Веду себя, как дома

У Гнойного бессонница, он ложится днем, встает под вечер. К утру срубается даже Фаллен, срубается Джиглипуф. Артур покупает по дороге «принглс» и вяленую рыбу. Иногда вегетарианскую шаву. Не спрашивал у Гнойного, где он ее берет, узнал у Фаллена, это была хорошая мысль. Сказал, что ходит туда с прошлого лета. Эта хуйня не съедобна, но Гнойному нравится жрать наперегонки, и Артур глотает, не чувствуя вкуса. Он прочищает водник, и Гнойный выглядит странно смущенным, когда благодарит. Он кажется моложе в такие моменты, моложе, проще и безопаснее. Они смотрят мультики по Никелодиону, половину серий Гнойный знает наизусть, иногда он смеется, долго, так, что не хватает воздуха, его сутулые плечи вздрагивают, он прикрывает ладонью рот. У него голубые глаза и от него приятно пахнет сладким. Артур переехал на хату в соседнем дворе, чтоб не таскаться через весь город каждый раз, когда «между делом» хочет к нему заглянуть. Жека не хотел перекатываться, но Артур сказал, что оно того стоит: - Вот просто поверь, чувак. И Жека поверил, как всегда. Только не хватало, чтобы он тоже стал выебываться. Жека поверил, но не понял. Для него все гораздо проще. И он Гнойному нравится сильно больше. Нравится его тусе. Был с ними на сцене: раньше Артура. Все ок, это не лишнее, Артура не должно быть слишком много, он это усвоил, но и контакт ослаблять нельзя, так что пусть любят Жеку на здоровье, пока Артур занят тем, что посложней. По утрам Артур входит в открытую дверь: Гнойный не запирает ее, когда ждет гостей, лень вставать с дивана, чтоб ее открыть. По утрам у Артура любимый мультик – Крутые Бобры. По утрам у него вообще есть любимые мультики. Еще по утрам ему водник нравится больше косяка, и он подумывает отказаться от мяса, его прикалывают смешные мудаки с ФрэшБлада, и он старается продолжить фразу, когда Гнойный переходит на цитаты из Бабана. По утрам оказывается, что в вузе Артуру нравился мс Вандальский, и он бомбил с таблицы Бомба-баттла, а лучшей игрухой его детства были Герои, и Рики – его выбор в Доте (в которую он научился катать, почти не ракуя, зазубрив наизусть гайды). К половине двенадцатого Гнойный начинает клевать носом, слова растягиваются, зажигалка медленней крутится между его пальцами. К половине двенадцатого Артур радуется добросовестно проделанной работе и почти верит в то, что Гнойный верит ему. Потом Гной спрашивает, не открывая глаз: - Чо как там Дэнчик? Жопа вся в засосах, или ты пока в процессе? Как бы старательно Артур не готовился, он никогда не бывает готов до конца, но он хорошо выучил, что вовремя молчать – самый главный талант, и он молчит, пока Гнойный не засмеется снова, коротко и мягко, без всяких попыток казаться искренним, и он делает звук погромче, а Артур смеется тоже, так, чтобы Гнойный услышал и заметил, и они берут еще по подходу, и впереди долгий день, но без напаса он был бы еще длинней. Гнойный называет Чейни Дэнчиком, но не каждый раз. У Гнойного своя система исчислений. В моменты ностальгии и в моменты досады он вспоминает, кем они друг для друга были, и сразу следом напоминает себе и «Дэнчику», что больше то время не вернуть. Координаты искажены до неузнаваемости, и по ним не отыскать оставленных земель (Артур хорошо запомнил эти слова, когда под полный пакет OG и бишкекский коньяк Гной пустился в откровения). Проблема в том, что невозможно угадать, покоробит или растрогает Чейни очередное «Дэнчик» с очередным приветом из потерянного прошлого. Даже от Гнойного. Берсерк Чейни так называет всегда, Берсерк отказывается понимать, что прошлое потеряно, но он родом из этого прошлого, и ему можно много такого, чего Артуру нельзя. Пытаться с ним скорешиться бесполезно: как раз по этой причине. Беда даже не в том, что Артура не было в тусовке в пятнадцатом году и он не блевал вместе с ними в Черное море. Беда в том, что само появление Артура – часть перемен, которые Берсерк не признает, и вроде бы даже может себе позволить не признавать: пока. По крайней