испугался Садако, и мне приходится переключить на «Холодное сердце», укрыть его полосатым одеялом и вручить миску с мандаринами.       Это не то.       — Раз…       Это какое-то дерьмо.       — Ты разучился считать, Яку-сан? — выныривает сверху Лев и выпытывающе-кошачьи смотрит в глаза. На лице — бестолковая, но максимально мирная улыбка, волосы — взмокшие и взъерошенные. — Ты уже седьмой раз начинаешь.       Лев стоит рядом, протирая волейбольный мяч футболкой, но красное пятно лишь больше размазывается по гладкой поверхности. Глаза заливает яркий свет ламп спортивного зала, я лежу на полу и языком трогаю зубы — вроде целы, не шатаются. Щупаю щеку и скулу — вздуты так, что кожа натянута до скрипа. Будет синяк.       Я смотрю на склонившегося надо мной Льва. У него целые зубы и прямой нос, и он еще ни разу не умирал.       Встаю, вытираю рукавом разбитую губу. Застегиваю олимпийку, одергиваю сумку и иду к выходу.       — Я же гуманитарий.       Открываю дверь из зала на улицу. Лев недоуменно смотрит вслед, обнимая мяч. Ни дать ни взять — огромная, тупая, но очень дружелюбная собака. Я вздыхаю и говорю:       — Пойдем домой, Лев.       И я говорю:       — Я куплю тебе мороженое.       И отворачиваюсь, чтобы он не видел моей улыбки.