Прощай

- Слушай, Теренс... Я знаю, что у тебя сегодня был тяжёлый день, но ты же уделишь мне несколько минут, правда?.. Сейчас ночь. За окном уже давно исчезло из виду солнце, его мягкие лучи уползли куда-то за горизонт, оставляя пространство утопать в темноте и редком рассеянном свечении мелких звёзд, что умудрялось просачиваться в комнату, минуя толстые стёкла. Они сегодня особенно красивы и заметны, даже несмотря на гонимые природными силами грязно-серые облака. В какой-то момент даже мерещится, что их мерцание доносит до нас свою тихую песню. В такие моменты, совсем не страшась окружающей черноты, Лоуренс любила бесшумно подбираться к окну и подолгу стоять, стоять перед раскрытым для неё пейзажем спящей улицы и просто наслаждаться спокойствием. Однако сейчас крепкие рамы закрыты и, словно стражи, сдерживают ночной ветер. Сдерживают, а всё равно так ощутимо холодно. И ощутимо тяжело было бы встать сейчас и подойти к окну. Но зачем? Зачем ей это сейчас, когда она так тонко чувствует, как затихает ритм сердца? - Я бы хотела поблагодарить тебя. Мелодично, точно попадая по клавишам старого фортепиано, голос расплывается по комнате. Губы от чего-то дрожат, пока их обладательница старается собраться с мыслями. Только бы ничего не упустить, не потратить это драгоценное время. Смешно и парадоксально, но люди всегда тратят его впустую именно тогда, когда им кажется, что они заняты чем-то по истине важным. Чего уж таить, сама Лоуренс часто грешила этим. Она убивала время постоянно. Часами за домашней работой, за музыкой, за вечно сменяющимися театральными масками, за готовкой и уборкой, которые по наивности всегда доводила до совершенства, за детальной слежкой за детьми, за пустыми переживаниями. Сколько же сил она на это потратила, так много, что в ней уже почти ничего не осталось. Лишь жалкие капли. И грустно, и обидно, а ведь сейчас не вспоминается ничего из этих мелочей, на которые она потратила так много своих секунд. Вспоминается лишь Он. Он - главное и самое важное в её жизни. Он, кому бы хотелось отдать ещё больше своего времени, а жертвуются лишь последние мгновения. - За всё. Нет-нет, я не преувеличиваю, действительно за всё. Ты знаешь, в последние дни, когда я терялась в своём странном забытьи, в моей голове было так много мыслей о тебе... - Лоуренс бархатно хмыкает, плавно скользя взглядом по любимым чертам лица, стараясь хорошенько запомнить их перед тем, как память полностью оставит её. - О том, сколько уже сменилось суток с того дня, как я впервые переступила порог твоего класса, квартиры, своих принципов... Столько всего произошло за эти сорок восемь лет, пока мы были вместе, все эти мгновения, как не прискорбно, даже уже не умещаются в моей голове. Мм... В последние годы с моей памятью стало совсем дурно. Забывалось даже то, где я обычно оставляю свою расчёску, а ведь я всегда кладу её на одно и то же место... Ох... Извини, я немного отвлеклась... Лоу еле заметно качает головой, от чего несколько седых длинных прядей спадают ей на лицо, но она даже не собирается поправлять их. Уже не до этого. Это не стоит внимания сейчас. Да и никогда не стоило... - Так вот... Хм... Прошло так много дней и ночей. Тёплых, приятных ночей рядом с тобой. Прям как сейчас... - уголки потрескавшихся, но всё ещё мягких губ вздрагивают и вытягиваются, вырисовывая на утомлённом лице лёгкую улыбку, - Дни, разумеется, были не менее волшебными. И ни об одном я не жалею. Так смешно, ещё тогда, в тринадцать лет, я выстроила для себя безупречный сценарий своей жизни. Ты помнишь? Я даже говорила тебе. Как же это было?.. - звучание тягуче сменяет тона, будто пытаясь вернуть голосу детскую звонкость, а мысли лихорадочно пытаются как можно более точно восстановить сказанные давно слова, - Я сделаю всё, чтобы не разрушить своё здоровье, не работать на нелюбимой работе и не жить с нелюбимым человеком... Помнишь? - столько стараний было вложено в этот момент, а прежней бойкости голосу вернуть так и не получилось. - Я говорила это так уверенно тогда. Но, в самом деле, верила далеко не во всё сказанное. Я так боялась рано или поздно сломаться под гнётом родителей и осознать, что уже не первый год переступаю порог престижной работы, что несёт мне одно несчастье. Осознать, что я пью таблетки, лишь бы хоть немного