***
школьные вечеринки мирон всегда ненавидел. типа, зачем приходить на них, раз всё равно не будет алкоголя? видимо, не в одиннадцатом классе. ваня алкоголь протащил все-таки: порчи помог, аккуратно намекая, чтобы не перебрал. туалеты школьные наполнены были людьми, на сащеко похожими, а подготовка шла-шла-шла, до основной части концерта ещё был час, а евстигнеев уже был в говно. женя на него — ярко-огненными — глазами смотрит, смеётся, руку на плечо кладёт, придерживая. муродшоева — хорошая, почти как вторая мама для вани с мироном, учится в параллельном классе, но присматривает постоянно. — вань, как так получилось? до концерта час — а ты уже невменяем. — девушка усаживает его на парту, пиджак запачканный влажными салфетками протирает и думает: «лишь бы протрезвел». — это не я! это всё восьмилетний коньяк, который был слишком соблазнителен, — рудбой умывается, волосы приглаживает и галстук поправляет. — и, стоп. как час? сука, мне же вальс ебучий танцевать. — со мной, ванька. — блять. муродшоева заливисто смеётся, из кабинета выходит и советует пока не высовываться отсюда. ваня утыкается лицом в руки, устало вздыхает и замечает на парте бутылку воды с таблетками. рудбой мысленно посылает жене тысячу и один поцелуй, благодаря всех богов на неё. звонит олег. — вань, привет, ты в школе? — савченко шуршит чем-то на том проводе и, кажется, бежит. — ага, трезвею, не поверишь. а че? — ваня в трубку стонет болезненно, снимая пиджак. — ща подойду, разговор есть. и сбросил. евстигнеев прикинуть пытается, что олегу от него надо, да не выходит. про рому снова затирать начнёт? стихи новые написал? принесёт ещё алкоголя? ваня думать устал, за парту сел и голову на неё положил. заснул. проснулся от того, как его кто-то толкает в плечо сильно. — пиздец, ты такой алкаш, вань. олег улыбнулся, представляя, какого ему утром будет, а потом заржал. — да ты заебал, дай поспать. — евстигнеев голову руками обхватил и свернулся клубком, лишь бы снова заснуть. — какой разговор то? — предлагаю потом после вечеринки всем поехать в бар, так сказать, продолжить веселье. — савченко что-то в телефоне пишет, смску отправляет и брови хмурит. — так что? — олеж, ты правда думаешь, что я не позаботился об этом ещё вчера? олег сказать что-то хочет, палец вверх поднимает, рот открывает, но на телефон ему сообщение приходит. руки чуть дрожать начинают, глазами — не верят — моргает. — окей, понял-принял, отсыпайся. мирон должен подъехать скоро, направить его к тебе, а? савченко бровями играет, намекает-намекает, а получает в ответ средний палец вани. ржёт, дверь закрывает и на первый этаж спускается: рома ждёт. — ты чего тут? — прямо так: в лицо и сразу. — и тебе привет, олеж, — рома смеётся. — ни одна вечеринка в твоей школе не обойдётся без меня, ты же знаешь. олег выдыхает, к стене прижимается и голову откидывает. думает. — ты же только из больницы. — оле… — сащеко вздыхает. — ром. обещай, что не будешь. — обещаю. и скрещивает пальцы за спиной; учителя во всю дежурят по всей школе, проверяя, не блюёт ли кто-то раньше конца вечеринки и обсуждают новое расписание. ваня в кабинете с олегом пытается протрезветь, а второй примеряет на себя новые маски из инсты. — ты похож на пса. — завались, на себя бы посмотрел, вань. евстигнеев пытался галстук завязать, да хуй забил, нервно стянул его с шеи и закинул в конец кабинета. — чё, в актовый? — погнали. в актовом уже полным ходом шла вечеринка: пьяные школьницы танцевали под пошлую молли, было безумно тесно-жарко, старшеклассники бухали вместе с трудовиком, а диджей принимал заказы. муродшоева заметила ваню с олегом и ярко-застенчиво улыбнулась, махая рукой. — жень, ты просто неотразима. — рудбой её обнял чуть, так по-дружески и так тепло-мягко, что улыбка на лице растянулась. — поддерживаю. ты невероятна, ставлю сотку, все пацаны в этом зале — твои. — олег подмигнул. муродшоева ярким румянцем покрылась, улыбнулась и поблагодарила. олег ваню дёрнул за рукав, указывая на мирона. мол, погляди, даже не бухает. музыка бешеными битами била-давила по голове; евстигнеев влил в себя очередной (седьмой, кажется?) стакан коньяка и решительно направился на вальс. — жеее-еее-нька, а я такой пьяный, и такой счастливый, готов танцевать с тобой! — пьяная улыбка на лице. — мне кажется, твоего приглашения ждут чуть другие люди. женя — умная девочка. и прекрасный друг, который замечает всё: порой даже то, чего лучше не надо. девушка взглядом указывает на федорова, что весь вечер сидит с телефоне и пытается написать ване. ваня на него через весь зал смотрит чуть застенчиво, уже — снова — чуть пьяно. руки сами тянутся, ноги идут, голова (не) думает. — можно пригласить вас на танец? — рудбой делает вид, что шляпу снимает, и пытается не заржать. — вань, ты ебанутый, скажи мне? — мирону, видимо, не смешно. мирон