В дело вступает Император

      Терять близких людей всегда было очень тяжело. Я не понимал этого, был ещё слишком мал. Однако когда сам лично столкнулся с подобным… я не знал, что мне делать.       Я не мог понять, как так произошло? Почему мама ещё вчера была рядом и радовалась моим успехам вместе со мной, а сегодня я стою у её могилы, щедро усыпанной похоронными венками. Я хотел получить ответы на свои вопросы, как и любой другой ребёнок. Но мой отец был иного мнения.       Так как я был единственным ребёнком в семье и соответственно будущим наследником всех имений отца, я должен был соответствовать своему статусу. Я с головой погрузился в учёбу, практически не вылезая из неё. Обучение в элитной младшей, а после и в средней школе, множество личных преподавателей, которые учили меня всему, начиная с уроков этикета и заканчивая игрой на музыкальных инструментах. Вплоть до того, как вести себя перед журналистами.       Отец хоть и был человеком занятым, но всегда наблюдал или даже контролировал моё обучение. Он был строгим, но открытой агрессии ко мне не проявлял. Однако ещё с ранних лет он дал мне одно чёткое указание, которому я должен следовать всю свою жизнь.       Я всегда должен быть первым.       Не важно в чём, не важно где и когда, я должен быть первым. Из кожи вон лезть, но быть победителем.       Я не мог перечить своему же отцу и покорно выполнял всё, что он говорит. Но если раньше я радовался всем этим занятиям, а после делился впечатлениями и рассказывал, что же я узнал нового на этот раз, то после смерти матери это стало скорее долгом. Мне некому было выговориться, не с кем поделиться новостями, которые настигли меня на протяжении пережитого дня, не с кем было просто спокойно поговорить и главное — насладиться теплотой и заботой, которую раньше излучал близкий мне человек.       Мне было холодно и одиноко. На меня у отца обычно не было времени, а преподаватели, воспитатели, дворецкие и прочая прислуга родителей не заменят никогда, это я понял довольно быстро. Свободное время я коротал за игрой в сёги и я до сих пор помню, как играя сам с собой, я на мгновенье замер. Я чётко знал, куда нужно было поставить фигуру, но в итоге почему-то поставил её на совсем другое место. Это показалось мне странным, но я не обратил особого внимания.       Баскетбол забрасывать я не собирался. Это единственное, что досталось мне от матери, и я должен был играть дальше, дабы сохранить то, что осталось мне в память о ней.       Как и было ожидаемо, я вошёл в стартовый состав команды и довольно быстро занял место вице-капитана. Выше пойти пока просто не мог, попросту не мог тягаться с Ниджимурой-семпаем.       Однако время, что мы проводили на тренировках, матчах и в особенности после них было лучшим, что я мог испытывать. У нашей команды появились привычки вроде поедания мороженого после хорошей тренировки, мы помогали друг другу на экзаменах, общались на переменах и постепенно начали становиться семьёй.       Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Постепенно эта атмосфера начинала улетучиваться, а я тем временем занял пост капитана.       Первое, что я решил сделать — избавить команду от такого игрока, как Хайзаки Шого. Он хороший игрок, но он не нравился мне характером и с какой-то стороны был даже хуже Аомине.       Я всегда помнил себя спокойным и терпеливым человеком, но Хайзаки меня раздражал до одури. Хотелось его едва ли не убить.       Я ожидал, что он устроит скандал, но именно от этого я и хотел избавиться. Команда должна понимать друг друга без слов, быть семьёй, а он туда не вписывался. Я был чётко уверен в том, что делаю, но столь сильной уверенности, подкреплённой неким высокомерием, я за собой не наблюдал. А тогда просто не придал этому значения.       Быть капитаном команды — очень ответственное дело, и когда ты приходишь на этот пост, на тебя ложится огромная ответственность.       Я формировал и совершенствовал свою команду, я вёл её вперёд, но тогда первого места, увы, мы занять не смогли.       Это не понравилось моему отцу, и с этого момента тучи начали сгущаться.       Не сказать, что в команде начались разногласия, но я заметил, что все члены основного состава достаточно быстро обретают свой талант. Но далеко не все решили спокойно развивать его. Аомине перестал ходить на тренировки, аргументировав это тем, что он и так силён. Просто говорить с ним было довольно сложно. Вдобавок они ещё и повздорили с Куроко, плюс сменился главный тренер, который ничего не мог предпринять в данной ситуации.       