***
Перси видел это в глазах всех присутствующих. Мысль, что именно они должны пожертвовать собой. Мама и папа не согласились с ним, но он сомневался, что может быть полезен против Темного лорда. Его явно не волновало, будет ли детям плохо от его планов. Но ему не хватало смелости, чтобы сделать это. Он не мог заставить себя вызваться и сказать Реддлу просто сделать это, и от этого он чувствовал себя прогнившим насквозь. Он не хотел, чтобы Джинни, его сестренка, была там… но и сам он тоже не хотел туда. Он не хотел жертвовать своей жизнью и всеми своими планами. Наверное, он ужасный человек. Эгоистично было так поступать, когда он знал, что Джинни бы, не задумываясь, это сделала ради любого из них. Она всегда поступит именно так — нет, не в прошедшем времени. Она всегда старалась помочь окружающим себя людям. Она была такой хорошей. Он видел усталость, просвечивающую на лицах родителей. На лицах всех. Видел, как Фред вскочил на ноги и подошел к Реддлу, прямо когда Рон, казалось, уже было хотел сделать то же самое. Дневник лежал в центре кухонного стола.***
— Поместите туда меня, — потребовал Фред. Он смотрел дьяволу прямо в лицо с полной серьезностью, хотя внутри он хотел разве что сжаться в маленький комочек. Но дело было не в нем. Дело было в Джинни, находящейся в пустоте и напуганной, и в том, что большую часть ее первого курса он дразнил ее и подшучивал, но никогда не помогал и даже не заметил, что что-то не так. Может быть, если бы он был лучшим братом для нее, этого никогда не произошло бы. Он не мог винить Гарри: мальчик и так выглядел ужасно подавленным всей этой ситуацией, да и с каких пор он должен спасать его сестру? То, что он пытался, было здорово и значило очень много. Но защита его семьи никогда не должна была стать ответственностью Гарри. Реддл вскинул брови, услышав требование, взгляд похолодел, он просматривал немереное количество заметок, и работ по заклинаниям, и… и Рождественских сочинений учеников… которыми, видимо, все-таки занимался. Гарри уставился на него, потом тоже перевел взгляд на Реддла. В его глазах читалась искренняя мольба, на которую Темный лорд даже не обратил внимания. — Нет, — начала мама, вставая на ноги, — сядь. — Она повернулась к Реддлу. — Если ты только думаешь пожертвовать еще одним моим ребенком… — Воздух вокруг нее, казалось, задрожал, предвещая шторм. — Фред, не… — начал и его близнец. Он повернулся к Джорджу, окинув его наполовину преданным и возмущенным взглядом. Он не мог поверить в услышанное! — Ты не можешь всерьез ожидать… — Я буду отталкиваться от решения большинства. Судя по большому количеству голосов в Вашу защиту, мистер Уизли, я могу сделать вывод, что бо́льшая часть семьи не за Ваше решение. И, как сказал Гарри, это ваш выбор. Весь мир будто рушился вокруг него.***
Голос большинства. Джорджу хотелось возненавидеть Темного лорда за жестокость этого, но как метод это было на самом деле справедливо. Ужасная, аморальная справедливость, высосавшая весь воздух из кухни. Самопожертвования было недостаточно. Самопожертвование даже не должно было стать проблемой… дело было в том, кого они должны выбрать, чтобы занять ее место. Кто-то с эмоциональной связью. Было бы легко выбрать кого-то другого, Пожирателя Смерти или преступника, что пошло бы на пользу миру в любом случае… Но заставить всех предать кого-то одного? Принять решение, по крайней мере, позволить им сделать это? От желчи першило в горле. Он практически чувствовал напряжение, исходящее от Фреда. Слишком отчетливо помнил тот преданный взгляд своего близнеца… взгляд, который он не думал никогда увидеть на его лице, таким похожим на его собственное. Но он не мог вынести мысль, что это будет он. Что он останется один. Это делало его… плохим? Если бы они оба могли сделать это, тогда было бы лучше, и он без промедления вызвался бы. Но только один человек должен понести это ношу? Непостижимо, чтобы это был кто-то один из них. Он сглотнул. Попытался подумать о ком-то, ком-либо из своей семьи, насчет кого он смог сделать подобный выбор. — Я могу сделать это, — послышался очень тихий, дрожащий голос. — Мне для этого не нужно разрешение родителей.***
