Люблю тебя

Едва ли кто-то из школьников ждёт услышать на праздничном балу танго. Нет, серьёзно, кто вообще играет такой взрослый танец на детском вечере? Правда, нам уже по пятнадцать, а есть ребята и старше, есть старшекурсники, наконец…видимо, поэтому малыши остаются на своих местах у столов со сладостями, а три старших курса приглашают в центр зала. Мы становимся друг напротив друга, каждый со своим партнёром, и Мерула смотрит на меня подозрительно и с вопросом на губах, но, впрочем, высказать она его не успевает, потому что в этот момент звучит музыка, судя по всему, старая и джазовая, и все вокруг начинают двигаться. А я… А что я? Меня перед танцами Хагрид угостил огневиски. Один глоток, но, наверное, этого хватит, чтобы… о Мерлин, Мерула подхватывает меня за талию и вводит в жёсткий страстный ритм танца. У меня кружится голова, всё плывёт перед глазами, и только родное лицо главной хогвартсской задиры я вижу чётко и ясно. И, вглядываясь в его дорогие черты, я ощущаю, как внезапная идея захватывает мой ум. Выждав удачный момент, я вдруг замедляю ненадолго темп и говорю прямо, глядя ей в лицо: — Мерула, мне нужно кое-что сказать, и я так долго этого ждала, так что выслушай меня, пожалуйста! Изумлённая, она закатывает глаза — ох уж этот фамильный, по слухам, жест Снайдов — а я, лишь краем уха уловив её «О нет» и не придав этому значения, уже продолжаю, потому что сделать признание, как мне кажется, следует именно сейчас. — Ты так мне нужна, Мерула, — томно и в то же время требовательно заявляю я, делая резкий поворот и позволяя ей откинуться на моей руке — кто-то из парней старших курсов шарахается от нас, — более того, — продолжаю я, не обращая на него внимания, — я хочу тебя! Серьёзно, вот прям сейчас, — и, не давая ей опомниться, веду речь дальше: — Я никогда не перепутаю тебя ни с кем в толпе, потому что ты одна на всём белом свете. Для меня ты — как сонет Шекспира, тот самый, который мне больше всего хочется выучить на память, потому что сонет — это ты! И я люблю тебя, да-да… — Знаю! — выдыхает она, переплетая наши пальцы. — Да, люблю тебя! — я повышаю тон. — Ага, спасибо, — шепчет нетерпеливо Мерула, оглядываясь по сторонам. — Слышишь, люблю тебя! — и, прежде, чем она успевает тихонько пробормотать «Я в курсе!», я произношу: — Так, может быть, добавишь что-то от себя? Ошарашенная, Мерула, видимо, не сразу понимает, что от неё хотят, но она неглупа, она умница, моя Мерула Снайд, и она сразу ориентируется и в танго, и в ходе диалога. Она стискивает мою талию и бодро ведёт меня в танце сквозь розрозненную стену танцующих пар, вперёд, к столу преподавателей. — Я люблю тебя, — начинает она, и это уже даже не монолог, это уже какой-то музыкальный номер, — той любовью, что отпущена таким, как я. Что? Я даже встряхиваю головой, чтобы проверить, не сплю ли я и не снится ли мне всё это. О чём это Мерула? Что она имеет… но она уже продолжает объяснения. — Мне нравится, как все в школе пялятся нам вслед, — с усмешкой заявляет она, — красивей нас пары нет! — То есть, ты любишь? — уточняю на всякий случай я. Она устало фыркает, словно в досаде, что вновь придётся всё объяснять, и… — Той любовью, что отпущена таким, как я! Поворот, несколько мелких шаркающих шагов, откидное движение, снова тесное соприкосновение, и голос Мерулы переходит в соблазнительный шёпот: — Ты говоришь, что хочешь меня, и мне кажется, что в постели со мной ты была бы просто моей героиней… — А? — Да, девочка моя, по крайней мере, выше среднего, — небрежно бросает она, и я понимаю, что чего-то не улавливаю, однако, моего «Стоп, что?» никто не слышит. — Танцуй со мной, — восклицает Мерула, прижимаясь всё теснее и указывая на зеркала и наше в них отражение, — посмотри, как мы прекрасны вместе, Джонс! Слышишь? Слушай, слушай бешеный стук наших сердец… — мы соприкасаемся грудь к груди, и это буквально сводит меня с ума, а Мерула продолжает сладкую пытку, скользя быстрыми и ловкими руками по моей спине и бокам, — ощущай, ощущай это скольжение рук по телу… — И это всё, что ты… — разочарованно начинаю я, но она меня опережает и останавливает: — Танцуй со мной, — сладко шепчет Мерула, — кому вообще нужны слова, когда сейчас мы вдвоём?! И я снова спрашиваю: — Любишь? Правда любишь? — она повторяет признания, и лишь когда я уточняю со всей серьёзностью: — Всегда любила? — она гордо выпаливает: — Той любовью, что отпущена таким, как я! Мерула, задрав нос, топает каблуком по гладким плитам пола, а спустя секунду опрокидывает меня в характерном движении танго. Мы замираем под умолкающие звуки музыки, и в это мгновение чья-то высокая сухощавая тень нависает над нами. С нервным смешком Мерула рывком поднимает меня, и мы стоим, как две законченные дурочки, перед возмущённым профессором Снейпом. Молчание длится довольно долго, уже начинается кадриль и на нас налетают пары, а мы всё стоим втроём и молчим, Даже бойкая на язык Мерула не оправдывается, я, лишь подумав, уже готова открыть рот, как вдруг… — Десять баллов со Слизерина, — наконец процеживает Снейп сквозь зубы и, увидев, как Мерула беспечно пожимает плечами, добавляет: — И двадцать баллов с Рейвенкло. С этими словами он удаляется к столу преподавателей, а мы с Мерулой отходим к фонтанам, устраиваясь на краю бортика. У моей партнёрши насмешливый взгляд. — Ну что, отучишься теперь устраивать признания в разгар бала? Всё понятно из того, что я спела во время танца? Я сижу, раскрыв рот, и не знаю даже, что и сказать. Мне очень хочется поцеловать её или сказать, по крайней мере, что-то хорошее ей, но в голову ударяет огневиски, выпитое накануне танго, и я выговариваю удивлённо, хоть и заплетающимся языком: — Нет! И с каких это пор ты умеешь танцевать танго?!