не понимает, что происходит. — вы станцуете со мной? — вы пойдёте нахуй? — ну мирон… — ваня руку на талию его кладёт, к себе чуть прижимает и ехидно ухмыляется. — пожалуйста. — бляяяять, черт с тобой, — федоров руку в руку вани вжимает, чувствует, как волнуется. — что о нас подумают? — а не похуй ли? мы через год уйдём отсюда навсегда, разойдёмся и, может, даже не будем общаться. тебе правда сейчас важно мнение той училки, что так пристально смотрит на нас? — ваня взглядом на её указывает, ведёт танец плавно-дрожаще. — она просто на меня запала и ревнует, сто процентов. ваня цокает, ведёт дальше: глаза в мирону смотрит, прожигает взглядом. понимает, что поговорить надо, разъяснить все наконец; — что за хуйня, мир? — спустя несколько минут молчания ваня оживает, руку сжимать сильнее начинает. — ты о чем? — не прикидывайся. о нас. — я хз, мэн., а что между нами? — мирон на себя тянет резко, ваня спотыкается, рычит негромко. — действительно, а что же? — это я у тебя спросить хочу. — разве я пишу тебе в два часа ночи и прошу приехать? я сначала нахуй посылаю, а потом засасываю при любом удобном моменте? а не охуел ли ты, янович? — ваня ещё сильнее руку сжимать начал, и движения стали жёстче. — мирон, ты, сука, в себе сначала разберись: еби, кого хочешь, спи, с кем хочешь и пропадай хоть сутками, но только потом не напивайся и ко мне не приходи, ок? я заебался, честно. — ты, блять… — м? мирон хмурится, глаза закатывает и вздыхает томно-глубоко. блядство. — сука, какой же ты идиот. пошли, блять, — мирон глаза закатывает, тянет ваню за руку из актового зала в соседний кабинет. — ну же, заходи. — какого хуя? ваня не успевает даже понять, что происходит, как мирон к стене его резко придавливает. сердце стучит, как бешеное. губы лихорадочно находят чужие, целуют, рвано-горячо выдыхают; ваня стонет, мирона ещё ближе прижимает, чтобы чувствовать лучше. кожа горячая-плавленная, руками чуть футболку приподнимает, находит ребра выступающие и водить по ним стал пальцами, ласкать. а губами в шею тычется, мычит, целует чуть. в скулу дышит громко, воздух огненно-раскалённый давит-давит-давит, руки потеют; — бля, мирон, а раньше никак нельзя было? мне как с этим теперь на вечеринку возвращаться, а? — евстигнеев взглядом вниз указывает и стонет болезненно, по стене скатываясь. — не мои проблемы, — руки в защитном жесте поднимает, мол, я тут не при чем. — и… вань. — чего тебе ещё? фёдоров чуть застенчиво мнётся у двери и на парту садится. голову наклоняет набок, смотрит на ваню и думает: когда? когда он успел настолько сильно в человека въебаться, чтобы думать о нем постоянно и рядом хотеть видеть. когда он успел настолько сильно, что до дрожи в животе и руках хочется тепла ощутить родного? — ничего, пойдём в актовый.***
рома заваливается в один из школьных туалетов абсолютно пьяный. и видит олега. блядство. — олеж, привет. — ты, блять, обещал. — у олега голос чуть дрожит, ломится. (сердце) — у меня осталась последняя. будешь? — сащеко рукой вытирает рот, задерживает наступающий приступ и скалится. не улыбается. — пошёл нахуй. открывает окно, свешивает ноги и закуривает: похуй. спалят учителя? похуй. спалит мирон и даст пизды, ведь обещал бросить? похуй. так похххуй. окурки летят вниз, в пучину бездны, звезды складываются в одно созвездие под названием «в пизде ты, олежек», а рома оказывается рядом. плечом к плечу, дыхание его на щеке чувствуется. как же ты, — блять, близко. — держи. рома передаёт олегу в руку белую маленькую таблетку, предупреждая, что от неё пиздец, как разнесёт. но не отдаёт: тянет на себя олега, сигарету закуривает его и берет в руки. таблетку на язык кладёт и наклоняется к олегу, руки на подоконник кладёт, аккуратно соприкасается с дрожащими пальцами савченко. тычется губами, передаёт поцелуем таблетку и языком хозяйничает во рту. на долю секунды. олег выдыхает рвано, проглатывает таблетку и думает, что попадает в ад, но, черт возьми просит. — поцелуй ещё раз. и рома, блять, целует. чувственно-нежно, руками за окно цепляясь, сигарету выкидывая. и чуть дрожаще прижимается ближе, когда олег отвечать начинает настойчивее. и сердце ромы, будто выпрыгивает, стучится. по-настоящему. живо. — не останавливайся. у олега перед глазами чертова галактика из звёзд ярко-сияющих, он чуть выдыхает в поцелуй и воздуха набрать в легкие пытается, потому что его категорически мало: слишком мало-мало-мало ощущений, и ближе хочется, и чтобы теснее, и чтобы ря-яя-дышком; по шеи поцелуи спускаются сами, всё ниже да ниже, ключицы с кожей мягкой ласкают и футболку чуть приподнимают, но вовремя останавливаются. — оле-ее-ж, ты, блять… — сащеко тянет буквы плавно, задерживая. лениво олега на себя тянет, аккуратно обнимая. руками обхватывая нежно запястья, по ним водить стал. — ты невероятный. и ощущается всё по-новому;