whataya want from me

      в девятнадцать лет у кенни маккормика нет ничего – способность умирать и воскресать совсем не то, чем ему хочется обладать; общая квартира, которую они снимают с такером пропахла алкоголем и травкой, а кенни лишь лежит и улыбается в потолок. у кенни нет никого и ничего – на его руках умерла сестра, а у такера сестра оказалась в чёртовой клинике, потому что судьба откровенная стерва и играется она так, как хочет (триша и карен оказались соулмейтами, но так и не смогли понять этого до смерти). на своё семнадцатилетие кенни дает себе слово никогда не влюбляться, но картман стебёт его, тогда как донован (в жопу пьяный донован) говорит о том, что это всё жестоко – ты находишь свою родственную душу лишь тогда, когда её настигает смерть. кенни давит улыбку, смотрит на такера и думает о том, что нахуй эту жизнь с этими причудами. кенни умирает в тот же день на рельсах – поезд переезжает его и кто-то кричит.       на следующее утро кенни снова жив и здоров.       иногда маккормику кажется, что если бы его попросили рассказать о том, какие способы смерти есть – он бы мог написать целый трактат; таблетки – не лучшая смерть, иногда откачивают; резать вены – больно; падать под трамваи/поезда/что-то ещё – тоже не всегда выигрышно. кенни хмыкает и пожимает плечами в тот момент, когда им говорят про кому и летаргический сон – потянуло же его в медицину.       иногда кенни думает о том, что у них все сложилось как нельзя лучше – каждый из них (исключая такера и его самого) нашли кого-то. клайд встречается с бебе, стэн уже как несколько лет практически не вылезает из «почти-живем-вместе-и-похуй-что-у-родителей» с венди, картман все так же любит шуточки про евреев и иногда заглядывается на лучшего друга («я не гей, вы не думайте, я ненавижу педиков»), а твик... о твике все забыли с тех самых пор, как он покончил с собой – они все выросли, ушли от своих детских влюбленностей. все, кроме твика. когда крейг отказал ему в очередной раз – тот исчез на несколько дней. его тело нашли не сразу; никто не проронил ни слезы, только по южному парку разнеслась громкая новость про смерть его родителей (кенни думает о том, что хоть кто-то действительно счастлив).       такер после смерти твика смотрит на свою руку (сожалеет немного о смерти), но не видит фразу и его отпускает – дамоклов меч перестает висеть над ним и он надирается в парке, напротив своего дома, надеясь увидеть маккормика, от которого у него перехватывает дыхание и срывает все планки, которые он так и не может построить заново (такер надеется увидеть его и признаться в своих чувствах, но не находит сил и просто уходит).       кенни умирает в черт знает какой раз и возвращается домой невредимым; спустя два месяца они все поступают кто куда – кто на медицинский, кто на филолога, кто на религиоведа, и разъезжаются в разные стороны – кенни с такером переезжают в канаду и обустраиваются в небольшой съемной квартирке, которая быстро приобретает вид жилища двух парней. и как бы такер не пытался сделать хоть что-то, поддержать чистоту, после очередной вечеринки вся мебель уходит в утиль и они снова закупаются в икее, смеются (такер все еще смотрит иногда на руку и боится увидеть надпись), а потом неосознанно говорит: - ты мне больше, чем друг, - и слышит в ответ лишь тишину. такер хоронит всё как можно глубже и больше не говорит об этом; кенни смотрит на спину крэйга и думает о том, что страх берет своё и мешает дышать. кенни находят мертвым в подворотне, а утром такер слышит запах тостов и не обращает внимания ни на что.       когда маккормик узнаёт, что у него осталась всего одна смерть до забвения, он думает о том, что все катится в полный пиздец, потому что он никогда не заботился о себе (да и никто не заботился о нем), а тут придётся ещё и не умереть просто так. кенни долго гуляет по улицам и совершенно не думает о том, что дома сидит крейг и смотрит на дверь – ждёт как преданный пес. такер волнуется, такер сбивает свои костяшки в хламину и жмурится – физическая боль ничто по сравнению с душевной; внутри крейга разворачивается пропасть, смотрит на него своими глазами ледяными и тянет пальцы – иди ко мне, я не обижу, я подарю тебе счастье. 