Молли Уизли повидала много ужасных вещей за свою жизнь. Она не видела, как умерли ее братья, но видела их тела. Изувеченные, мертвые. Понадобилось пять Пожирателей Смерти, чтобы убить их, и не проходило ни дня, чтобы в ее голове не мелькали воспоминания о них. Особенно когда она смотрела на своих близнецов — таких похожих на Гидеона и Фабиана, что было практически физически больно. Это, наверное, было хуже всего. Ее дочь, напуганная, находится в ловушке, потому что она слишком добрая для мира, в котором родилась. Ее сыновья, обрекающие друг друга на смерть, когда они должны быть слишком молодыми и невинными, чтобы даже задумываться о подобных вещах. Должен быть кто-то еще… хоть кто-то… кто не был одним из них, чтобы ее семья осталась в целости и сохранности. Но когда появился вариант, это разбило ей сердце. Гарри выглядел таким маленьким. Он всегда выглядел таким маленьким, таким тощим и застенчивым, ему так нужна была забота. Честно говоря, совсем не то, что она представляла, учитывая его репутацию, которую ставили выше его самого. Она не могла дышать. Они с Лили Поттер были хорошими друзьями, в конце концов. Они были на разных курсах, но она была очарована молодой девушкой, когда они встретились. Такой молодой, моложе ее. Лили и Джеймсу было всего двадцать один, когда они умерли — практически сами еще дети! Тогда она пообещала себе, что присмотрит за ее сыном. Потому что она знала, что если бы что-то случилось с ней, она хотела бы, что то-то так же поступил с ее детьми. Она знала, что знакома с Гарри не так долго, но он был таким же замечательным, как и его мать. Он был просто ребенком. Он не заслуживал этого! Но не могла она и свою родную кровинку обречь на это. Она беспомощно колебалась. Их семья была целой снова, они снова были бы вместе, если б она сделала это. Согласилась. На секунду в ее голове заговорил коварный голос. Как легко это будет. Он даже предлагает! И некому о нем заботиться, никто не будет по нему скучать. Это не когда тебя будут оплакивать шесть братьев и сестер, нести вес этой смерти до конца своих жизней… — Нет. — Да. Она в шоке посмотрела на Перси, услышав его слова. Его худые плечи напряглись, он нацепил свои очки на нос… посмотрел на них в отчаянном ожидании понимания, несмотря на то, что они не были согласны с его выбором. — Что ж, почему нет! — продолжил он более напряженным голосом. — Он предложил. Он знает, что его ждет. Тишина удушала, Гарри совсем побледнел, метаясь взглядом между ними всеми. — Не будь дураком, — рассвирепел Рон. Ее семья разрывалась на части из-за этого.***
Артур чувствовал истощенность. Изнуренным на уровне души, такое чувство, будто с этим уже ничего нельзя было сделать. Он на мгновение задумался, было ли бы лучше, если б им никогда не предоставили подобного выбора. Много раз за последние месяцы он злился на Дамблдора, что тот ничего не может сделать, чтобы исправить ситуацию. Вытащить его дочь из этого ада, в котором она страдала, из мук, в которые она попала прямо у него под носом. Она была в школе. В его школе. Дамблдор, невольно думалось ему, должен был заметить. Кто-то должен был заметить. Он должен был заметить и быть лучшим отцом для нее. Возможно, Дамблдор попытался проявить доброту, не предоставляя им этого отвратительного выбора. Лишив их возможности отвернуться от одного из них, чтобы они могли винить директора в своем горе. Это не было добротой… но он был благодарен. Любой хороший родитель хотел бы знать, можно ли спасти свое чадо какими бы то ни было темными методами. Он мог много чего плохого сказать про Тома Реддла, но точно не смог бы сказать, что тот поступал несправедливо. Он не заставлял их принимать участие в ритуале, он просто дал знать, что такой вариант есть. Даже если изначально это было из-за него. Пожертвовал ли бы он Гарри Поттером ради своей дочери? Ужасно было даже думать об этом. И все же он думал об этом. Отказался от такой идеи как от безумной, а потом снова упрямо задумался над ней, что как ни что другое напомнило ему о своих собственных темных чертах. А мальчик сидел здесь, заметно напуганный, в ожидании их решения. Возможно, затянувшаяся