восстановить свои потраченные на них нервы. Осознать, что рано или поздно мой любимый станет мне безразличен, а я в свою очередь буду так же безразлична ему, и, в конце концов, пойду по тому пути, что и мама с папой. Буду жить с нелюбимым человеком и, даже подумать противно, находить утешение своему разочарованию в объятиях временного любовника, которого потом заменит другой, но никто не принесёт мне уже былых чувств. Но нет... Холод на коже ощущается всё сильнее, поэтому, превозмогая тяжесть собственной плоти, Лоуренс сильнее придвигается и прижимается к любимому учителю, стараясь вобрать в себя хотя бы немного его драгоценного тепла. А голос незаметно замедляется, будто кто-то постепенно снижает скорость воспроизведения старой записи на виниловой пластинке. - Ничего из этого не произошло. Конечно, я не могу сказать, что у меня было идеальное здоровье или что я всегда шла на работу с полной энтузиазма улыбкой. Нет, такого не было. Но, тем не менее, и та, и другая сфера не доставляли мне никакого дискомфорта, никогда не заставляли сожалеть и думать, что что-то пошло не так. Но более всего я рада тому, что у меня есть Ты, - несмотря на то, что Лоу говорила крайне тихо, последнее слово оказалось как-то по-особенному выделено, да так, что это звучное "ты" пронеслось по всей квартире и застыло буквально в каждом её уголке. - Мой милый Теренс... Не было и секунды, чтобы я усомнилась в моих к тебе чувствах, напротив, я более чем уверена, что моя любовь к тебе постоянно росла. Чуть ли не до зависимости. Не до паники, что я стану слишком навязчива, что все мои пылкие эмоции разобьются на осколки, если вдруг ты утеряешь ко мне интерес. Но и этого не произошло. Ты всё ещё со мной. Ты здесь. Ты рядом. И осознание этого делает меня невероятно счастливой. Я счастлива, Теренс. Счастлива, как никто другой. Всё это так похоже на сказку. Я и мечтать не могла о том, что у меня будет такая прекрасная жизнь, в которой моя любовь навеки будет отдана одному человеку. И стоит ли мне говорить, как я рада, что этот человек – ты? По мере чувственного монолога голос Лоуренс начинал дрожать всё сильнее, и, как бы она ни пыталась это сдерживать, сквозь него уже проглядывалась томящаяся усталость. Иногда её настигал ледяной ужас, что вот-вот в голосовых связках иссякнет звук, и, когда она вновь откроет рот, из него выльется лишь тишина. А ведь так много ещё нужно сказать... Боже, пусть время не кончается... - Забавно, не правда ли? Даже несмотря на идеальное исполнение всех планов, я и представить не могла, что всё выйдет таким образом. Тогда я ведь мечтала, что терпеливо дождусь совершеннолетия, встречу идеального парня своих лет, которого точно одобрят родители, и долго буду проверять наши отношения, прежде чем полностью и со всей серьёзностью отдаться им... - из глубины горла вырывается смешок, больше походящий на хрип. - Хотя, кто сказал, что ты не идеальный? Идеальный, спорить с этим невозможно. Ох, Теренс. Ты ворвался в мою жизнь, словно ураган среди ясного неба, ты так много изменил во мне, изменил всё к лучшему. Я чувствовала себя свободной только тогда, когда была с тобой. Да и, чего таить, ты знаешь, как я восторгалась всем тем, что ты со мной делал? Каждым твоим прикосновением, твоим вниманием, твоим поведением. Все рамки правильного и разумного просто сносило от жадных желаний, которыми ты наполнял меня... - на этих словах бледное лицо Лоуренс залилось едва различимым румянцем. - И к чему было противиться им, если было так приятно видеть твоё наслаждение? Видеть тебя другого, скрытого от всех, кроме меня одной... Это было так сладко. Это до сих пор сладко. И всю свою жизнь я только и делала, что упивалась этой сладостью. Упивалась тобой и была искренне от этого счастлива. Я говорила и я повторюсь. Я счастлива... Лоуренс слышит что-то в ответ, но не различает слов. Зато голос слышится так отчётливо и ясно, даже несмотря на то, что в ушах лишь глухой звон. Она всегда была в восторге от его голоса. Она любила его голос с самой первой ноты, любила даже в те моменты, когда слышала оскорбления, любила бесконечно сильно. Иронично, но даже тогда, на уроках, она часто не слышала слов. Лишь голос, который сейчас размывался в её голове, ещё сильнее усыпляя сознание. Такое же уставшее, как и тело, что уже две недели