Ветер в ивах

      Перед самым выпускным Юна, ужасно смущаясь, подарила М-21 книгу. Он с удивлением смотрел на небольшой томик в потрепанной твёрдой обложке, пытаясь понять, зачем она вообще ему хоть что-то дарит.       — Это на память, аджосси, - объяснила она, заправляя волосы за ухо - ещё один признак сильного волнения, - мы ведь скоро все разъедемся и не сможем уже так часто приходить в гости к директору... Вот мы и решили подарить каждому из вас что-то, что бы напоминало о нас.       М-21 был уверен что ни он, ни его товарищи никогда не забудут этих детей, не раз даривших каждому из них ощущение человечности, которого иногда так не хватало.       — Я решила, раз аджосси много читает, ему понравится книга. - Продолжала девушка, все ещё нервно теребя прядь волос. - Она моя любимая, хоть и немного детская. Но, читая ее, становится так спокойно...       На этом ее пламенная речь закончилась, а мужчина ощутил, как его охватывает чувство легкой грусти от неумолимого расставания со всей этой компанией, к которой он уж очень привязался. А ещё, как стало на душе тепло от того, что эта милая, светлая девушка решила поделиться с ним чем-то настолько сокровенным, как любимая книга.       — Спасибо, - пробубнил он, не зная, как передать словами все эмоции, которые вызвал ее подарок. И улыбнулся. Просто, открыто, искренне. Потому что захотелось. Да и улыбаться Юне было приятно.       — Ты не волк, - отчитывал его Тао после того, как Суйи утащила покрасневшую до кончиков ушей подругу на кухню, — ты дерево! Дуб дубом! Пень бесчувственный! Ты же ей нра-вишь-ся, понял, нет? А тут такая тяжелая артиллерия в ход пошла! Да девочку чуть на тот свет не утянуло от счастья созерцать тебя, да ещё и лыбящегося во весь рот!..       Тао продолжал в том же духе, М-21, который ещё давным-давно признался Шинву и Ик-Хану, что ничего в отношениях с девушками не смыслит, покрывался холодным потом от осознания собственной глупости, а Такео просто ржал в сторонке.       Конечно, М-21 не признался в этом ни тогда, ни когда-либо потом, но тот необычайный факт - что он (хоть и не полностью, пусть хотя бы его человеческая личина) способен кому-то нравиться, особенно кому-то такому славному, как Юна, - дарил ему легкость и радость бытия.       Книга называлась «Ветер в ивах», и он прочитал ее за один вечер, а потом перечитывал ещё бесчестное количество раз. Она была удивительно похожа на Юну - такая же спокойная, милая, светлая и немного наивная. Конечно, Регис не преминул поддеть его по поводу того, что взрослый мужик читает всякие детские книжонки, и это чуть не привело к одному из самых жестких их столкновений. Но Рей, вовремя заметивший: «Зачем смеяться над тем, что приносит другому мир?», сумел спасти дом от разгрома, а их двоих от гнева Франкенштейна.       Юна одна из четвёрки осталась в городе, поступив в один из местных университетов. Шинву вслед за отцом уехал в бизнес-столицу, Ик-Хан вообще решил учиться за границей, получив там неплохую стипендию, а Суйи с ее долгими концертными турами появлялась урывками. Как и говорила Юна, все разъехались, подарив обитателям дома Франкенштейна покой и ностальгию по прошедшим временам.       Несколько раз М-21 провожал припозднившуюся Юну до дома по темным улицам, и пару раз ему даже удалось отогнать от неё беду одним только грозным взглядом на всяких незадачливых хулиганов. Потом ее вредная привычка ходить одной по темноткам как-то сошла на нет, и он смог вздохнуть спокойнее, хоть и грустнее. Оказалось, ему нравилось тенью скользить за ней, охраняя ее покой.       «Ветер в ивах» занял почётное место на его небольшой личной книжной полке. Честь, которой удостаивались лишь самые лучшие, по мнению М-21, книги.       Юна хотела стать учительницей, и прилагала все силы для достижения этой цели. М-21 казалось, что она выбрала верную профессию, здесь ее спокойствие, дружелюбие и терпение были кстати. Она неизменно поздравляла их всех с праздниками, находя для каждого добрые слова, но на этом общение и заканчивалось. У неё, как и всех детей, в жизни наступил новый этап, захвативший девушку с головой.       Ему нравилось, что не только он, но и все люди в ее окружении замечали доброту Юны и свет, что она излучала. Он не раз вспоминал слова своего давно ушедшего товарища: «Неужели все дети, выросшие в обычном мире, такие?». Конечно, не все, и в этом он убеждался не раз, но она будто была квинтэссенцией и лучшим примером того, что человечество способно на мягкость и понимание.       — Она же всегда была твоей любимицей, потому что тебе стыдно за то, что ты ее похитил. - заметил как-то Тао, когда М-21 в очередной раз перечитывал «Ветер в ивах». Закладкой служил яркий кусочек картона - одна из присланных ею открыток. Может, так оно и было.       Иногда он представлял, как бы она смотрела на него, как бы относилась к нему, если бы помнила о первых днях их знакомства, о том ужасе, который он принёс в ее тихую безопасную жизнь. Хорошо, думалось ему, что людям можно стирать память. Иначе вряд ли бы он получил в подарок ее любимую книгу.       Когда переплёт издания изрядно поизносился, внеочередное собрание Рыцарей Рейзела было посвящено реставрации драгоценного тома. Франкенштейн даже бормотал что-то о проведении экспериментов по совершенствованию молекулярного состава бумаги.       Закончив университет, Юна устроилась в одну из очень хороших частных школ («Ну, не в Ё Ран!» - вздохнули все с облегчением). Ей нравилось работать с младшеклассниками, а им, понятное дело, нравилась добрая молоденькая учительница, больше похожая на старшую сестренку. М-21 иногда наблюдал с одной из ближайших крыш за тем, как она возится с ребятами во дворе, собирает их на экскурсии, объясняет им что-то, забавно жестикулируя и даже строя рожицы. Пару раз она вдруг неожиданно поднимала глаза куда-то в его направлении. Он был уверен, что его невозможно заметить с такого расстояния, но все равно на всякий случай менял местоположение.       Конечно, она была ближе всех других детей - Шинву к тому времени колесил по миру, Ик-Хан осел за границей, Суйи на какое-то время уехала жить на Чеджу, - и каждый житель дома Франкенштейна то и дело присматривал за ней. В этом не было ничего необычного.       Со временем ее подростковая робость сошла на нет, уступив место спокойной уверенности и какой-то тихой безмятежности, какая может быть у человека, живущего в счастливое мирное время. Она сохранила свою мягкость и доброту, которые, кажется, были неотделимы от неё, и М-21 эта повзрослевшая Юна представлялась глубокой равнинной рекой с тихими водами, которые не способен взбаламутить не один ветер. Ему отчетливо виделось, как солнце отражается в водной глади, и как солнечный свет распространяется, множится зеркалом этой реки. Почему-то ему казалось, что на его родине, о которой он за эти годы так ничего и не узнал, есть такие величественные полноводные реки.       — Может быть, пришло время вернуть подарок? - Спросил его как-то раз с мягкой улыбкой Такео. С выпускного детей прошло лет десять, жизнь текла своим чередом. - Мисс Юне наверняка была дорога эта книга, и она будет рада снова ее увидеть.       М-21 только покачал головой, усмехнувшись. «Ветер в ивах» продолжал стоять на полке, с аккуратно заклеенным переплетом.       Замуж Юна вышла за очень приличного человека, работавшего в крупной корпорации. Тао гордился так, будто лично ее сосватал, Такео, кажется, уронил скупую мужскую слезу, как если бы выдавал замуж сестру, а М-21, подписавшись под коллективным поздравлением, решил, что больше навещать ее не нужно, ведь у неё появился надежный и заботливый защитник.       Данного себе слова М-21 не сдержал, продолжая приглядывать за Юной, хотя появляясь и не так часто, как раньше. Это была простая формальность, предосторожность - ведь не от всего ее мог уберечь муж. М-21 никогда не позволял себе нарушить идиллию их домашней жизни, продолжая иногда наблюдать за тем, как она объясняет что-то ученикам. В какой-то степени и она, учившая детей взаимопомощи, доброте и понимаю, и он, вечно боровшийся с Союзом и им подобными, помогали создавать лучший мир, и ему очень нравилась эта мысль.       Как-то раз Тао недальновидно предложил заменить старую подаренную книжку, из которой начали выпадать страницы, новым изданием с красивыми иллюстрациями, и был вынужден самолично вклеивать листки обратно усовершенствованным клеем, да ещё и огреб неплохой подзатыльник от Такео.       С появлением детей Юна расцвела ещё больше, потому что, как на свете были люди, чьим призванием были войны и разрушения, так на свете были и люди, которые стремились создавать семьи, воспитывать детей и жить в мире.       — Да вы только посмотрите на них! Двое сыновей! - Горделиво бухтел Тао, когда их неразлучная троица в один из выходных дней не сговариваясь решила посетить тот же парк, в который семья Юны ходила каждое воскресенье. - Какие растут крепыши, а? Глазки-то точно мамины, хотя формой лица, пожалуй, пошли в папку. А дочка!.. Маленькая красавица, она уж точно вся в маму, ее волосы, ее улыбка!..       — Ты так разливаешься, будто сам их отец, - поддразнил товарища Такео, и М-21 хмыкнул в подтверждение его слов. Вопли Тао о том, как у них язык повернулся вообще такое сказать, и как они могли заподозрить Юну в измене мужу, пришлось глушить в четыре руки.       В качестве подарка к рождению первенца обитатели дома Франкенштейна отправили новоиспеченной матери то самое подарочное издание «Ветра в ивах» с красивыми иллюстрациями, которым Тао когда-то предлагал заменить потрёпанную жизнью книжку М-21. Развернув упаковочную бумагу она рассмеялась, но потом ещё долго утирала то и дело капающие слезы.       Конечно, своим детям она привила своё видение жизни, и они росли такими же мягкими, слегка наивными и очень добрыми. От матери же они переняли и ту тлетворную страсть ходить по ночным улицам, ничего не боясь. М-21 не одобрял такой уж полной веры в порядочность других людей, и потому частенько за очередным ребёнком Юны, решившим повторить мамин подвиг и «быстренько сбегать за соком», скользила тень, защищавшая от любой напасти получше полиции. Хотя, иногда думал он, зачем бы ей было учить их бояться всего и закрываться от мира? И детям, и ученикам она всегда стремилась показать то светлое, что в нем существовало.       Однажды он заметил, как вокруг ее глаз собираются нитевидные морщинки, когда Юна улыбается, и как в ее волосах проблескивают редкие седые нити. В конечном счете, подумалось М-21 тогда, он всегда сражался именно за это. Не за выживание, не ради мести как таковой, и даже не за собственную спокойную жизнь, а за то, чтобы такие мягкие и наивные дети могли расти, сохраняя свою доброту. Чтобы они взрослели и старели, не боясь и не озлобиваясь, и чтобы река их жизни текла спокойно и плавно. Когда он думал об этом, о Юне с ее тихой, полной житейских радостей жизнью, то всегда начинал улыбаться, незаметно даже для себя.       Она перестала отправлять открытки. Может, потеряла адрес при переезде, может, Франкенштейн отправил ответ о том, что директор Ли больше не живет в этом доме, а, может, сама Юна решила, что писать-то уже больше и некому. Тао причитал, что ему будет не хватать милых картинок, которые она всегда выбирала для него, Такео был с ним согласен, и М-21, в сущности, тоже, хоть все и понимали, что пришла пора расставаться.       «Ветер в ивах» он больше не открывал, потому что в один прекрасный день чтение перестало дарить ему ощущение покоя и радости, какое он испытывал, издали глядя на Юну на протяжении всех этих лет. Порой ему снилась равнинная река, по берегу которой он все шел и шел, так ни разу и не коснувшись тихих вод рукой.       Потом он навещал ее трижды. В первый раз она провожала свою уже взрослую дочку, уезжающую куда-то. Она махала удаляющейся фигурке, а муж нежно обнимал ее за плечи. М-21 казалось, что он случайно влез в очень личную сцену. Каждый месяц после этого он заглядывал ко всем ее детям, убеждаясь, что с ними все хорошо, и они не влипли ни в какие темные истории. Регис незлобливо, а скорее даже с каким-то уважением назвал его как-то «охранником рода», и, наверное, так оно и было.       Во второй раз она сидела на лавочке в том самом парке, где когда-то гуляла с детьми, а теперь иногда нянчилась с внуками. На ее лице было гораздо больше морщин, а в волосах - седины, и ее тонкие пальцы неприятно скрючились, но она излучала все то же тепло и свет, что и множество лет назад. Ее внуки явно восхищались бабушкой, и дружно просили рассказать им ещё больше сказок, а она, посмеиваясь, рассказывали им истории, в которых всегда побеждает добро и торжествует мир. Он постоял немного, слушая ее размеренное повествование, словно напитываясь ее спокойствием, а когда вернулся домой, Тао и Такео понимающе и немного жалостливо кивнули ему.       В третий раз он все-таки вернул ее подарок. Подношения мертвым, как он слышал, могли выразить те чувства, что к ним испытывали живые. Что, как не любимая книга, хранимая в течение долгих лет, могло говорить лучше? М-21 не очень-то верил в загробную жизнь, и по его личному представлению за смертью не следовало ровным счетом ничего. Но для Юны очень хотелось сделать исключение. Она представлялась ему сидящей на берегу реки, там, где шумит в ивах ветер.       Может быть, думал он, если пролить достаточно собственной крови в борьбе за тот мир, в котором она жила, и ему удастся попасть в это благостное место. Может быть, она почитает ему там вслух.