Момент для откровений

      — Ты — что? — Экстрасенс. Гэвин раздражённо фыркает и дёргается в очередной неудачной попытке освободиться от верёвок. Они сильно сжимают запястья, сведённые за деревянной подпоркой, оставляя красные полосы на коже, которые с каждым движением пекут всё ощутимее. Коннор сидит, привязанный к противоположному столбу, и не двигается. Смотрит на Гэвина пристально. — И что, блять, это значит? — интересуется Рид, в который раз ничего не добившись. — Ты, типа, знал, что так будет? — Нет, — отвечает Коннор и ведёт руками по дереву у себя за спиной, чуть подаваясь вперёд. — И в каком из ящиков здесь «красный лёд», я тоже не догадаюсь. Но, будьте уверены, детектив, он там есть: для того, чтобы понять это, даже сверхъестественных способностей не требуется. Гэвин хмыкает. Нетрудно догадаться в правоте Коннора: сейчас каждый второй преступник сидит на этой дряни и нужно быть полным дебилом, чтобы не заметить расширенные зрачки с красными сосудами белков и бледность кожи. — Тогда что? В этом разговоре нет никакого смысла, да и в «паранормальщину» Гэвин не верит, но беседа, как ни странно, помогает сосредоточиться на освобождении. Пока не пришли обдолбанные хозяева этого блядского захудалого домишки в дальней части пригорода. — Сложно объяснить, — туманно отзывается Коннор, продолжая тереть запястья о дерево, словно это может помочь. Он что, гвоздь там нащупал? Гэвин ёрзает, у него никак не получается устроиться удобнее, и смотрит на вход. Никого нет, но вечно это продолжаться не будет. Суки отобрали и пистолет, и нож, пока он был в отключке, и Риду не хочется думать, как они обнаружили его, если тот находился во внутреннем кармане толстовки. — Блять, Коннор, — рычит Гэвин. Он дёргается изо всех сил и шипит оттого, как верёвки врезаются в запястья, но продолжает буравить взглядом псевдо-напарника. Коннор даже не работник департамента. Он консультант полиции и владелец зоомагазина недалеко от участка, которому порой хочется покопаться в дерьме, в которое Рид окунается каждый день. Странный тип со странной мимикой и логикой. Экстрасенс. Идеальный мальчик с отцом-копом, с подачи которого он может заявиться в офис в любой момент и потребовать все нужные материалы. — Кстати, моё имя — не Коннор. Гэвин на мгновением даже застывает, глядя на эту слишком спокойную для ситуации рожу. — Чего? Получается не слишком агрессивно, потому что пыл немного поутих, да и запястья слишком уж сильно ноют от попыток освободиться. — Фамилия, — поясняет Коннор и улыбается — нашёл время для улыбок, блять. — Взял старую после совершеннолетия, хотя я благодарен Хэнку за то, что он меня усыновил. — И как тебя зовут? — неохотно спрашивает Гэвин, и хотя время далеко не самое подходящее, это признание слишком неожиданное. — Не скажу, — Коннор подмигивает и дёргает руками. Верёвка рвётся, парень оказывается свободен. Гэвину на секунду кажется, что напарник так и оставит его разбираться самостоятельно, но он подползает к Риду и развязывает ему руки. — Кстати, те ребята — вампиры, — буднично добавляет он. Гэвин охуевает. Это чувство непонимания преследует его с самого начала общения с Коннором: от игнорирования угроз и провокаций; от кофе, который он приносит Гэвину каждый раз, когда появляется в участке; до того стрёмного случая с педофилом и зашуганным пацаном, почему-то названого Коннором призраком, и просьбе доверить мальчишку ему. Гэвин тогда решил, что это какая-то метафора, которую ему не понять, и даже не стал наставить на допросе парня, ведь ему и так досталось, а после никогда больше не видел. Даже не вспоминал до этого момента. Что за херь? Дверь со скрипом открывается. Двое амбалов заходят в помещение, смотрят на них, скалятся. Обнажают клыки, слишком, блять, длинные даже для людей, которые никогда не ходили к стоматологу. Коннор делает шаг в сторону, заслоняя Гэвина. С какой стати? — Выбрались, — без недовольства протягивает один из них, хрустя кулаками. Мужчины спускаются по лестнице, подходят ближе. Коннор весь напрягается, а затем рвётся вперёд в попытке накинуть на шею одного из них верёвку с рук Гэвина. Рид не медлит, двигаясь на второго, хотя в его распоряжении только собственные кулаки. Впрочем, этому хлипкому на вид «консультанту» явно понадобится помощь, так что церемониться не стоит. Мужик сильнее, чем кажется, несмотря на без того внушительную комплекцию. Он прижимает Рида к стене и… вцепляется клыками в шею. Гэвин орёт больше от неожиданности, чем от страха или боли, и бьёт кулаком тому поддых. Мужчине приходится отступить, немного согнувшись, детектив хватает стоявший у стены топор. Слишком грубо, но сейчас как раз то, что нужно. Удар остриём приходится точно в грудь, брызгает кровь — но мужчина стоит как стоял, и делает рывок вперёд, выбивая оружие из рук. Снова показывает клыки, уже в его, Гэвина, крови. Как во