тишина говорила об этом самом большинстве или об ужасной вероятности такого. Он не хотел делать этого. Он не хотел жить остаток жизни в пустоте, способной свести человека с ума за секунды. Он, зная теперь, каково это, почти не мог винить Реддла за то, что тот хотел выбраться из нее. Но не мог он и простить Темного лорда. — Нет, — решил он наконец. Потрепал рукой его волосы — она, казалось, была намного тоньше и бледнее в последнее время. — Я сделаю это. Гарри, я ценю твое предложение, но это не твоя ответственность. Ты не обязан делать этого. — Артур… — начала его жена дрожащим голосом. — Я сделаю это! — повторил он громче на этот раз. Громче, чем обычно, учитывая, что Молли была известна своей вспыльчивостью и огнем. — Мы все знаем, кто дал эту дьявольскую вещь Джинни и зачем. Он этого не планировал… — он указал пальцем на Реддла. — Он извлек пользу из поведения Люциуса Малфоя. Мы все это знаем! Он хотел выйти на меня, поэтому дал моей… моей дочери проклятую вещь в надежде, что на нее повесят ненависть к магглам. Посчитают наследником Слизерина. Глаза жгло. — Артур… — Дыхание Молли задрожало, она обняла его. — Ты не виноват в этом. Но он возьмет на себя ответственность в любом случае.***
— Пожалуйста, прекрати это, — выпалил он. Они дали Уизли время побыть наедине друг с другом и принять окончательное решение. — Ты наказываешь меня? За то, что я сказал? Том все еще проверял чертовы сочинения, как будто во всем мире его только и волновало, что кто-то получил неуд за бумагу по «Влиянию второй мировой войны на отношения магов и магглов» — Нет, — сказал Том. — Если бы я тебя наказывал… — и эти глаза прожгли его с пробирающей серьезностью. —… я бы позволил тебе сделать это. Гарри не было нужды переспрашивать, но в горле будто что-то застряло. — Я все сделаю, — настаивал он. — Я… Том, просто… — он зажмурился и встал на колени, пока не успел передумать. — Сделай что-нибудь. Ты же можешь, не так ли? Это твой дневник. Видишь… смотри… я умоляю. На коленях перед тобой, все такое. Итак. Том положил книгу, и надежда загорелась в груди Гарри. Пальцы прошлись через его волосы на несколько долгих мгновений. Гарри задумался, так ли ощущается сдача, со всей своей горечью, душераздирающим облегчением. — Встань, Гарри. —…Что? — Встань с колен, жалко выглядишь. Стыдно смотреть. — Его, трясущегося, Реддл крепко взял за запястья и поставил на ноги. — Так ты собираешься…? — Тут ничего не поделаешь, — проговорил Том очень медленно и отчетливо, смотря ему в глаза. — Я знаю, что не это ты хочешь услышать, но это так. Иногда никакое количество мольбы и уговоров не могут что-либо изменить. Это так, мир жесток. — Но… ты… — Сердце Гарри гулко билось в груди. — Ты всегда можешь что-то сделать. У тебя всегда есть какая-нибудь лазейка. Оговорка! Что-то! Ты же Том Реддл! — Не в этот раз, — ответил Том, внимательно рассматривая его. — Мне жаль. — Нет, тебе не жаль, — выпалил Гарри. — Ты этого и хотел! — Я хотел выбраться из дневника. Я не хотел этого, иначе мне было бы не без разницы, кого они выберут. Подобное высказывание не должно было ни разу удивить его — но его собственная зависть это сделала. Эта отчаянная жажда иметь возможность думать как Том. Просто воспринимать все иначе. Уметь отрешаться от всего и не смотреть на происходящее в кухне Уизли с таким ощущением, будто в спину вонзили нож. — Знаешь, из этого можно извлечь урок, — сказал Том. — Ну конечно. — Том из всего делал эти чертовы уроки, не? Реддл посмотрел на него. — Самопожертвование часто изображают как нечто благородное, и в некоторой мере так и есть. Я признаю это. С другой стороны, однако, это отвратительно и эгоистично. Никому от этого не будет хорошо, ни самой жертве, ни оставшимся. Самопожертвование благородно ровно настолько, насколько люди не думают о тех, кого бросают, оставляют позади. Чего-то подобного он точно не ожидал услышать от Тома, он вскинул бровь. Пальцы сомкнулись в его ладонях. — К чему ты клонишь? — У тебя тревожное рвение к самопожертвованию и героизму. Я же говорю тебе, что если ты сделаешь что-то глупое ради людей, о которых ты настолько глуп, что волнуешься, это может не помочь им так, как ты ожидал. Иногда, даже когда все работают сообща и желают одного и того же, среди них все равно находится проигравший. Проигравший есть всегда. Как всегда есть и победитель. Ну вот они уже вернулись на знакомую землю. — Кем же ты хочешь быть, Гарри? Дверь открылась. Решение было принято.***