мере, рядом с Чейни нет никого, кто раздражал бы его сильнее и никуда бы при этом не делся. Сеймур называет Чейни Денисом. Чейни сам так представляется и сам так говорит о себе, а в третьем лице он стал говорить много. Ему нравится полное имя, нравится серьезное отношение, ему нравится – не от каждого, но при случае, - личный окрас и весомость посыла. Ему нравится, когда ему не мешают делать вид, что СловоСпб по-прежнему семья (даже при том, что СловоСпб больше не существует вообще). Семья к нему обращается так же. Так говорит его сестра (когда-то она его называла Чудик, как его школьные друзья, но больше ей так делать нельзя, а времени, когда Денис не жил в Питере, не вел площадку, не стоил того, чтобы к нему прислушиваться, и в принципе мог быть нелепым потешным ребенком, больше не существует). Его сестра – это отдельная тема. Артур очень ошибся, когда увидел их общее фото у Чейни в мониторе и решил ее похвалить. Они похожи, как близнецы. Ей нравится об этом говорить. Ему – нет, как и о ней самой. Мс МиккиМаус звал его Дэн. В те времена, когда самого Мс МиккиМауса звали Илья и кто-то вообще к нему обращался. Киви тоже звала его Дэн, но быстро переучилась. Это была вроде как промежуточная ступень, и больше эта фаза развития значения не имеет. Киви это вовремя поняла и поэтому с ней Чейни по-прежнему говорит (но не часто). Встречается (но избегает до последнего). Она пока еще существует. Она умеет делать правильные выводы. Артур заимствует их, и тоже зовет его Чейни, но себя просит называть по имени, с тех пор, как заметил, что Гнойный зовет Жеку Жекой, а его не зовет никак, и в трансах изредка упоминает по полному нику. Чейни зовет его Артуром без вопросов, переключился мгновенно, привык быстро, и Артур надеется, что со временем это будет чего-то стоить. Шумма Чейни зовет Шуммом, Шумм зовет его, как хочет, если вообще о нем вспоминает. Шумм – большое исключение из правил, ему вообще не нужно думать о том, как удержаться в системе координат, все, что у него есть, это удача, оглядываться на него бесполезно. Артур посмотрит, чем кончится дело, когда удача иссякнет: рано или поздно в этом длинном списке она иссякла у всех. Артур в удачу не верит, он верит в последовательные усилия. В любую систему можно встроиться, если верно представлять алгоритм. Однажды каждому нужна поддержка. Однажды каждый сомневается в себе. Однажды и на тебя возникнет спрос, только будь готов предложить. Кто-то нужен Гнойному в бессонное утро, даже если в целом нахуй не нужен никто. Кто-то должен ехать с Букером в Севастополь, и желающих не так, чтобы очередь. Кто-то выйдет в паре с Шуммом, если Чейни хочет с ним забаттлить на своей земле, и хуй там это будет Вайбхантер. Кто-то – все подряд, если на то пошло, - хочет дружить с теми, с кем дружить пытается Артур. Они дадут ему то, что он хочет, если поверят, что он ближе к цели, и может их подтянуть к себе. Когда Артур объяснял это Жеке, тот смотрел на него как-то странно, но не стал спорить, хлопнул его по плечу и сел вертеть косой. Чейни монтирует по ночам и просыпается в районе трех. Если он в норме, идет на прогулку, она двухчасовая по таймеру. Если встать он не может, лежит и раздупляется, тоже часа два, а то и больше. Между мероприятиями ему ебано, потому что куда себя деть, он не знает. Это главная причина, по которой они вообще сконтачились. Он пишет в районе шести, если пишет. C двенадцати до шести – это два абитуриента плюс треня, либо треня и план для научки. Смены по уборке Артур берет в основном, когда движ спадает: пару раз бросишь смену по звонку, и обратно позовут вряд ли. Он старается привозить Чейни вес, это сглаживает углы и попускает их обоих. Пару раз Чейни предлагал ему кэш за траву, но Артур отвечал как можно серьезней: - Чувак, я типа не барыга. И это вроде вызывало что-то вроде уваженья, потому что кореша у корешей бабки за стафф не берут, а бабки не врут, и если ты готов поступиться своим – твои слова якобы чего-то стоят. Бабки были не