 такер просирает очередную катку и смотрит на часы – дверь так и не хлопнула, маккормика так и нет дома и крейг задрёмывает.       маккормик появляется утром, разводит руки куда-то в сторону и говорит тихое «прости», в котором такер слышит слишком многое – в нём он слышит «прости, что я люблю тебя», но гордость не позволяет открыть тот ящик, достать все и просто кинуть окровавленное сердце к ногам кеннета. такер поднимается с чертовой скрипучей софы и хмыкает:
 - между нами никогда ничего не будет. Ты не мой соулмейт, и я тебя не люблю, - маккормик давится воздухом, улыбается криво и лишь пожимает плечами, потому что – а на что ты надеялся, придурок? и кенни может лишь закрыться в своей комнате, лежать и курить в потолок, раздумывая про возможный разговор. кенни откладывает его до лучших времен.       «лучших времен» не настает.       хэллоуин выдается промозглым, и погода разгуливается лишь к ночи, когда все выползают бегать по квартирам и домам и просить сладости; кенни уходит из дома под скрип софы – такер опять кого-то подцепил и теперь просто вбивает в кровать, лишь бы заглушить всё. кенни никогда не узнает о том, что такер представляет именно его и ищет таких же, как и он; такер никогда не расскажет о том, что всегда хотел поменять свою судьбу, услышать то самое заветное «я люблю тебя» от чертового маккормика и просто сказать «и я тебя, мудак». но такер так и не находит сил подойти первым, а шальная пуля входит в тощее тело маккормика слишком плавно, словно нож режет масло – маккормика не удается спасти, а утром говорят про стрельбу и такеру кажется, что он седеет.       маккормик приходит домой весь в крови, усмехается и смотрит на такера так, словно знает все тайны мира – сплевывает на пол, смотрит себе под ноги, а потом заваливается на диван и потягивается, разминая кости. - этот раз будет последним. не проеби свой шанс, такер, – кенни говорит это вполголоса, потому что за стенкой все еще спит тот-самый-парень-который-так-похож-на-кенни, но маккормик не узнает этого. - последний шанс на что? - но вопрос повисает в воздухе, так и не получив ответа – кенни пожимает своими плечами (слишком узкими для любого парня), а потом уходит в свою комнату.       на руках обоих – чисто. такер выдыхает с облегчением, а кенни – с сожалением. ему бы хотелось узнать имя своего соула, чтобы потом можно было просто рассказать все такеру – и о чувствах, и о желаниях, и о ревности. маккормик молчит до последнего.       зима выдается снежной и слишком уж красивой – рождество и новый год они встречают вместе, стоя на балконе и выкуривая один косяк на двоих. маккормик все ещё молчит, а такер просто не находит сил сказать хоть что-то. где-то позади играет какая-то музыка, но обоим все равно, потому что им нужно сказать так много и так мало одновременно. засыпают они тоже вдвоем – отопление отключено за неуплату, а вместе теплее.       кенни исполняется двадцать ровно в тот день, когда такер выставляет его из дома под аккомпанемент чьего-то смеха, и кенни кажется, что всё катится в бездну. он смотрит на такера и буквально молит его сказать уже о том, что это – гребанная шутка, что он просто так смеется на сраное первое апреля, но такер лишь хмурит брови и настаивает – маккормик понимает, что это конец; на мосту всегда сильный ветер и маккормику кажется, что так и должно быть. маккормик вспоминает о том, что как-то кто-то написал, мол, смерть всегда похожа на тех, за кем она приходит. маккормик считает, что пора переставать быть трусом и набирает знакомый номер слишком быстро, стоит на обрыве и смотрит на гладь, в которую скоро упадет – никому нет дела до человека, который стоит на мосту, все лишь направили свои камеры.       такер сидит на кухне и это первый раз, когда он действительно не трахается с кем-то. он сидит на кухне совершенно один и пытается продумать каждое чертово слово, которое заседает в его голове при мысли о маккормике – телефон звонит слишком резко и такер даже вздрагивает, когда слышит знакомый голос. 
- смотри на свою руку, такер. и не отрывай взгляд. я люблю тебя, – крейгу хочется кричать, хочется сказать «я тебя тоже люблю, срань господня, вернись домой!», но не успевает. такер слышит всё – как телефон падает, как кто-то кричит и как слышится характерный всплеск воды. в горле такера застревает крик.       на его руке проявляется надпись, выведенная до боли знакомым почерком: «я любил тебя больше, чем ангелов и себя самого».       время застывает в том апреле – крейг такер стирается, как личность. его больше не существует в этом мире – он смотрит в одну точку и лишь зовёт кенни, признается в любви пространству и танцует; такер улыбается совершенно безумной улыбкой в тот момент, когда приезжают его родители – он никогда не узнает о том, что у мамы сработала «чуйка», он никогда не узнает о том, что они – догадывались, но боялись – такер просрал всё и себя самого. он потерял себя в тот самый день, и когда его увозят в клинику – он даже не узнает никого, лишь твердит про любовь и про то, что его дома ждет кенни, улыбающийся и готовящий тосты.       дома его никто не ждет, а врач вкалывает успокоительное, когда крейг заходится криком боли.