Люди упиваются друг другом, погружаясь в забвение.
Они забывают о времени и часах, которые проводят друг с другом, живут секундой вздоха и щелчком выключателя, который в очередной раз погружает комнату во тьму. Кровать скрипит под тяжестью тел, а на изголовье слышится звяканье наручников. Весь мир ходит ходуном, подстраиваясь под тяжёлое дыхание, ритм биения сердца и глубокие движения где-то на границе подсознания. Говорят, что противоположности притягиваются, обходя все обвалы, ломая стены и вновь сливаясь в единое целое. Двое людей разрушают друг друга, как пламя и свеча, которая притягивает к себе огонь, выдерживая боль, удары и вновь сжимая в крепких объятиях, постепенно разрушая себя. Пламя будет наносить новые раны, будет разбивать сердце на более мелкие осколки, в итоге оставляя лишь обожжённый фитиль. Мы ценим, только когда потеряем, насыщаемся болью утраты. Ломая себе ребро за ребром, а после рассудок свой теряем, отправляясь к небесам, а позже разбиваясь о землю, отвечая за свои грехи. Раз за разом диалог остаётся в пустоте комнат. У кого-то он тонет в однушке на окраине города, а у кого-то в дорогих апартаментах за круглую сумму. Никто не решается начать, каждый ждёт чужого первого шага. И говорит в пустоту, раз за разом начиная сходить с ума. Но, возможно, сегодня как-то по особенному построились планеты, звёзды показали что-то необычное.. Потому что стоит комнате утопиться в громком стоне, а после услышать ритм двух сердец, впервые никто не уходит, а слышится глухой кашель перед началом диалога.***
— Нужно поговорить, — темноволосый парень с аристократичными чертами лица приподнимается на худых руках, осматривая рядом лежащее тело. — Что ты опять хочешь мне предложить? — тяжёлый вздох тонет в подушке. — Хосок, мне от тебя ничего не нужно. — Дай договорить, — хмыкнул Чон, прикасаясь к измученной многоразовыми окрашиваниями мятной макушке, начиная легко перебирать волосы. — Так говори, кто тебе мешает, — лисьи глаза ловят встречный взгляд, заранее пытаясь определить, будет ли лгать собеседник или наконец-то удосужиться сказать правду. — Юнги, нам нужно прекратить встречи, — огонь касается кончика сигареты, на краях которой начинают играть маленькие огненные искорки, запуская процесс уничтожения надежд. — Так это ни я постоянно прибегаю под окна моего дома, — фыркнул Мин, сверля взглядом парня. — Можешь прямо сейчас проваливать. — Я улетаю. — Что? — У меня через пару часов самолёт, я уезжаю на учёбу в Англию, — пожимает плечами брюнет. — Надолго? — желание придать интонации пустой интерес заканчивается хриплым голосом, готовым совсем сойти на нет. — Да, я там буду заканчивать вуз, после отработка практики, и... — шанс закончить свой монолог отбирают в эту же секунду. — Проваливай. — Юнги... — Хосок, ты можешь оказать мне услугу и съебаться от сюда?! — блестящие глаза смотрят прямо в душу. Это их первый разговор спустя пару месяцев, если, конечно, не брать в счёт пьяные созвоны и молчаливые походы в клуб, чтобы напиться перед очередной ночью забвения. — Я последняя сволочь, ещё объяснения нужны? — ложь чистой воды. Надежда на спасение фразой, которая пришла на ум в одно мгновение. — Ты не сволочь, это я дурак, — запуская руку в волосы и сжимая запутанные пряди, шептал Мин. — Ты вообще понимаешь, что творишь, сукин ты сын? — Я даю тебе шанс. — Врёшь. — Нам. — Скажи правду... Чон! — Я сбегаю отсюда. — Будь честен, ты просто хочешь забыть меня, — Юнги заламывает пальцы на руках, смотря прямо в стену, желая найти в ней ответы на крутящиеся в голове вопросы. — А ты хочешь этого? — Нет. — Тогда останься. — Отец.. — Тогда уходи. — Юнги, у меня просто нет выбора, — сигаретный дым постепенно топит комнату, перед глазами появляется мутная поволока, что помогает полностью отдаться только собственным раздумьям. — Выбор есть всегда, Хосок-а.. — тяжело вздыхает Мин, поднимаясь с кровати. — Слушай меня, ты сейчас либо встаёшь и уходишь сам, либо я беру свой рюкзак и не возвращаюсь больше никогда в эту квартиру. А Чон лишь смотрит, как юноша находит, а следом и натягивает уже потёртые в некоторых местах джинсы и застёгивает уже на последующую пряжку ремень. Тело выглядит особенно худым, видно выпирающие рёбра под слоем червоточащих тату, которые подымаются выше, забирая себе ещё половину плеча. Футболки медленно погружаются в рюкзак вместе с парой пустых листов и пачкой карандашей. Бумажник, в котором деньги бывают достаточно редко, но фотография двух ещё когда-то счастливо улыбающихся людей, вставленная в прозрачных кармашек, стоит вдвое больше, чем всё то, что может оказаться в этом потрёпанном жизнью кошельке. Телефонная зарядка, пачка сигарет и пару мелочей. Слышится звук проезжающей собачки, означая конец и оставляя ещё пару считанных секунд, пока на голый торс ещё не натянут толстовку и не возьмут ключи, с противно жёлтым солнышком на брелке.***
