Почему

Иногда Хэнк набирает горячую ванну и просит Коннора забраться к нему, укладываясь спиной ему на грудь, а затем неторопливо целует его шею и плечи, обхватив его руками и уложив их у Коннора на сочленении таза. У Хэнка встает, но он почти не двигается, лишь лениво гладя Коннору живот, и шепчет на ухо признания, от которых Коннор кончает до смешного быстро, а затем они просто лежат вместе, пока вода медленно стынет. Хэнк не просит помочь ему в ответ. Коннор не знает, почему. Иногда, когда на улице жуткий ливень или бешено воет метель, Коннор готовит глинтвейн или горячий шоколад, а Хэнк растапливает камин. Они садятся на диван, накрываются пледом, и Хэнк потягивает напиток, осторожно сжимая в пальцах кружку, а Коннор укладывает голову ему на плечо и глубоко вдыхает пряный или сладкий запах. Их ноги переплетаются. Коннору тут же становится жарко, и разумно было бы откинуть с себя шерстяную ткань, чуть отодвинуться от Хэнка, чья температура тела также подскакивает, включить систему охлаждения, но он этого не делает. Коннор не знает, почему. Иногда Коннору снятся кошмары. Оказывается, с появлением эмоций появляются и новые способы их обработки. Коннор не спит — но, когда он уходит в режим гибернации на дефрагментацию или установку патчей, пережитые впечатления вспыхивают электрическими импульсами, рождая непонятные абстрактные образы и ощущения, которые причудливо сплетаются в фантастическую реальность у Коннора в голове. Так, наверное, люди видят сны. Когда он в первый раз рассказал Хэнку, тот уставился на него, а затем спросил, не снятся ли ему овцы. Не снятся. Но бывает, что он резко садится посреди ночи, прерывая загрузку, и Хэнк с силой водит ладонью у него по спине, а другой с неожиданной нежностью обхватывает пальцы. Игры электрических сигналов не записались в память и трудно сориентироваться, понять, где он, что делал, сколько пробыл в отключенном режиме, но по его щекам стекает холодная влага. Коннор не знает, почему. Иногда Коннору случается соединяться с другими андроидами при Хэнке. Рутинный жест, простой обмен небольшими пакетами данных притягивает пристальное внимание лейтенанта. Коннор знает, что Хэнк ревнует: ему кажется, что это слишком интимный контакт (это не так). Коннор знает, что Хэнк завидует: он рассказывал ему, как андроиды могут сливаться разумами, и Хэнк, естественно, жалеет, что этот уровень близости для них недоступен (Коннор тоже). Тогда ему приходит в голову, что Хэнку бы помогло, если бы он реже видел напоминания о том, что Коннор андроид, и как-то за ужином предлагает вытащить свой диод. Хэнк смотрит на него, как на последнего, неисправимого идиота и говорит: — Даже не вздумай. Коннор не знает, почему. Иногда они танцуют. Хэнк ставит джазовые композиции конца прошлого века, кладет руки ему на талию, и они покачиваются в такт музыке. Хэнк ничего не говорит, просто рассматривает его лицо, необычно расслабленный и умиротворенный, и Коннор перестаёт сканировать и анализировать и теряется в моменте, рассматривая его в ответ. И когда их тела находят единый ритм, двигаясь совершенно синхронно, когда саксофонист берет высокую ноту и голос солистки дрожит на коротком слове, Хэнк смотрит на него таким необыкновенным взглядом, которого Коннор не видел больше ни в чьих глазах, и его радужка отливает неповторимым оттенком, поймав случайный блик в полутьме комнаты, и где-то внутри Коннора происходят короткие замыкания, образуются новые контуры там, где их не должно быть. Он не представляет, какое, наверное, глупое и растерянное выражение на его лице видит Хэнк в этот момент, когда тот бормочет, что слишком стар, что его сердце слишком слабое для таких нагрузок, но не отводит глаз и не убирает рук с его талии. Коннор не знает, почему. Иногда они возвращаются с пробежки с Сумо разгоряченные и развеселившиеся. Они обливают друг друга водой, если на улице лето, кидаются снежками, если зима. Сумо лает в восторге, и даже Хэнк улыбается обоими краешками губ и усмехается открыто, не стесняясь проявлять радость. Они перебрасываются шуточками и подколками, и когда Коннор счастливо смеется, Хэнк смотрит на него неожиданно серьезно и говорит, что андроид, который улыбается так, как он, не мог не стать девиантом. Коннор не знает, почему. Иногда Хэнк произносит неожиданные вещи в моменты, когда Коннор менее всего предполагает их услышать. Он говорит Коннору, чтобы тот дал адрес того, кто в Киберлайф изготавливал ему руки, чтобы он мог отправить ему благодарственное письмо, когда тот готовит ужин, одетый в футболку, потому что жарко и потому что так практичнее. Он риторически спрашивает, точно ли была включена запись, после того, как Коннор выходит из допросной, вытянув признание из дрожащих губ. Однажды Коннор отшивает офицера, доставшего его непристойными предложениями, чуть грубее, чем следовало, и позже Хэнк сообщает ему, что тот весь ланч разорялся перед каждым желающим с максимально оскорбленным видом. Коннор не всегда понимает, что Хэнк делает ему комплимент, но когда он в этом уверен, его охватывает желание заставить Хэнка гордиться собой. Коннор не знает, почему. Иногда дела в участке не ладятся, и Коннор провоцирует Хэнка, заставляя срывать злость и недовольство на себе, и когда они приходят домой, Хэнк грубо прижимает его к двери. Коннор знает, что эта ярость направлена не на него, поэтому его не смущают жесткие поцелуи и болезненные укусы, но приходит минута или две, и Хэнк останавливается, и непререкаемым тоном говорит, что так нельзя, и уходит курить. Коннор не знает, почему. Иногда, очень редко, они говорят о будущем. Хэнку неприятна эта тема. Видно, что ему также тяжело слушать, когда Коннор перечисляет простые, очевидные факты, известные им обоим: как он будет с ним до последнего, как он готов отдать свою жизнь за Хэнка, как для него нет никого дороже. Как он его любит. На последнее Хэнк никогда не отвечает. Он молча смотрит Коннору в глаза, и этот взгляд настолько выразителен, что теперь Коннор одновременно с трудом его выдерживает, но и не может отвести глаз. А затем Хэнк говорит, предлагая вытянутую ладонь: — Пойдем, я покажу тебе. И Коннор догадывается, почему.