Главное - вместе

      «Когда Ксения злится, к ней лучше не лезть», - в сотый раз за этот безумный и бесконечно длинный день мелькает в голове Фёдора, и в сотый раз многострадальный телефон с уже набранным номером летит куда-то в сторону новенького дивана. Его хозяин морщится от звука шлепка, как будто это собственная голова только что впечаталась в жёсткий подлокотник, и в тысячный раз задаёт вопрос в пустоту: - Почему?       Гулкое эхо вторит ему, отражаясь от тонких стен одной из типичных московских многоэтажек, в изобилии вырастающих по всей столице. Во временном холостяцком жилище до неприличия мало места и ещё меньше мебели, оттого пустота кажется устращающей. Январская непогода за окном раскрашивает небо в серый и свинцовый цвета, вызывая отдаленное сходство с Питером. Только вот небо здесь ужасно низкое, придавливающее к земле, не дающее расправить плечи и вздохнуть полной грудью. Да здесь и не хотелось дышать: разве может сравниться столичное амбре вечных пробок и постоянной суеты с холодным бризом Финского залива?       «А вот в Питере всё бы у нас было по-другому», - противно усмехаясь, шепчет внутренний голос. Климов самым краешком пока ещё ясного сознания понимает, что раздвоение личности вкупе с шизофренией – не самый страшный диагноз (открытый перелом левой - толчковой! - ноги пугает куда сильнее), и с любопытством начинает прислушиваться к этому голосу изнутри, сочащемуся ядовитым сарказмом. Хуже-то уже не будет.       «В Питере и тренер ваш родной, с детства знакомый. И привыкать ни к чему не нужно было бы. И конкуренция в группе нулевая. И администрация города бы не допустила такого беспорядка со списками олимпийцев», - издевательски цедит альтер-эго, предпочитающее жить исключительно в зоне комфорта. Федя с интересом его слушает, автоматически перекладывая с место на место какие-то безделушки на полке. Керамические сувениры из разных стран и стеклянные рамки для фотографий скребут по лакированному дереву, смахивая за собой тонкий слой пыли. Микрочастицы щекочут нос и норовят залезть в глаза. А Климов не обращает внимания на такую мелочь (ведь это не он страдает аллергией на всё на свете), напряженно думает, слушает нестройный хор всех своих внутренних демонов и на какую-то тысячную доли процента соглашается с ними в том, что выходить из зоны ленинградского комфорта было не самым правильным решением. Вот только профессия у Фёдора такая, что эту самую зону он покидает ежедневно на 8-10 часов, пока длятся тренировки, допинг-контроль, семинары или соревнования.       Он всегда чувствовал себя не питерцем – ленинградцем, потому что родился ещё в Советском Союзе, потому что его дедушка воевал, потому что в его семье о блокаде знают не из учебников истории. Может быть, именно поэтому в его модных белых наушниках так часто звучит: «www Ленинград, spb точка ру». Его глаза радуются надписи «Ленинградский вокзал» и скоростному поезду, уносящему его на выходные в чудесный, светлый и свободный город на Неве, и всей душой он стремится задержаться там подольше. Но рациональный ум каждый раз настойчиво повторяет, что в уютной зоне комфорта ничего нельзя добиться, а олимпийское золото просто так, за красивые глаза и сексуальную фигуру на шею не вешают. Расчетливость всегда одерживает верх: Москва уже стала немного более родной, распиаренный каток и дружеский спарринг с прямыми конкурентами по сборной перестали раздражать, а упрямый огонек азарта, горевший в глазах партнерши, передался и ему.       Внутренний голос затыкается, но Фёдор знает, что это временно. Демоны любят приходить по ночам, когда человек беззащитен, обожают появляться в те минуты, когда душевное равновесие нарушено. Справедливости ради, ежедневное общение с Ксенией расшатает нервную систему даже у скульптур атлантов, что много лет держат своды Эрмитажа. Но Фёдор каким-то образом приучил себя не реагировать на её вспышки и смены настроения, молча кивать, а потом, спустя пару дней, рационально и доходчиво доносить до неё свою точку зрения, подкрепленную тщательно подобранными аргументами. Иногда ему казалось, что спортивный бог (если таковой вдруг всё-таки существует, в чём Климов изрядно сомневался) послал ему в партнерши Столбову как раз для того, чтобы он постиг дзен, не прибегая к интеграции в восточную культуру. Правда, зачем Феде осваивать эту тонкую науку созерцания, Вершитель так и не удосужился разъяснить.       Ксюша всегда была его полной противоположностью в характере. Взрывная, импульсивная, но при этом удивительно лёгкая на подъём. Общего у них было только упрямство и желание идти до конца, добиваясь поставленных целей. Именно она, миниатюрная брюнетка с тоненьким голоском, который ошибочно можно было принять за ангельский, вытащила их обоих из питерской зоны комфорта ради домашних Олимпийских Игр. Именно она оказалась локомотивом на рельсах, ведущих к вершинам спорта. Вот только ни один локомотив не вечен, если не встречает поддержки. А уж Федя был специалистом в разного вида поддержках – недаром считался одним из лучших партнеров современного фигурного катания.       