Месяц назад или, может, неделю Том бы с удовольствием посмотрел, как Мальчик, Который Выжил, стоит на коленях перед ним. Это была бы личная победа. Что-то настолько восхитительное, что хочется смаковать, держать во рту, не проглатывая, как качественное вино. Он не знал, что испытывал сейчас, но уж точно не удовлетворение. На самом деле это было что-то схожее с замешательством или злостью, покалывавшей его кости так часто. Его сводило с ума то, что Гарри так сильно волнуется о тех людях, которые не ставят его так же высоко. Что эти рыжеволосые такого сделали, чтобы расположить к себе такого мальчика? Джинни Уизли выглядела более или менее так же, как когда он видел ее в последний раз. Волосы, может, чуточку длиннее, но как же славно она сохранилась. Покоится на своей кровати, подобно современной Спящей Красавице. — Вам лучше сесть, — посоветовал он главе семьи Уизли. Места всем не хватало в такой маленькой спальне, очевидно, спальне маленькой девочки. Розовой, с портретом какого-то известного игрока в квиддич на стене. — Что именно включает в себя ритуал? Том положил руку Джинни на дневник и указал мистеру Уизли сделать то же самое. Гарри неловко стоял сбоку. — Вам всего лишь нужно сфокусироваться на том, чтобы отдать все ради спасения своей дочери. Думайте о ней, о своих секретах, которые не говорили никому прежде, — пробормотал Том. Остальные члены семьи жались в дверном проеме, чтобы у них оставалось сколько-то места для ритуала. — Как только я начну, не перебивайте меня.***
Молли всхлипывала не то от отчаяния из-за потери мужа, не то от облегчения, что вот-вот снова увидит свою дочь в прежнем состоянии. Глаза Рона тоже покраснели — Гарри не мог смотреть в них. Казалось, будто он вторгается в сокровенное. — Гарри, руку. — Что? — тут же спохватилась Молли. Гарри просто протянул руку, Том взял ее, притянул поближе и изогнул так, чтобы можно сделать надрез ножом между запястьем и локтем. — Здесь меньше нервных окончаний, чем на твоей руке, — сказал Том, прежде чем он успел спросить. Гарри с клиническим интересом наблюдал, как крупные капли падают на открытые страницы дневника, впитываясь так же, как и чернила. Он с ужасом смотрел, как наследник Слизерина воспользовался возможностью и, просунув пальцы через порез, слизнул с них его кровь. Он бы спросил о такой неупомянутой детали ритуала, хоть он и предупреждал, что ему понадобится кровь, но Том приказал им не перебивать его после начала ритуала — касания первой капли крови страницы дневника. В следующую секунду Том монотонно запел. Гарри даже не был уверен, что это был за язык, но… он никогда прежде не видел Тома таким. Никогда не видел, как он исполняет сильные магические заклинания или ритуалы. Но он чувствовал, как сила слизеринца просачивается в комнату. Она была именно такой, какой он представлял ее, исходя из случаев, когда он прежде чувствовал ауру Тома. Ему она казалась похожей на дрожь по всему телу и в то же время будто ласкала. Нечто головокружительно темное и отчего-то привлекательное. Это было… интимное чувство. Его нервы загорались изнутри, пока он не прочувствовал каждый дюйм своего тела. Каждый вдох в легких. Том продолжал петь. Гарри не знал, как долго это продолжалось, но энергия в комнате все накапливалась и накапливалась, ему начало казаться, что скоро весь дом вспыхнет: натиск становился все сильнее. Иначе он не мог это описать. Это бы будто сильный ветер, дувший в комнате, но ничего не двигалось от него, и… Мистер Уизли плюхнулся на кровать, он был все еще в сознании, но с виду казалось, будто у него не было сил дальше поддерживать вес тела. Том замолчал.***
