У каждого человека есть своя правда, но нет ни одной своей истины.
Пролог
Осень 1954 года, остров Шаттер. Было также обнаружено, что помимо рассмотренных семейных отношений, фоном для людей с шизофренией чаще всего служили другие травмирующие события (такие как ранняя смерть одного или обоих родителей). Проявлением болезни является: слуховая галлюцинация, фантастический бред, и сопутствует им депрессия.***
Бледная кожа одного из фельдшеров, — одетого в невинный белый цвет: рубашку, торчащую из-под отбеленного (на рукаве остался бледно-розовый след, страшно предполагать от чего) пиджака, джинсы, и туго затянутого ремня той же палитры, весь его образ напоминал мне неаккуратное пятно, оставленное на мрачной картине, где со всей своей величественностью был изображен Запретный лес неизвестным автором, — показалась мне такой очевидной и естественной реакцией, что вспомнил, где оказался. После нескольких минут пребывания в этом месте, дрожащие кончики пальцев стали покалывать: мерзкая сырость моей палаты (расположенной на первом уровне корпуса A) стала единственным ароматом, который я слышал на протяжении всего своего местонахождения здесь. Сначала это могло показаться лишь пустой и не очень умелой шуткой, кинутой когда-то из уст моего злейшего врага, но шутка обернулась действительностью. Сейчас, когда ночь сменила день, когда просыпаются самые зловещие кошмары, а маленькие люди потеют вновь, я снова обдумываю все свои грехи, и то нелепое действие, вследствие чего оказался в этом помещении, на этой самой койке. Когда я впервые открыл глаза, то меня ослепила яркая вспышка огней — это был кабинет, — хорошо обставлен, — мебель в нём викторианской эпохи, и оглушающий запах табака, который полностью впитала в себя эта комната. Теми огнями являлись фонарики, чьими владельцами были двое мужчин преклонного возраста — один имел резкие черты лица, настолько грубые и точные, что может показаться, если взять, к примеру, одну его морщину и детально её изучить, то можно узнать что-то из прошлого её хозяина, а второй был маленьким, сморщенным старикашкой, носящим очки той же формы, что и я; его речь мне показалась медленной и нудной, постоянно прибегающий к терминам непонятного мне рода. Отличительной его чертой была не только низкорослость и уныние в голосе, но и умение одним словом проникать к тебе в голову — что-то вроде психолога. После прихода в себя вышел снова, но уже не из себя, а из ума. Психиатрическая больница, содержащая в себе не просто неуравновешенных больных (даже это много), а заключенных с психиатрическими отклонениями, которых, в принципе, невозможно вылечить. Паника. Она пришла сразу после тех слов, прозвучавших изо рта одного из мужчин, доктора Джона Коули: — Мистер Поттер, послушайте, вы долгое время не приходили в себя. Ваше состояние стабилизируется после нескольких процедур и пропития одного из препаратов. Сейчас вы находитесь в лечебнице «Эшклиф» для душевнобольных преступников на острове Шаттер, в море неподалёку от Бостона. Потом, не произнеся ни слова, меня отвели в палату, которая может теперь мне стать домом. Прошло несколько часов от силы после того «монолога», и серые стены кажутся совсем не серыми, а чёрными от преступлений пациентов, пребывающих тут. Но самое страшное это то, что не помню из-за чего я здесь: никто не дал мне информацию для этого ответа. Придётся её добывать, пусть даже и насильственным путем.День первый
Малфой
1