Каждый год с упорством Станиславского и Нижинского в одном флаконе Столбова ищет для них новых постановщиков, специалистов по хореографии и костюмеров, фонтанирует множеством идей, а Климов тихо следует за ней в очередной танцевальный класс или ателье, тщательно анализирует возможные плюсы и минусы нового сотрудничества и делает мысленные пометки, которые затем обязательно дублируются в классический бумажный ежедневник в кожаной обложке и в приложение "Органайзер" в мобильном. В его голове нет места тараканам или случайно залетевшим шальным мыслям, потому что он патологический отличник, рационалист. Он прекрасно понимает (самое важное - ценит!) зашкаливающий перфекционизм своей партнерши и поэтому всё ещё катается с ней, даже не думая разорвать их трудовые отношения. Ни одна крошечная юниорка с бешеной круткой в прыжках не заменит ему ту, к которой он уже привык и изучил вдоль и поперек, в прямом и переносном смысле. Он точно знает, сколько шагов ей нужно для разбега на тот или иной элемент, как долго она может проехать в "кораблике", какой рукой ей проще делать хват в поддержках. Свои родные сантиметры и килограммы она может скрывать от бойфрендов, приятелей, болельщиков, мамы, даже от тренера - но не от Феди. Не секрет для него и её тараканы в голове: как и у любой творческой личности, порядок и Ксения - вещи несовместимые уже изначально, одним только фактом своего существования. Это не гений и злодейство, это разные плоскости одного эфирного пространства под названием жизнь.       Мысль о Ксюше остро колет под рёбрами холодным беспокойством. С момента объявления им неприятных новостей прошло уже 5 часов, в СМИ строятся бесполезные и наверняка далёкие от истины догадки о причинах такого решения со стороны МОК, тренер уничтожает запасы успокоительного из аптечки доктора, а его партнерша явно переживает удар в полном одиночестве. Выслушав утром сочувственную речь Нины Михайловны, Ксения покинула каток, не сказав никому не слова. Её никто даже не попытался остановить, она же как бронепоезд на полном ходу. Сейчас Федя жалеет об этом, вспоминает её потерянный взгляд, так резко контрастирующий с гордо вскинутой головой и идеально ровной спиной, вновь тянется к телефону и замирает. Кожу на левом запястье чуть-чуть покалывает. Мягкий рукав спортивной толстовки отодвигается, чтобы открыть проступающую фиолетовым цветом (совсем как напряженные вены) заглавную букву. Самый маленький, обычно незаметный, а потому самый внезапный в своём коварстве внутренний демон вскользь замечает, что очертания всё больше оформляются в букву К.       Фёдор трёт запястье, пытаясь избавиться от покалывания, закрывает его манжетом и старается заткнуть пробкой собственных принципов фонтан непрошеных ассоциаций. Демон злорадно хихикает и потирает перепончатые ладошки, звонко постукивая копытцами. Крошечные рожки самодовольно светятся серебром (их с Ксюшей вечным металлом, да-да), и это жалит больнее укуса пчелы. Федя так ярко и живо видит эту картину, что начинает чувствовать, как психиатрическое отделение ближайшей больницы уже готовится принять его к себе на пожизненное содержание в палате для особо неспокойных пациентов.       Если быть откровенным, то покалывания в районе запястья и очертания буквы появились уже давно, пару лет назад как минимум. Вот только сначала было непонятно, что именно хочет сказать ему Судьба: черточки могли принадлежать любой из букв К, Х, У. Вариантов масса, подходящих кандидатур много, а потому Фёдор долгое время ни одной мыслью или фразой не выдавал своего лёгкого беспокойства. Просто закрывал кисти рукавами одежды, заматывал эластичным бинтом (и неловко врал, что всего лишь перестарался в тренажерном зале и потянул мышцу), носил часы с широким ремешком – проще говоря, оберегал личное пространство. Почему-то не хотелось, чтобы кто-либо видел эти знаки. Даже от матери и от лучшего друга скрывал, а уж от Ксении и подавно.       В их стремительный век многие молодые люди теряют контроль в поиске своего соулмейта, боясь не успеть найти предназначенную Судьбой половинку. Только как же её искать, если, по легенде, она даст о себе знать, когда вы будете остро нуждаться друг в друге? Федя никогда не придавал особого значения этому странному чужому слову - не из русского языка, пахнущее голливудскими мелодрамами и слезами неудачных влюблённостей не в тех людей. Только вот иногда Феде хочется, чтобы буква на его запястье писалась кардиограммным почерком врача, а не каллиграфическими росчерками примерного ученика. Чтобы было непонятно, туманно, загадочно и не так остро отдавалось под рёбрами. Желание опять расходится с реальностью, и витиеватая К выглядит всё более чёткой. Успокаивает только надежда, что среди 7 миллиардов людей наверняка найдется миллион-другой индивидов с именами на букву К, необязательно даже женского пола. Каминг-ауты - совсем не редкость в фигурном катании, и очередной уже никого бы не удивил, но вот сам Фёдор пока не готов к такому повороту событий, а потому решает ограничить диапазон поиска соулмейта только девушками. Проблема в том, что он вроде бы чувствует себя полноценным и пока что не нуждающимся ни в какой половинке.       Климов одурело смотрит на левую руку, правой на ощупь пытается найти мобильный телефон в обивке дивана, хмурит лоб и чувствует себя по-детски растерянным. Ему это несвойственно, а потому все внутренности слегка подрагивают от неизвестности и ожидания. Покрытые мозолями и порезами пальцы проворно набирают номер телефона, давно заученный наизусть, но кнопка звонка так и остаётся не нажатой. Длинный и прерывистый сигнал домофона оглушительно раздирает гнетущую тишину его съемной квартиры. - Кто там? – дрожащие бледные руки сжимают пластиковую трубку, грозя разломать аппарат. Витой шнур в полимерной оболочке натягивается от беспокойных шагов Фёдора по прихожей. - Я, - этот голос он узнает из миллиардов.       Этот голос каждый рабочий день приветствует его надоевшим до зубовного скрежета: «С добрым утром, Феденька!» Этот голос по-командирски сообщает ему, что сегодня они прыгают фирменный каскад до тех пор, пока их не выгонят с катка (то есть, до утра следующего дня). Этот голос участливо спрашивает у него, как он опять умудрился порезаться на кухне, ведь он же отлично готовит. – Ксения.