лишними. Только через неделю после ивента Артур узнал, что им с Шуммом Чейни заплатил больше, чем всем остальным парам. Артуру меньше, чем Шумму. Это он спокойно схавал и прикупил себе новые шмотки. Думал, стоит ли благодарить, решил, что помолчит. Говорить о том, что хочешь бабок, было круто. Говорить о том, что они обосраться как тебе нужны, - так себе. Чейни спросил до баттла, разливая коньяк по стопкам: - Слушай, а ты чем вообще занимаешься, кстати? Ну там, OG gang, gangsta shit, а на самом деле? И Артур рассказал про уборку, чтобы не говорить про рефераты для ебанатов, потому что даже не сомневался, что Чейни спалит все на баттле, и это было меньшее из двух зол. Чейни скривился, как ебаный Дима Шумм. - А я слышал, ты там типа Военмех закончил, нет? Типа закончил. Типа с красным дипломом. Типа всем похуй. И уж конечно – типа – об этом лучше лишний раз не пиздеть, когда читаешь про гетто, баскет и шмаль, а потом собираешь полный зал школьников на единственный сольник. Артур поржал: - Я типа охуенно умная ракетчица, чувак. Хлопнул рюмку, и Чейни вроде как тоже улыбнулся, даром, что кисло, но это улыбочку он мог себе сунуть в очко, потому что Артуровы интеллектуальные искания ему в хуй не вперлись примерно так же, как школьникам в зале. Если бы он хотел иметь дело с чуваками поумнее него, Гнойный бы не тусил один по утрам, СловоСпб не закрылось бы, а Артур не проводил четыре дня в неделю у него в кровати. В этот раз Чейни звонит в три с копейками, Артур еще в квартире у ученика, выходит поговорить в ванную, включает воду, и даже не сомневается, что в это время кто-то нагуглил гдз и ебашит оттуда решенье в тетрадку. - Да, привет. Чейни говорит это так, как будто это Артур висел на линии, как будто он пиздец занят и только отвлекся от важных дел. На самом деле, то, что он позвонил, а не написал, уже из ряда вон и значит, что ответ ему нужен прям-щас-кровь-из-носу. Артур прикидывает, что будет врать маме Леши Сечина, объясняя, почему съебал с занятия. Еще прикидывает, что соврать Денису, чтобы не ехать, и такого с ним раньше не было, но теперь случается все чаще. - Чо как там, не знаю, какие планы? У Чейни пиздец доброжелательный, бодрый голос, и это верный признак, что ему от Артура что-то очень, очень нужно, а если учесть, что недавно они прощались в духе «уебывай и захлопни дверь», это охуенный поворот к лучшему, и именно в такие моменты надо приходить и забирать банк, но Артур тупит, глядя на струю воды, и на секунду-другую ее шум перекрывает все остальные звуки, и Артур тупо не хочет отсюда выходить. Тема ночевал у него перед отъездом. Спал у стенки, и во сне волосы падали ему на лоб. Артур встал раньше и пошел во двор на турник, в рот ебал что-то менять, а потом Тема зашел к нему в душ, он отплевывался от воды, когда она попадала в рот, улыбался, и как было не улыбаться в ответ, даже при том, что не было ни причин, ни сил, ни у кого из них, и когда они закончили, Тема уже одетый долго протирал кончиком полотенца запотевшие очки, которые оставил на раковине. - Да какие планы, чувак, так, хуйней маюсь, порешал дела, сижу-дымлю. Как обычно: доброжелательность Чейни кончается раньше, чем одна плюха на вписке. - Хавки захвати по пути, только не от Ашота, блядь, бургеров там каких-нибудь… Артур не успевает ответить. Идет назад к Леше Сечину, проверяет задачу. - Так. И откуда здесь у тебя квадрат? - Ну это ж правильно. - Конечно, правильно, какие вопросы… откуда он взялся тут? Леша тыкает в строчку повыше. - Ну – типа – вот? - Ну что вот? Он смущается, как дите малое. Он, кстати, не смотрит баттлы, но предлагал Артуру полтора косаря за фотку, чтобы хвастануть в школе. Пришлось придумывать для него байку, поубедительней Гоукиллы-препода, чтоб его не отпиздили в итоге за голый гон. - Братан. Ну мы ж с тобой говорили про это. Я тебе зачем? - Чтобы решать… - Чтобы понимать, как оно решается. Тебя когда спросят завтра, ты так будешь отвечать? Ну оно тебе надо? А на экзамене? Давай, быстрей сделаешь, быстрей