В тяжёлый узел завязались все мои мысли. Примерно каждые тридцать минут фельдшер делал обход, заглядывая ко мне в камеру через маленькое окно с решёткой, такое же, но с большим размером находится на центральной стене (то есть напротив двери), откуда разворачивается прекрасный вид на небо, это, наверно, единственное, что есть из прекрасного во всём мире. Утро здешних мест поразило меня своей холодностью. Моё постельное бельё насквозь промокло, а простыня съехала вниз: ночные кошмары преследовали меня. Снились мои дети, Джинни, друзья… Моя прошлая, возможно, счастливая жизнь. Не могу не сказать, что когда ты находишься здесь, то сразу чувствуешь, как твой рассудок начинает тебя покидать. Вина тому — препарат, который мне вонзили, точнее сказать, ввели в кровь. Утром, часов в девять (невозможно сказать точное время, но по своему самочувствию дам ответ, что стрелки указывали на половину девятого), дверь в мою палату-камеру отворили. Вошёл человек, мужчина, он отличался ото всех: костюм не тот, что был на моих прошлых товарищах, совсем другой. Английский стиль, который я привык наблюдать на людях в Лондоне, был противопоставлен этому: его украшал ярко-цветастый галстук, делавший образ немного нелепым. Человек пробежался глазами по моему внешнему виду, его лицо исказила гримаса сочувствия и отторжения. Эта противная смесь эмоций вызвала во мне странные и непонятные чувства, как будто этот человек знал меня, причём очень хорошо, взгляд этих глаз мне очень знаком. Нервное покусывание правого края нижней губы и небольшая выемка на лбу, словно ожог, впечатались в память. Он встретился со мной взглядом — отвернулся и скрылся в тонущей полутьме коридора. Санитар, видимо его сопровождающий, приказал своему напарнику что-то сделать со мной — жест рукой направленный в мою сторону — , ушёл следом. Второй был среднего роста молодой парень. Неумелыми шагами он отправился ко мне: — Вставай! — приказал мне чересчур завышенным и ненужным тоном. — Поторапливайся! — так же. Юноша являлся очень красивым и дружелюбным человеком, как потом выяснилось. Ростом примерно с меня, то есть не очень высокий, волосы были тёмными, как грозовые тучи, строение лица овалообразное, не напоминающее овечье рыло. На тусклом и невзрачном лице бледного парня были складки от частой жизнерадостности или избежание проблем. Ведь смех — это есть отчаяние, радостное отчаяние в глазах полных слёз. — Новенький? Тонкая шея, украшенная россыпью звёзд, немного вытянулась, парень глухо сглотнул. — Тебя это волновать не должно! — огрызнулся, поворачивая моё тело к плохо покрашенному участку голой стены: дешёвая краска местами слезала и пузырилась. Приподнял рукава серой рубахи. Что стало с той моей одеждой? — пробежала в этот момент мысль. — Но меня волнует. Сколько Вы здесь? — зафиксировал руки в наручниках. Небольшая осторожность для обезопашивания себя в месте, которое пропитано сумасшествием и бредом. — Не больше полугода. — Как Вас? — Он смягчился. Моя взволнованность произвела на него впечатление, никто не обращается с новенькими должным образом. — Джим. Вы, мистер Поттер? — Гарри, сэр. Зовите меня просто Гарри, договорились, Джим? Он кивнул и повлёк за собой, закрывая дверь ключом. Маленькая связка ключей, в составе трех или четырёх, была подвешена на ремень Джима и при ходьбе заманчиво звенела. Края белоснежной рубашки выпущены из брюк, что скрывали связку. План побега провалился, не имея возможности управлять руками и телом: невозможно выкрасть ключ. Длительная прогулка по этажам, минуя разные коридоры — поднимались выше. Планировка здания больше походила на лабиринт, что тяжело даётся для запоминания с первого раза. После некоторого промежутка времени мы прибыли к окончательной станции — столовая. Между тем, в процессе нашего пути, я ещё раз перекинулся с Джимом несколькими фразами, в основном стандартами, но очень важными. Возможно, позже упомяну зачем. Ведь никто не обращается с новенькими должным образом…2