Не сказать, что я начал тогда паниковать, но меня стало всё это беспокоить и я отчётливо чувствовал, что кто-то дышит мне в спину и этот «кто-то» улыбается, наблюдая за мной. Но слежки я не замечал и уже было подумал, что снова почудилось, что надо бы больше отдыхать…       Но Мурасакибара был другого мнения.       Я всегда уважал его за то, что он ничего не скрывает, не лукавит, а сразу говорит правду. Но тогда мне его слова не понравились. Он перестал воспринимать меня как капитана, как того, кто сильнее его и кто может вести его вперёд.       Первое, что я почувствовал, было недовольство, постепенно подпитываемое агрессией. Я снова чувствовал спиной эту улыбку, но за мной никто не стоял. Я и сам не заметил, как выдал команду о матче, хотя это и был единственный способ решить наш с Ацуши спор.       Мурасакибара оказался очень силён. Довольно быстро в нашем мини-матче он заработал четыре очка из пяти и именно тогда паника начала охватывать меня с головой. Я просто не мог проиграть. Только не в этот момент, не на глазах собственной команды, я не мог опуститься перед ними, я не мог пасть так низко… Я не мог проиграть.       Именно тогда я впервые услышал «его» голос. Сначала это был смешок, и мне стало не по себе. Я почувствовал, как заботливо касаются моих плеч и обнимают со спины. Такие объятия были только у одного человека, но его уже больше нет, и я никогда его не увижу.       Но это был не тот, о ком я думал.       У него была моя внешность, мой голос, это будто было моё отражение. Отличались лишь глаза, они отливали золотом, будто лучи солнца. Он прикрыл половину моего лица ладонью, склонившись над ухом. Мне стало страшно. — Не бойся, — его голос звучал твёрдо и уверенно, и я вспомнил, что иногда такой же голос был и у меня. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Я вижу, ты не справляешься. Тебе, наконец, нужна моя помощь, я прав? — Кто ты? — я не мог этого не спросить, я начал бояться, что схожу с ума. — Не задавай глупых вопросов. Я это ты, а ты это я. Наше различие в том, что я не такой мягкий, как ты. Я предлагаю тебе свою помощь, которая сейчас, в данный момент, очень тебе нужна. Или ты готов пасть в глазах всех этих людей, в глазах собственного отца и больше никогда не вернуть всего того, что есть у тебя сейчас? Скажи, Сейджуро, — обратился он ко мне, — ты хочешь проиграть? — Нет, — уверенно ответил я. Это было то, что я знал точно, что вбилось мне в корку подсознания и то, что я мог ответить чётко, даже разбуди меня посреди ночи. — Я не хочу проигрывать. Я никогда не проигрывал. Я не представляю, что будет, если это произойдёт. — Именно поэтому тебе нужен я, — вновь отозвался он. — Я гарантирую тебе стопроцентную победу и абсолютное первенство во всём. Я сделаю так, что ты будешь самым лучшим и всегда первым. Взамен я потребую, чтобы ты выпустил меня, иначе помочь я тебе не смогу. Решай быстрее, времени нет. — Это хорошо… — меня начали терзать сомнения. — Но это будет означать, что я пойду против своих друзей, против всех… я снова останусь один. — У тебя есть я. Более тебе не нужен никто. Ни друзья, ни родители, никто. Только я, потому что сейчас никто из них не может тебе помочь, — он выпустил меня из объятий и обошёл, встав прямо передо мной. Его рука уверенно подняла моё лицо за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза снизу вверх. Они были полны уверенности, жажды крови, высокомерия и в то же время… я чувствовал в этом взгляде какое-то тепло. Ту заботу, которую я утратил. Он предлагал мне помощь в момент, когда я не мог от неё отказаться, он хорошо его подобрал. Именно тогда я понял, что передо мной стоит истинный лидер, который не пожалеет никого, даже родителей. Он сделает всё, но будет первым.       И я согласился.       Но я не мог не поставить своё условие в ответ. — Хорошо. Я доверюсь тебе. Я дам тебе полный контроль, — Я увидел, как он улыбается. Именно эту улыбку я чувствовал в последнее время, именно от неё мне становилось не по себе. — Но при одном условии. Ты позволишь мне наблюдать за всем, что ты делаешь, и если я замечу, что ты не справляешься, что тебе грозит проигрыш… ты уйдёшь. — Мой проигрыш невозможен. Потому что я абсолютен.       Он сказал мне это прямо в глаза, но на моё условие ничего не ответил. Он повернулся ко мне спиной и сделал несколько шагов вперёд по направлению к свету, оставив меня в тени, после чего приподнял голову и как обычно уверенно произнёс: — В дело вступает Император.