отделаешься, с миром чилить пойдешь, ок? - Я не ебу, чо там делать. - Ладно ты не ебешь, все ты ебешь, все нормально, ты ж умный чувак? Ну и все, сейчас разберемся. Давай по новой. Дано… Шторы задернуты, в хате прохладно, Чейни не включает свет. Они раскуриваются на кровати, потом долго целуются, пьют лимонный Липтон по очереди из горла, потому что рот сушит, мягко, без спешки трутся друг об друга, как будто им правда друг с другом кайфово. ATL из колонки, чтобы было не скучно. Артур приспускает штаны, воздух в комнате едва-едва холодит стоячий хуй, Чейни задирает ему майку до горла, штаны стягивает до колен, хочет его видеть, хочет всегда, о самом Чейни этого не скажешь, но Артур, конечно, держит рот на замке. Чейни ведет ладонями по его бедрам, по голым бокам, до подмышек, раз за разом, нажимая сильнее. У Чейни взгляд затуманенный, губы влажные, он дышит ртом, когда заводится. Он садится Артуру на ноги, облизывает руку, чтобы подрочить ему, смотрит в лицо, не отрываясь, и поэтому никак нельзя закрыть глаза, хотя очень тянет, не тронутый пакет из Бургер-Кинга стынет на полу, его даже не открывали, Чейни кладет Артуру ладонь на сердце, прижимает к груди там, где стучит сильнее, и возможно, это должно что-то значить, так что на всякий случай Артур накрывает его руку своей. Чейни целует кожу у него на шее и на груди. Укладывается на него, перестает двигаться: начисто. Артуру тяжело, а еще у него стояк, и Чейни так энергично работал кулаком, что очень хочется довести дело до конца, но Артур терпит, пока не понимает, что все – конец. Чейни шумно втягивает воздух и скатывается с него. Спустя четыре, пять треков с «Марабу», тихо говорит: - Выключи. Артур с голой жопой лезет за его айфоном. Чейни лежит на кровати, глядя в потолок, одетый, глаза красные от стаффа, и на всякий случай Артур подпаливает недобитый косяк, а Чейни медленно протягивает руку, и это какая-никакая подвижка, но дальше дело не идет, он лежит, молчит, и после одной затяжки косяк тлеет в пустую. Наверное, надо спросить его, в чем дело. Или не надо. Артур не спрашивает, Артур подтягивает штаны с трусами. У Чейни движутся губы, как будто он хочет что-то сказать, но не говорит он ничего, долго. Собственно, чего-то такого Артур ждал с тех пор, как увидел его шрамы. Хуй с ними с выебонами типа «ты мне нахуй не всрался», с внезапными звонками, с пунктиком на лояльность, паранойей и взглядом типа Дима Шумм ака ебать вы разочаровываете своей хуйней мое королевское высочество. Со всем этим Артур научился жить. Но кое с чем даже у него свыкнуться не получается. Артур не хочет быть уебком, дело не в том, что шрамы не красивенькие, Чейни вполне обычный мужик, иногда неплохо выглядит, мужчину такая хуйня не портит. Нет, дело не в шрамах (хотя их невозможно игнорить, они везде, от лодыжек до верха спины, и Артур видит их каждый раз, как его раздевает, чувствует каждый раз, как его трогает). Но дело не в них. Дело в том, откуда они вообще взялись. И Артур не может определиться, то ли он выбил джек-пот, когда их ему показали, то ли он по уши нырнул в говно, из которого не получится выбраться без потерь. Все его нутро орет о том, что варик – второй, но он успешно затыкает уши. - Иди в душ. У Чейни севший голос, он мертвый в ноль. Артур не спорит и не углубляется, потому что это шанс съебнуть по крайней мере на двадцать минут, и от таких подарков не отказываются. Он долго моется, потом долго тщательно вытирается. Когда возвращается, Чейни лежит в той же позе, только бумага дотлела ему до пальцев, до старого сигаретного ожога. Артур забирает и бросает в бутылку косяк. Денис вяло улыбается. Артур держит его руку, Денис ее не убирает. - Чувак, ты делаешь что-то не то. Чейни сжимает его пальцы. - Какой же ты блядь красивый. Блядь, тебя как стейк зажарить и сожрать живьем. Чейни садится, мокро и ласково целует его в губы, от того, как он это нежно делает, как на свидании, Артура мутит, у Чейни лихорадочно блестят глаза, его ладони – а Артура на