Она что-то слышала — гораздо лучше, тут и говорить ничего не надо. Мир был полон звуков. Джинни звуки еще никогда не казались такими приятными, даже если это было отдающееся эхом вдалеке пение. Первое, что она почувствовала, было не ее чувство. Оно было знакомым, как дом, но не совпадало ни с одним из ее собственных. Скрытые позор и мечты перьями щекотали ее сознание. Конечно, она зацепилась за это. Конечно, она приняла это. Даже когда осознала, что это было… защищающее объятие эмоций и секретов ее отца. Всего того, чем она однажды поделилась сама. И они становились все ярче, она чувствовала, как они заполняют ее. Как еда для оголодавшего. Во рту было что-то соленое — это, как она, подняв взгляд на потолок своей спальни, поняла, были ее слезы. Она смотрела, как ее отец бледнел на постели, подумала, что, может, стоит остановиться на этом. Она снова могла чувствовать, но хоть она и была лишь наполовину твердой, это было лучше, чем пустота. Она не могла остановиться. Она хотела быть как можно дальше от этой пустоты, так далеко, чтобы ни в коем случае ее не засосало обратно. Она хотела еще и еще, пока ее не разрывало обжигающей жизнью. Интересно, она так же выглядела, как ее отец сейчас, бледная, скрючившаяся в безжизненной неподвижности. Она протянула руку в оцепенелом шоке. Он был таким… таким холодным. Звук отчаяния застрял в ее горле, а в следующую секунду руку ее мамы крепко сжали ее в объятиях. Ей понадобилось мгновение, чтобы просто ответить тем же, ее накрыла буря ощущений. Дома. Она дома. Но папа… он… — Все в порядке, — прошептала мама, гладя ее по волосам. — Ты в порядке. — В следующую секунду они все были тут, и ей казалось, что она сейчас потеряет сознание. Вокруг была какофония звуков. Вся ее семья пыталась разом обнять ее. Поразительно ярко. Жизнь, столько людей вокруг, беспорядочно мелькающих перед ней. Она прерывисто дышала. — Мне жаль… мне так жаль… — ее голос хрипел от долгого безмолвия. — Я не хотела… я… я не хотела пострадать, я правда не… — Я знаю, я знаю, — успокоила ее мама. — Все хорошо. Ты теперь в безопасности. Все кончено. Но увидев фигуру Тома Реддла, стоящую в углу комнаты, она поняла, что это далеко не правда. Ее ноги отказали.***
— Так ты получил свое тело. Гарри не знал, почему его так удивило то, что Джинни заговорила напрямую с Томом. Ее голос немного дрожал, но она держалась решительно и не содрогалась, смотря на него. К слову, она с упоением смотрела на его внешность, и Гарри не знал, что с этим делать. Честно говоря, не так много он и знал о Джинни. Раньше она всегда краснела и убегала, когда он пытался заговорить с ней. Но теперь от этой краснеющей девочки не осталось ничего. Одной рукой она держала руку матери ради физического успокоения, а вторую сжимала в кулаке настолько сильно, что Гарри был уверен, что скоро она закровоточит. Уставшие, сломленные глаза — но дикие, яростные. Как у кошки, живущей в джунглях. Она пережила Тома Реддла, в конце концов, как-то. — Да, — Том улыбнулся ей в ответ. — И снова привет, Джинни. Разве я не говорил тебе, что вернусь за тобой? Она снова выглядела неуверенной после этой фразы, и все внутри Гарри сжалось. Она ссутулилась, потом снова распрямила плечи, прижимаясь ближе к матери, которая, казалось, пребывала в чем-то вроде шока. — Оно того стоило? — Ты сомневаешься в этом? — ответил он, переводя взгляд на дневник. Джинни сглотнула, ее саму пробрала дрожь при взгляде на него, потом она посмотрела на своего отца, мать и, наконец, на Тома. — Раз уж ты хотела знать, кстати, Гарри не остановил меня. Гарри лично считал, что это совсем необязательная оговорка, и посмотрел на Тома. Реддл положил ему руку на плечо, и рука Джинни последовала за этим движением, глаза метнулись к нему, потом она сделала что-то вроде двойного захвата. Гарри попытался улыбнуться, но был очень уверен, что вышло не шибко правдоподобно. — Разве ты не собирался натравить на него василиска? — спросила Джинни. Гарри чуть не подавился воздухом. Том моргнул. Она ответила ему подобием улыбки. Улыбка Гарри превратилась в оскал. Том был мучением, пыткой, главным злом в мире. Том был помощью, мог разнести по твоему телу тепло импровизированными фразами, когда включал свое обаяние. Она видела и то, и другое, как никто другой. Она понимала. Но мистер Уизли так и лежал на полу комнаты своей дочери.