Грубая хватка на плече затормаживает, заставляет остановиться и поставить этот фильм на паузу. Где-то внутри горит надежда, что вот, сейчас нажмётся кнопка перемотки и эти два настоебучих года останутся где-то в далёком будущем, а перед каждым из них будет улыбаться человек. Но увы и ах, жизнь нельзя отмотать, перемотать или поставить на постоянный «стоп», о чём Юнги ох как сожалеет. Прохладная стена чувствуется даже через ткань футболки, а колено между ног, как знак, что хуй куда он уйдёт. — Не рыпайся... — горячий шёпот обжигает ухо, а чужая рука перехватывает летящий в сторону лица кулак, прижимая тело плотнее к стене. — Малыш, прости... Губы легко касаются щеки, оставляя невесомые поцелуи. Одна рука мягко приобнимает за талию, приподнимая футболку и проводя пальцем по бледной коже. — Дай, мне, уйти, — в голосе Мина чувствуется наигранный холод, он лишь для вида упирается свободной рукой в грудь парня, будто пытаясь отодвинуть его. — Прости... — Нет, — хриплый шёпот бьёт по ушам. — Я сказал, что уйду, и это значит, что я уйду. — Не отпущу, — Чон прикусывает мочку уха и поднимаясь одной рукой выше, медленно проходя по груди, огибая адамово яблоко на шее и добираясь до подбородка, вскидывая тот вверх.Взгляды встречаются.
Звук выстрела. Перезарядка. Второй. Третий. Писк датчика, обозначающий летальный исход. Губы в мгновение наталкиваются друг на друга в общем порыве. Во рту привкус крови, которая смешивается в одно целое, соединяя, ставя метку. Рука до синеющих следов сжимает талию Юнги, а тот же в отместку, не жалея, терзает чужие губы, желая выместить всё скопившиеся за два года. Они убивают друг друга прикосновениями, сжигают дотла, заставляют чувствовать режущую боль от любого прикосновения. Они сломали друг друга. Игрушки не подлежат починке. Только если вставить дополнительную батарею питания. Они дышат одним воздухом. У них одна жизнь на двоих. И так было всегда.Нет солнца без луны. Нет Хосока без Юнги.
Языки сплетаются в жарком танго, забвение забирает юных парней с собой, в мир безумия с идолами друг друга. Границы стёрты, глаза закрыты, все звуки давно потеряли смысл, кроме дыхания друг друга.***
— Сколько у нас ещё времени? — хриплый голос возвращает на землю, заставляя вспомнить о ситуации. — Минут десять, — вздыхает Хосок, смотря в растерянные глаза напротив. — Что нам делать? — парень кусает губы, в надежде глядя на Чона. — У меня есть идея. — Какая? — Малыш, ты ведь всегда хотел посмотреть на рассвет... В глазах застывает влага. У них другого выхода нет. Крепкая рука Хосока сжимает холодную ладонь Мина. Поднимаясь по лестнице на крышу, Юнги думает. Он старается сосредоточиться на этом силуэте спереди. Белой рубашке, крепкой спине. Запомнить эти естественно тёмные пряди волос, которые так приятно было перебирать в руках.***
— Ты боишься? — тихий шёпот и мягкие губы на щеке. — Не бойся, это не страшно... Хосок берёт за руки Юнги, стоя к нему лицом. — Милый, закрой глаза... Так будет легче, — нежный поцелуй в лоб. Чон уверенно двигается к краю и только тогда, когда он чувствует невысокую, на удивление, ограду, останавливается. — Повернись ко мне спиной... — руки сами поворачивают податливое тело Юнги, прижимая к своей груди. — А сейчас, скажи мне... Ты готов? — Да.. — Мин открывает глаза, поворачиваясь и замирая на мгновение. Он не боится, нет. Просто хочет запомнить все черты лица, чтобы в другой жизни не пропустить шанс стать счастливыми вместе. И сейчас сгорают мосты, разрушаются стены, а секундная стрелка застывает на пяти утра. Крепкие объятия согревают, и Юнги клянётся, что чувствует, как взлетает. Они не разобьются, нет. Очищенные чистой любовью они делают шаг в бесконечность, удачу пытая, и возносятся к небесам. Они погибли телами сегодня, но души их обрели покой, встречаясь в другой жизни и строя свой happy end...«Возможно, жизнь бывает яркой. Возможно, солнце светит каждый день. Возможно, жизнь бывает сладкой, но кто сказал, что так должно всё быть. Конечно, никто не смеет даже спорить, что мир прекрасен, что мы должны его ценить. Восхвалять богов обязаны мы тоже, ведь те даруют грешным жизнь. Возможно, мы должны сказать «Спасибо», за этот мир, который стал уже не тем. Сказать, что жизнь не та, что мы хотели, взойти на вышку и взлететь...»