плечах, на груди, на ягодицах, Артур целует его в ответ, обнимает за спину, чувствует его пальцы в своих волосах, нетерпеливые, нервные, потом чувствует, как другой рукой Чейни гладит ему анус и промежность. Он опрокидывает Артура на кровать, Артур поддается запросто, поворачивается, чтобы ему было удобнее. Чейни проводит языком от его лобка до пупка, потом лижет ему грудь и прикусывает сосок. - У тебя же вообще никаких проблем не может быть, никогда. Сука, как же хорошо быть тобой, наверное, ты ж вообще не ебешь, о чем я говорю, у тебя в башке нихуя, кроме дыма, да? Но Артур "ебет" достаточно, чтоб понимать: на это не надо отвечать, и только улыбается как можно безобидней: - Ебать тебя вставило, чувак. А Чейни больше ничего не говорит, крепко обнимает его за пояс обеими руками и заглатывает его член. Чейни отсасывает, как читает, техника на десять блядь из десяти, Артур чувствует легкие, мягкие движения его языка у себя под стволом, даже когда входит к нему в горло, Чейни методично, размеренно двигает головой, под ритм легко подстроиться, волны расходятся по телу, укачивают, убаюкивают, Артуру так хорошо, так безмятежно, как будто он не по колено в пиздеце, и это длится столько, что он забывает о времени, стонет в голос, кладет ладонь Чейни на затылок (это все, что ему можно), потом подпаливает новый косяк и делает напас, чтобы не приходить в себя как можно дольше. Чейни надоедает, и он чуть отстраняется, выпускает его из горла, напоследок сглатывая, член целиком как будто простреливает, Чейни придерживает его у основания, чтобы Артур не кончил раньше времени, но Артур уже знает, что с этим строго, он уже гораздо лучше держится. Чейни гладит, беспокойно и настойчиво, внутреннюю сторону его бедер, большими пальцами давит на дырку, понемногу растягивает, на промежность и между ягодиц натекла его слюна, пальцы легко скользят, Артур шире раздвигает ноги. Чейни сосет его член, взяв до половины, сосет жадно, самозабвенно, как ребенок соску. Теперь Артуру можно двигаться: Чейни нравится, когда его ебут в рот, но в рот – не в горло. Нравится, когда хуй скользит между его губ, нравится чужой запах, нравится, когда его тянут ближе. Главное – не входить слишком глубоко, так можно все испортить. Косяк заканчивается. Чейни сжимает и массирует Артуру яйца, потом начинает их целовать, проводит языком по мошонке, еще раз и еще раз, быстрее и короче, потом отстраняется ненадолго, пытается отдышаться, смущенно смеется. - Пиздец, короче, я язык об щетину натер. - Прости, чувак. Но он уже, слава богу, не слушает, нагибается снова, легонько всасывает кожу в рот, потом говорит Артуру: - Перевернись. Когда Артур выполняет, Чейни сам разводит и сгибает ему ноги так, чтобы Артур максимально выставил зад. Снова лижет мошонку и промежность, там сильней всасывает кожу между зубами, как будто хочет оставить засос, сверху вылизывает самым кончиком языка, выводит круги, потом Артур чувствует, как его кусают за ляжку, и выше – за ягодицу, как сильные пальцы вовсю мнут и сжимают его за жопу, потом Чейни, смочив язык как следует, проводит им по анусу, и Артур вздрагивает, ноги непроизвольно дергаются, Чейни крепко держит его за бедра. - Кончай, если хочешь. Когда он говорит, его дыхание щекочет Артуру влажную разгоряченную кожу, и Артур спрашивает: - Можно? А ладонь Чейни тяжелым весом ложится ему на поясницу, заставляя максимально прогнуться, наглаживает его по заду, медленно, все так же нажимая, пока другой рукой Чейни мнет и гладит его живот, проводит короткими ногтями по подбритой дорожке волос и сжимает по очереди его соски, и Артур дрочит себе, послушно, аккуратно, в любой момент готовый перестать, и Чейни продолжает вылизывать ему очко только после того, как он кончит себе в кулак. Ноги не держат и разъезжаются в стороны. Это та часть, которая ему раньше нравилась, которая обещала много хороших часов и отличного секса, сплошные бонусы и никаких минусов. Глаза сами закрываются. Он слегка подрубается. Сам того не