изнывает от слабости, не позволяющей лишний раз пошевелить конечностями. А сейчас было тяжело шевелить даже губами, тяжело держать веки открытыми, тяжело дышать. Но она ведь сильная, да? Сильная, а потому борется со сном, как с самым страшным противником в жизни. Прошу, не сейчас... Молчи. Просто слушай. Я не уверена, что смогу закончить, если прервусь... Тонкие бронзовые пальцы медленно поднялись и слабо прижались к любимым губам, заставляя их замереть. Руку заметно трясло, поэтому она практически сразу опустила её на подушку, рядом с ним. И с приятным волнением ловила кожей его тёплое дыхание, которому удавалось оживить в её глазах блеск, пусть и на жалкие мгновения. А пока её глаза отдавали ему своё последнее сияние, его глаза выражали непонимание. Непонимание, которое она не замечает, зацикливаясь на одном только проникновенном чувстве, вызываемым его и только его взглядом, и даже не хочет замечать. Не хочет ничего объяснять. В конце концов, он и сам всё поймёт. - Счастлива, несмотря ни на что... Ох, я солгу, если скажу, что наша жизнь всегда была гладкой. Солгу, ведь помню и ссоры, и недопонимания, и трудности. Страшно вспоминать моменты, когда хотелось отдалиться друг от друга. Да даже взять первый год нашего знакомства, протёкший для нас обоих во взаимной ненависти. Но я благодарна и за эти минусы. Прозвучит банально, но после каждой бури солнце всегда сияло ярче. Мы будто становились ещё ближе, а любовь крепче. Я любила тебя ещё больше после того, как мы ссорились, я безумно ценила каждый момент, когда мы вновь заключали друг друга в объятия, когда ты аккуратными движениями вытирал мои слёзы. И сразу так хотелось улыбаться... А теперь между нами совсем не осталось недомолвок, ничего лишнего. И я нахожу это восхитительным... Я... Слабость пробирается в мысли и небрежно стирает их, будто художник, что вновь и вновь проводит ластиком по листу. Слабость прокрадывается в сердце и леденит кровь, лениво пробегающую по венам. Слабость отдаётся онемением в конечностях и краткими покалываниями в изношенных органах. Голос всё дрожит, а на мутных сине-голубых глазах сверкают слёзы... Спокойнее, Лоуренс. Спокойнее... Не время плакать по мелочам... - Я так тебе благодарна за всё, Теренс... За всю твою заботу, за поддержку, за множество прекрасных моментов, за то, что у нас такие замечательные дети, за то, что был рядом, за то, что терпишь и любишь меня... Даже когда было сложно, ты всегда был со мной. И у меня не хватит слов, чтобы описать, насколько ты важен и нужен мне. Да, наша вселенная никогда не была пределом. В пучине вероятностей наверняка много исходов, где мы с тобой не вместе и, может быть, я даже имею какое-то другое счастье в одной из таких параллелей. Но мне не хочется об этом думать. Ведь да. Я скажу это трижды. Я счастлива. Я счастлива, что живу в том мире, где могу засыпать рядом с тобой. С прекрасным, единственным для меня тобой. Спасибо за всё это прекрасное время... Резкий стук сердца последней волной возвращает в тело жар, и она находит в себе энергию, чтобы слегка приподняться, чтобы положить холодные ладони на щёки, чтобы, наконец, припасть к его губам с донельзя коротким поцелуем. В нём столько трепета и нежности, столько искренности, столько чувств, что, кажется, вся долгая жизнь нашла своё место в одном только этом моменте. Но Лоу отстраняется, больше не в силах противиться сну. Веки сами собой закрываются, и она с большим удовольствием тратит последние силы на то, чтобы удобно устроиться на его плече и овить шею руками, заключая в слабые, без преувеличения детские объятия. - Я люблю тебя, Теренс... Спокойной ночи. Откровения иссякли, голос стих, и комната резко провалилась в удушающую тишину, в которой её маленькая душа тут же заплутала, всё больше и больше отдаляясь в пучину сна. Спи спокойно, Лоуренс. Спи безмятежно. Спи, не ощущая того, как покидает жизнь тело. Как слабость заполняет лёгкие и там не остаётся места воздуху. Как сердце замирает на месте, не получив глотка кислорода. Пальцы сжимают рукав кофты в предсмертной судороге, будто желая ухватиться за оставленный на земле смысл, а потом хватка окончательно немеет, не оставляя от себя и следа. И она улетает в неизвестность, гонимая последним своим выдохом. А на лице всё ещё красуется блаженная улыбка. Прощай.