Ужасный завтрак — отвратная еда, но приятная встреча. Чем меня поразила судьба в этот раз? Здесь, среди забытыми Богом людьми, я встретил его — Драко Люциуса Малфоя. Колкие горькие воспоминания о детстве — вот, что значит видеть Малфоя, слышать его издёвки и чувствовать снова переживания со времён отрочества. Большой обеденный зал, оборудованный многочисленными столами и стульями (явно рассчитывали на больший поток посетителей) и людьми, следящими за поддержания порядка, сидящими около входа и выхода, был совмещён с кухней. Отделочная плитка плохо смотрелась на полу: зелёные растения, переходящие в бледную желтизну, красочно несли в себе всю происходящую картину. Неприятный запах доносился с правого окна, где находится выдача печальной еды. Масса, то есть больные, ждущие своей очереди для приёма пищи, переговаривались между собой. Это была для меня наихудшая компания, поэтому единственным верным решением было выбрать место подальше ото всех. После получения пищи, — геркулесовая каша? — возможно, — ушёл в конец зала. В правом углу, возле окна, сидела светлая фигура, облаченная в те же наряды, что и другие и даже я сам. Человек был напряжён и печален, его шейные позвонки выпирали, видимо он не ел ту дрянь, что здесь преподносят как созвучное слово с едой. Малфой, — первое, что пришло в голову, увидев платиновые волосы, но это огорчило меня, ведь он не мог находиться в лечебнице… Проделав несколько шагов в сторону мужчины и подойдя ближе, очертания лица стали прорисовываться чётче. Малфой, тот человек был им. — Драко? — сделав ещё пару шагов; ком в горле не опускался. Было сложно представить, что мы оба оказались в подобном месте, да ещё у магглов. Мужчина поднял недоумевающий взгляд и, стальной цвет глаз расплавился, вечно холодный и отдалённый Малфой вдруг лучезарно улыбнулся мне. Он выпрямился, тело била мелкая дрожь, моторика рук стала хуже работать. Малфой приподнялся, приглашая сесть к нему за стол. Выступивший пот быстро стёр рукавом, и плавно, но с воодушевлением, начал диалог: — Поттер, Мерлин! Ты меня вытащишь отсюда, никогда бы не подумал, что сам Святой Поттер спасёт меня из такой ловушки! Это очень низко для меня, но я даже смогу тебе пожать ради этого случая руку. Если ты подумал… Искрящиеся глаза потемнели, выражения лица от светлой радости до глубокой печали сменилось за мгновение. Моя ладонь упала ему на плечо, медленно опуская обратно на стул тело. — Нет, Малфой. — Его глаза налились кровью. Алмазная хватка (с силой сжатый кулак), хотела направиться мне в глаз, но… — Я тоже заключённый здесь... За несколько минут никогда в жизни не наблюдал столько противоречий в человеке, но чтобы представить Малфоя… — Драко. Почему ты здесь? Ему тяжело давались звуки, рот приоткрылся в немом вопросе, чёлка лезла на глаза, тонкие пальцы причиняли ему вред: ногтями Малфой царапал себе кожу, что под закатанными рукавами виднелись уже исчезающие полосы поперёк запястья. — Я… я не знаю, — опустил голову. Вздох. Стало настолько холодно, что из-за пара, выходящего из кастрюль и прочего, запотевали окна и мои очки. — Но как? — что поразило меня ещё больше, так это шрамы на лице Малфоя: ровная линия, выделяющая скулу на правой щеке. — Мне никто ничего не сказал. Я пытался! Громил всё, хамил всем, но никто не прояснил мне ни малейшей детали. Ни-че-го! — А… магия? У тебя есть палочка? — Нет, магия не работает в этом месте… Что это за люди, Поттер? — Он наклонился ко мне ближе, надавливая на стол грудью, и шёпотом произнёс: — Они знают всё, следят за всем, но молчат. Что они хотят от нас? — Сколько ты здесь? — Месяц. Возможно больше. Поттер, спаси нас… пожалуйста… Одинокая слеза скатилась по щеке и упала на скрепленные в замок пальцы, он живой, пока ещё живой. — Послушай, я тоже оказался здесь необъяснимым образом, мне что-то вкололи, забрали все мои вещи. Мы находимся за много миль от дома и я не знаю, что делать. Но я клянусь тебе, мы обязательно отсюда выберемся! Ты слышишь меня, Малфой?! — Да, Поттер, не надо орать! Надеюсь на это…