отслеживая, покачивается, подается назад, язык проходит теперь сверху вниз, снизу вверх, сильнее, у Артура снова слегка привстает, он чувствует, как ему мягко, неторопливо подрачивают, потом чувствует, как язык Чейни то напрягается и твердеет у него внутри, то расслабляется и нежно скользит по стенке кишки, Чейни вставляет в него пальцы, видимо, оба указательных, понемногу растягивает дырку, потом погружает их глубже, трет простату, это немного болезненно, но все равно хорошо, Чейни снова лижет ему промежность, потом на место пальцев опять приходит язык, давление слабое, но стоит у Артура теперь вовсю, он просовывает под живот руку, дрочит быстро и резко, этого мало, Чейни осторожней, вполсилы прикусывает его ягодицы, по кругу, Артур просит наугад: - Я хочу тебя. Чейни отодвигается, но вместо того, чтобы уже начать его трахать, откидывается на кровать и пинает Артура босой ногой. - Иди сюда. Артур в легком ахуе от травы и римминга, тело плохо слушается, мозг не подсказывает на автомате следующие шаги, он на четвереньках ползет к Чейни, бессмысленно, вяло тянет за край футболки, тот начинает ее снимать, Артур больше мешает, чем помогает, у Чейни рот припух, натерта кожа над губой и подбородок, Артур снимает с него штаны с трусами и даже гладит его лодыжки, не вспоминая про шрамы: вместо этого пытается вспомнить, где брать гондоны, но Чейни лезет в тумбочку, роняет пакет с травой – - Да похуй. Выдавливает смазку себе на ладонь и растирает ее по члену Артура. Это не тот жизненный период, когда Артур может сказать «Я не хочу подхватить от тебя триппер, так что все-таки пожалуйста дай взять резинку», тем более после того, как Чейни в прямом смысле вылизывал ему жопу (игра перевернулась, ебта), и Артур послушно входит в него, одним долгим движением, он тугой, но расслабленный, принимает Артура целиком. Чейни отталкивается от изголовья, ложится на спину, подкладывает подушку себе под бедра. Он обнимает Артура ногами за спину и тянет его к себе за шею, просит: - Выеби меня так, чтоб я ходить не смог. И Артур старается, старается изо всех сил, но Чейни все равно сильнее впивается пальцами его в плечи, резче двигается под ним, чем получается у самого Артура, а когда наконец Артур входит в ритм, держать его оказывается тяжелее, чем бежать марафон на спринтерской скорости. Чейни просит: - Еще. Он крепко зажмуривается, морщится от боли и активней подмахивает, Артур вбивается в него, пока он не начинает тихо, сдавленно стонать. Артрур надеется, что на этом все, но передышки не получает, с него сходит семь потов, он чувствует, что не может больше держаться, сердце заходится, яйца вот-вот лопнут, он сжимает Чейни так, что потом будут синяки, кусает его шею, щеки и плечи, изо всех сил напоминая себе, что так и надо, этого от него и хотят, Чейни подставляется, улыбается, пронзительно счастливо, после того, как Артур буквально вгрызается в его горло, а потом его тело как будто растекается под Артуром, тот чувствует сперму у себя на животе, но остановиться ему никто не разрешал, и он чувствует, что сходит с ума, он измотан и выжат, его кожа горит, от эрекции только дискомфорт и боль: - Блядь, пожалуйста, хватит. Пожалуйста – всё… С каждым новым движением его бедер – с каждым новым ударом – тело Чейни слегка вздрагивает, но Артур не знает, это от боли - или из-за толчков. У Артура перед глазами плывет. Потом он чувствует, как Чейни гладит его по голове и разрешает: - Всё. Всё. И его голос – на секунду, в полусне, - звучит совсем, как Темин. Артур кончает, не чувствуя ничего, и выключается, несмотря на все попытки удержаться. Он ненадолго просыпается ночью посреди кровати под ровный, неторопливый стук клавиш. Горит экран. Денис собирает баттл. Прогоняет раз за разом кадры из зала. Потом вырезает фрагмент. Артур садится, жадно пьет из бутылки, забив на плавающий в ней бычок. Денис оборачивается в кресле, снимает наушники. - Я тебе воды поставил. Артур смотрит на кружку. В натуре, смешно. Денис улыбается ему в ответ, одной