Простые сложные вычисления

Кисуми знает, что делает. У него всё просчитано. Просчитать действия Асахи — совсем не проблема, в общем-то. Кисуми прикусывает кончик ручки, если замечает, что Асахи смотрит на него во время лекции. Кисуми наклоняется к Асахи в столовой, чтобы смахнуть с его губ несуществующее зёрнышко риса. Кисуми мягко заправляет короткую рыжую прядку за ухо, когда Асахи разговаривает с симпатичными девушками из параллельной группы. Это весело, на самом деле. Асахи, весь такой неожиданно популярный и привлекательный, вспыхивает красным, теряет дар речи и роняет из рук тетради. Всё же не так сильно он изменился, как могло показаться. Асахи называет его придурком, Асахи тычет его в бок локтем, Асахи называет его худшим. Кисуми даже нравится. Он ведь несерьёзно — Кисуми знает — но не может сказать того же о себе. Потому что ему нравится ловить взгляды Асахи, нравится касаться его лица, и, ладно, может, сам Асахи ему тоже совсем чуточку нравится. Кисуми знает, что делает, когда ждёт его после тренировки у раздевалки, чтобы после пойти навестить слёгшего с простудой Хару. У него всё просчитано было. Потому что просчитать Асахи — не проблема. И всё же Кисуми оказался не готов. Нет, он был и на тренировках, и на соревнованиях. Видел Асахи с высоких трибун, в одних тесных плавках, совсем не оставляющих простора воображению, видел его красную макушку, и только. Суматошные они там все. Выходят, прыгают, плавают, и сразу после в душ: даже не полюбуешься. Сейчас он может увидеть всё в мельчайших подробностях. Воздух становится вязким и тягучим. Не в силах даже пошевелиться, он просто смотрит, как Асахи идёт к раздевалке — неторопливо, и каждый его шаг отпечатывается на сетчатке. Асахи на ходу вытирает волосы небольшим белым полотенцем, но с них всё равно капает. Капли издевательски прокатываются по шее, задерживаются во впадинке ключицы и бегут дальше, огибая грудные мышцы и очерченный пресс, пока не впитываются в резинку плавок. Ох, нет. — Ты-то тут чего забыл? — спрашивает Асахи. Его дыхание немного сбито после заплыва, и для Кисуми это слишком. — Мы же к Хару собирались, — напоминает он, сглатывая. — Мне было скучно на улице. — Кто бы сомневался. Асахи закатывает глаза, Асахи усмехается, засранец, говорит ему зайти, раз уж всё равно притащился. Кисуми не слышит его, но кивает, заходя в раздевалку следом. Внутри никого — только холодные шкафчики лёгкий запах сырости. А ещё слишком широкие скамейки, на которые и лечь можно. Эта мысль не выходит из головы. Асахи просит его подержать пока полотенце, и Кисуми смотрит на него, как на что-то волшебное. Кисуми всегда знает, что делает. У него каждый шаг просчитан. Но не в этот раз. Потому что Асахи сбил его с толку своим накачанным телом в бесстыдно облегающих плавках. Руки начинают жить отдельной жизнью. Сами скручивают полотенце в жгут, сами отводятся назад, сами выбрасывают полотенце вперёд, и звонкий щелчок приводит его в чувства. Асахи шипит, Асахи потирает великолепную задницу ладонью и смотрит на него так злобно, что Кисуми хочется повторить это ещё раз. — Да что с тобой не так? Это было больно, вообще-то. — Я знаю, — отвечает Кисуми, и Асахи хватает его за ворот толстовки. Его волосы — красные как пламя. Кисуми не понимает, почему они до сих пор влажные; от такого огня они давно уже должны были высохнуть. Он горячий. Не из-за волос — даже если бы они были снежно-белыми, это бы никуда не делось. Как можно было не обращать внимания раньше. Хотя Кисуми обращал, наверное. Просто не отдавал себе в этом отчёт. Асахи тяжело выдыхает и отстраняется. Выпускает ткань толстовки из пальцев и снова отворачивается, чтобы достать вещи из шкафчика. Кисуми бьёт полотенцем ещё раз. — Слушай. Он прижимает Кисуми к шкафчикам, держит предплечье у горла, и пламя в его глазах не менее яркое, чем грёбанные волосы. Кисуми улыбается — обычная защитная реакция. — Не знаю, что у тебя в голове, — цедит Асахи, и от его серьёзного тона кожа покрывается мурашками, — но если ты не прекратишь эти свои… штуки, то… — То что? Асахи убирает предплечье с горла и упирается ладонью в шкафчик, ровно над плечом Кисуми. Он близко, так близко, что ноги подкашиваются. Этот прищур его с ума сведёт. Уголок рта Асахи дёргается вверх. — То ты можешь об этом пожалеть. Он отстраняется, забирает вещи из шкафчика и уходит переодеваться в душевую подальше от Кисуми. Кисуми остаётся стоять возле шкафчиков. Его уши горят, а в джинсах слишком тесно. Кошмарно.