второсортном ужастике, думает Рид, но никак не хочет умирать, как тупые герои кино сомнительного качества в этом жанре. Уходит от удара и бьёт в нос что есть силы, лишь бы больнее, лишь бы заставить не удержаться на ногах, лишь бы найти время поднять чёртов топор. Подсечка решает всё — мужчина падает, и Гэвин, хватая оружие, без раздумий ударяет мужчину. Только когда топор с хрустом черепа втыкается в лоб, а тело замирает, Рид отстраняется. Он смотрит на Коннора. Тот в крови, чужой и, кажется, своей. Дышит тяжело, а его глаза словно становятся светлее, блестят в свете луны, что просачивается из маленького окна. Его противник лежит перед ним. Обезглавленный. Тяпка — Гэвин бы усмехнулся, только вот ситуация отнюдь не радостная — рядом, окровавленная и со сломанной рукоятью. — А они явно жопой думали, когда оставляли нас в подвалее с этой острой хуйнёй, — говорит Гэвин. Его дыхание сиплое и глубокое, и только теперь он чувствует, как блядски болит шея, а кровь уже пропитала футболку на груди и, вероятно, спине. Кусок ткани и так липнет к телу, от пота, а металлический привкус почему-то у него, Гэвина, на языке, хотя он не замечал за собой привычек кусать язык или что-то в этом роде. — Согласен, — спокойно, вопреки внешнему виду, этой помятой одежде и растрёпанной — у него неожиданно сильно вьются волосы — причёске, отвечает Коннор. Он подходит к Гэвину и с некоторым усилием вытягивает топор из черепа мужчины. Только затем, чтобы после ударить по шее, разрубая её почти напополам. — Так надёжнее, — сообщает Коннор и изящным движением откидывает влажные кудряшки со лба. Будто бы не он только что разрубил шею мужика одним ударом. Гэвин зависает на секунду. А потом хватает Коннора за грудки, прижимая к стене. — Это что, блять, было? Коннор не сопротивляется, он даже не смотрит на Гэвина, точнее, смотрит, но не в глаза, как привык делать, а куда-то вниз… И склоняется, касаясь губами раны на шее. — Сука, ты что творишь? — шипит Рид, но Коннор обхватывает его одной рукой за спину, а другой за затылок, не давая отстраниться. Блять, откуда в этом изнеженном — казалось бы — ублюдке столько силы? Тем не менее, боль отступает. Кровь уже перестала идти, а неприятные ощущения теперь и вовсе сходят на нет. Коннор отстраняется и стирает красный подтёк с подбородка. Снова улыбается уголками губ. — Прости. Я хотел тебя предупредить, но не думал, что ты поверишь, — говорит он, забывая о привычном формальном обращении. Гэвин касается пальцами плеча. Укус всё ещё чувствуется, но не болит, и детектив не может понять, как это, чёрт возьми, возможно. — Я забрал твою боль, — отвечает Коннор, словно умеет читать мысли. Экстрасенс, да? — И я не умею читать мысли, — говорит он, этим только сильнее оправдывая обратное. — Укусы вампиров очень болезненны, особенно когда организм перестает вырабатывать адреналин. — Вампиров, — Гэвин усмехается. Растягивает губы в ухмылке. И смеётся. Это истерический смех, который становится всё сильнее с осознанием того, что им едва не поужинала тварь из второсортного ужастика. Когда Рид более-менее приходит в себя, он смотрит на безымянного парня с фамилией Коннор. Тот терпеливо ждёт, склонив голову набок, и трёт покрасневшие запястья. Лишь глаза выдают волнение. — Только не говори, что существуют ещё и оборотни. Коннор молчит. — Призраки. Коннор поджимает губы. — Демоны. Коннор едва заметно кивает. Гэвина пробирает на ещё один приступ ржача, но он сдерживается. — А ты? Кто ты такой? — он подходит вплотную, почти касаясь лбом лба напарника. — Экстрасенс, я же сказал, — Коннор сглатывает и приоткрывает рот, тяжело выдыхая. — Экстрасенсы по картам на будущего хахаля гадают, — возражает Рид. — Кто. Ты. Такой? Коннор переминается с ноги на ногу, не имея возможности отступить. — Я помогаю людям, — говорит он, немного погодя. — Избавляю мир от агрессивных существ вроде этих двоих. — Охотник на монстров, что ли? — усмехается Рид. — Вроде того, — серьезно отвечает Коннор. — Охуеть можно, — говорит Гэвин. И подаётся вперёд, впиваясь в губы Коннора поцелуем. Коннор обхватывает его шею руками и жмется всем телом, крепко зажмурившись. Запах крови и грязи попитал их с ног до головы настолько, что можно его игнорировать. Гэвин считает секс лучшим способом спустить напряжение, но делать это в вонючем подвале рядом с, ёбаный в рот, вампирами, не хочется даже ему. Поэтому он отстраняется, глядя на глубоко дышащего Коннора, и тянет его к выходу. — Эти твари точно мертвы? — Да. Нам стоит вызвать... — Этим я и хочу заняться. Надеюсь, эти суки не настолько умны, чтобы выкинуть симки из наших телефонов. Коннор идёт за ним, позволяя грубой ладони сжиматься на запястье. Задание выполнено. Но, возможно, стоит в Детройте задержаться подольше — этот город таит в себе много темных секретов, в которые Гэвина не стоит просвещать. По крайней мере, не сейчас.