стороной рта. Потом выдергивает провод «синхайзеров» из гнезда и по новой запускает фрагмент. Толпа в зале орет: - Гоукилла, Гоукилла – Разъебывается в куски. И господи, сука, сколько же там людей. Со сцены выглядит не так, свет бьет в глаза, даже если стоять у края. Чейни бьет по пробелу. - Оно того стоит, типа? Он спрашивает ровно, без подъеба, с доброжелательным любопытством. Артур никогда не готов, поэтому на всякий случай молчит. Потом подходит и долго целует его в губы, хотя Чейни с силой давит ему обеими руками на бока, чтоб отодвинуть. Утром Чейни спит в мертвую, не просыпается, когда Артур прикасается к нему, не просыпается, когда Артур встает. С учетом прошлого вечера, Артур на всякий случай, в порядке утренней рутины, щупает ему пульс, убеждается, что он жив, потом думает, что, по большому счету, Чейни он здесь нахуй не нужен, и когда тот проснется, Артур выйдет за дверь. По большому счету, не грешно выйти за дверь до того, как он встанет, и захлопнуть ее, Артур так уже делал, но конкретно сегодня не стоит. Чейни же не идиот. Инстачом пользоваться умеет. Знает, что Тема уехал. Что еще он знает, лучше не проверять. И не добавлять. Чейни спит у самой стенки, обняв подушку. Его лицо во сне - такое потешно-растерянное, такое тупорылое, что хочется сфоткать на память, но это чревато, и Артур воздерживается. «Воздержался» и «не решился» - это два очень разных слова, про два очень разных выбора. Артур все чаще напоминает себе об этом, все меньше в это верит. Идет поссать, охлаждается в душе, лезет в холодильник, пакет из Бургер Кинга он нашел в помойке и сказал себе, что ему похуй. Свободной еды в ходильнике нет, потому что давно не было вписки, только целая полка контейнеров из гроу-фуда, на пять приемов пищи в сутки, вперед на неделю. Артур гадает, будет ли Чейни есть свой завтрак, если все равно завтрак проспит. И второй завтрак. И что будет, если Артур их сожрет: до того, как Чейни разрешит? Читает ленту, чтобы отвлечься. Идет одеться. Шарит по карманам, свой вес кончился: зип с пола переехал на письменный стол и теперь пустой. Чейни поворачивается во сне, что-то бормочет. - Чо? Артур надеется, что разбудит его своим вопросом, но не тут-то было. Три часа. Четыре. К пяти Артур заебывается, обшаривать весь его книжный шкаф, его карманы и полки в ванной. Диски с игрулями. Ящик с носками. Находит заначку баксами, заначку рублями, письмо от руки в белом конверте, лирику в Мандельштаме и лидокоин в спрее. Хочет закинуться, но тоже воздерживается, с трудом. Все чаще спрашивает себя: а что, если? Все неубедительней звучит ответ, что это уже наркотики, это уже пиздец, это так легко не пройдет, это значит гробить свое тело и гробить свой мозг, гробить свое будущее и свою жизнь. Артур, ну ты же не долбоеб? Ты же их всех видел, зачем тебе это дерьмо? Все эти полезные слова крутятся в голове, но распадаются на буквы и все чаще звучат, как белый шум. У Чейни же все заебись: чо бы и не присоединиться к нему? Ладно, это немного отрезвляет. У Чейни все не заебись, и даже он держит таблы явно на крайний случай. А крайний случай разве не наступил? А когда наступит? Артем пришел посмотреть его выступление, шестого числа. Не пересеклись ни разу, даже в курилке. Артем пришел поорать за Ясно, но когда Артур поднялся на сцену, молдаване перебежали за спины к противникам. Типа рофлы. Окей типа. Типа почему нет. Мэд про них панчил, было угарно, совали друг другу факи. Это, правда, нихуя не объясняло, почему они не двинули на афтепати. Почему не пришли на движняк пораньше. Почему не сидели в курилке. Почему Тема бегал от него по всему клубу, как телка от случайного вписочного ебаря, за которого ей теперь стыдно. Написал сообщение – нихуя, мол, вы в Питере. Рановато подогнались, на попутках-то. Тема не ответил, конечно. Ебать мы стали гордые. Маленькие, зависимые, нахуй, подстилки для гусениц танка. Если ты такой охуенный, Тема, нахуй обратно приперся из Кишенева? Когда он уезжал в прошлый раз, лежал снег, шел снег, на них смотрели заложенные окна вокруг Грибоедова, кругом слепые дома, мертвая тишина, он протер очки от снежинок, у него как обычно была пиздец добрая улыбка, прямо как у самого Артура, и за этим, прямо как у самого Артура, нихуя настоящего не было. Тема положил ему руку на плечо и сказал, как ребенку маленькому: - Всё. Всё. На всякий случай кивнул. - Я домой. А ты как хочешь. Горели елочные гирлянды над входом. В общем-то можно было как следует ебнуть его о стену и объяснить, где он не прав, вместо того, чтоб палить ему в спину, пока он перся к метро, но вот проблема. Во-первых, Артур так и не придумал, что ему сказать. Во-вторых, это нихуя бы не изменило. Он даже проверил на всякий случай. Пришел на его отбор тринадцатого и еще побегал за ним по клубу. Не знал, лезть ли на сцену, но Жека вытащил, и вроде Артем был не против, а может, просто занят был оппонентами. На всякий случай, Артур сказал ему после баттла, в толкотне, когда спускались через гримерку. - Не пропадай больше. А на улице фанаты попросили фотку и Тема обнял его за плечи, сказал: - Это мой друг. Он был весь мокрый, даже линзы на очках были в поту, он был теплый и тонкий, даром, что длинный, и Артур помнил, как поднимал его над матрасом в койке, шутки ради, год назад. Год назад эти потешные долбоебы снимали видосик, звонили на «телефончик» Самому Кингсте, фоткались у Семнашки с Зимним Дворцом и клянчили на Темин день рожденья, чтоб Чейни добавил его в друзья. Артур тогда смеялся вообще с любой хуйни, которую Тему вкидывал. Уговорил его двинуть косой – вообще первый в Теминой жизни, такой азарт проснулся его уболтать, - и весь следующий день у Темы болела башка, он с трудом стоял на ногах, Артур даже смотался ему за водой с посиделок на Марсовом, потом они руками хавали из одной коробки бургеркинговские крылья, и то, что Тема был слишком хорош для шмали, то, как он щурился без очков и как облизывал пальцы, никак не составляло причины, чтоб по нему охуеть, но для этого, в общем, не нужно было причин. Во второй раз, не найдя его на вписке после отборов, Артур понял, что Тема, в общем, ему сказал, что хотел, и не о чем больше пиздеть. Артур ему друг теперь. Это в смысле пошел нахуй и уже завали. Это в смысле мы друг другу настолько никто, что я даже не хочу на тебя рамсить. Это в смысле мы как бы вставали из одной постели и как-то раз спутали футболки, пока одевались, а потом снова пришлось раздеваться, и не оделись до вечера, но кому не похуй теперь-то, если больше такого не будет. И даже то, что Тема зашел к нему после десятка звонков и бессвязной простыни по укурке, нихуя не изменило. Его добрая улыбка не изменила. Его голос сквозь сон и слова, которых Артур не мог вспомнить. Тема в Кишеневе. Подпись в инстаче, под фоткой с какой-то телкой: «Ну а как иначе». Все еще такой красивый, что тянет завязать с нормальным рэпом и ебашить стихи похуевей Асаи. - Ты еще здесь, что ли? Чейни притомленно трет ебало, как будто не проспал тринадцать часов. Заходит на кухню, ставит чайник. Трет бритую голову. Потом встает на стул вместо того, чтоб просто попросить Артура, и снимает с кухонного шкафа корабль с красными парусами. Достает с палубы трубочку с граммом. Артур ждет своей очереди, пока он поправляется. Чейни кашляет, долго, бьет себя кулаком в грудь, как будто подавился, стонет, после трубочки запаливает сижку. Артур наливает кипяток ему в кружку. - Спасибо. Пожрать взять тебе что-нибудь? - Да я порулю, наверное. Чейни трижды спрашивал его в ответ на эту фразу: «У тебя чо, тачка есть?», но Артур не перестал ее юзать. - Лады. Артур не успевает убрать телефон в карман, когда Чейни говорит: - Мне чо теперь, придется его на сезон брать, чтоб вы уже все выяснили? Он мелкими глотками цедит чай через щель в зубах, и все время, пока это длится, Артур не говорит ни слова. - Дешевле тебе в Кишенев билеты оплатить. В один конец. Когда Чейни поднимает на него взгляд. Артур воздерживается от ответа. И от поездки в Кишенев. В который раз.