недостижимое живое

Они вышли из дома Камски и устроились в машине. Гэвин, все еще не могла отойти от увиденного, хотя отсутствие света в салоне, помогало начать возврат в зону комфорта. В уютной темноте, сияла только красная приборная панель, подчеркивая контур руля и он примагнитил ее потупившийся взгляд. Лучше бы она не любопытствовала и благоразумно свалила, когда Эл дала такую возможность. Тогда, выпив вкусного кофе, она все же решилась зайти в мастерскую, когда рк была погружена в другое состояние. Камски назвала это "гипнозом", а теперь у неё из головы не выходит сцена из фильма "Двухсотлетний человек"* и тириум-тириум-тириум бегущий по трубкам. Потерявшая цвет радужка, ставшая почти серебристой и, пепельного цвета, мышцы лица. Голые, открытые, живые. Нет, просто подвижные. Они выглядели мокрыми, хотя, наверное, не были такими. Как они тогда работают? Рид хотела потрогать, но зрелище в целом, было крайне отталкивающим. Она даже вышла покурить в просторном коридоре, под взглядом трех миловидных ST200, пока перед глазами стоял свежий образ увиденного: длинноногое, полу-висевшее тело рк, закрепленное, как кукла. Скин был слит полностью, а глаза невидяще открыты.Радужки били потухшими, серыми. Подойдя ближе, Гэвин обнаружила, что родинки обозначены и на пластике, но просто одинаковыми точками, чуть более темными. Она увидела это сначала на руках, потому что лицо и грудина были... Развернуты, раскрыты, как кувшинка и они цвели светом индиго. Это не должно было вызывать тошноту. Это не живая ткань. Неприятное физическое отторжение граничит с эстетическим наслаждением, даже сейчас, когда она выкуривает уже вторую сигарету, медленно рисуя кольца в коридоре. Ассистенты, созданные в виде хрупких юношей, забавно вертят за ней головами, вовсе не напрягая, почему-то. Вскоре, ей надоела эта компания и она осмелилась вернуться, застав их в тот момент, когда Эл закончила с начинкой. Благо сейчас у рк все пластины на месте. Руки Элайджи, по локти в тириуме, она, наверное, переживёт. Главное, воспринимать девятку, как холст с которым работала художница, а не жертву маньячки. Полицейская слышит шелест тока, когда машина приходит в движение. Рк пытается встать и со спины, сначала по шее, начинает возвращаться скин, обволакивая. Рид отворачивается, не видя, как та, встав, любопытно касается живота, сканируя, ведет молочными кистями вверх, вдоль одной из новых деталей — трахеи. Женщина дожидается, пока та зайдет за бордовую ширму и вновь смотрит, по размещению отодвигающихся "жал", понимая, что те были внутри загривка и меж лопаток. Эл заканчивает оттирать руки, хотя те все еще местами в синих мазках. Она подходит к подруге и от нее пахнет тириумом. Он, как крем с морской солью, как что-то терпкое и свежее, но есть что-то отталкивающее. Возможно, дело лишь в понимании, что это их "кровь". Камски смотрит на нее, тепло и самодовольно. Она всегда довольна собой. Ну, кроме тех редких моментов, когда изливает Рид душу, в процессе их посиделок, с большим количеством блюд японской кухни и алкоголя. — У меня есть настойка пустырника. Могу накапать тебе в легкий кофе. — Ой, иди ты, — лениво толкает ее Гэв, ожидающая какой-то серьезной речи, наставления о том, что делать с андроидшей, которая теперь может жрать. Ждала, что угодно, но никак не подколку о ее бледном лице, — Переживу, блин. Эл беззлобно посмеивается и ведет к выходу, закидывая руку на плече Гэв. - - — Все хорошо? — голос девятки вырвал ее из ситуации, в которой она была, кажется мгновение назад. — Да, просто... — она проморгалась, хмурясь, — После увиденного, у меня будто случился откат. Девятка тоже хмурится, причем точь в точь, и разворачивается к ней, внимая. Полицейская вздыхает и продолжает, отвернувшись к окну: — В, ну... В восприятии тебя. — Что вы имеете ввиду? — Понимаешь, — Она повернулась, склонив голову, от чего, немного отросшие волосы спали на лоб, — Я стараюсь воспринимать тебя не как кофеварку. И у меня начинает получаться, но... Эти прозрачные трубки, вздрагивания механизмов... Я видела все твое лицо без пластин и это... Это выглядит пугающе, — она наконец посмотрела на девятку, которая сейчас смотрела, почти, как Коннор, — Твоя начинка выглядит жутко. Женщина отвернулась и потирая колено, ощущала, как потеет ладонь, а вторая, сжимает руль. Она даже не заметила, что вцепилась в него. В салоне тепло уютно. Но ее мир сейчас скользкий и отталкивающий. Рид ослабила хватку на пластике и расслабила вторую кисть. — Но ведь ваша анатомия тоже выглядит странно, — склонив голову на бок, беззлобно и точно забавляясь, ответила напарница, — Особенно ваша слизистая. Спасибо Камски, что у ме- — Блять, — выдохнула копша, перебивая ее. Она не злилась взаправду и машина понимала это. Научилась. — Что у меня ее нет. А вообще, мы сделаны по вашему образу и подо- — Ой все, заткнись, я поняла тебя, — фыркнула Рид, бросив на девятку хитрый взгляд, криво улыбаясь и чувствуя, как философский настрой развеялся, по крайне мере – для нее, — А вообще, теперь слизистая у тебя есть. Пусть частично, но все же. Возможно ты даже блевать теперь можешь, я не знаю. Эл сказала, что скинет файлы, позже. Так что не выпендривайся тут. Рк просто мягко улыбнулась в ответ, выглядя пиздецки довольной. Вулканская, блять, лыба. Избегая зрительного контакта, Гэвин потянулась к бардачку, напротив машины. Та вдруг перехватила ее кисть. Сильно, но не ограничивая в движении. Гэвин замерла так, будто хватка была железной. Не отпуская, напарница сама достала полупустую — или, наполовину полную, — пачку мольборо. Ее левая кисть скользнула чуть выше, перехватив. Рид ощущала мурашки и тепло от искусственной руки. Но горящее только внутри, а кожа казалась чем-то силиконовым, ледяным. Таким, что не может излучать тепло и лишь временно прогревается, когда тостеры повышают температуру. В нос ударило фантомным запахом резины. Смешно даже. В них есть, что угодно, но не резина уж точно. Все детские ассоциации. — Я не считаю ваше тело чем-то жутким, — Машина смотрела так, будто просила доверия. Хотела, чтоб ее услышали, — Напротив: оно является недостижим идеалом для меня. Я никогда не смогу ощутить все так, как вы... Женщины и мужчины. И моя оболочка никогда не будет столь же сложной, как ваша. Мое тело, это просто пародия на ваш сложный механизм. Я могла бы иметь форму тех нелепых японских роботов, которые занимали умы до 2020 года. Могла быть заперта в круглом корпусе, как в тюрьме. От такого образа, Гэвин передернуло в области шейных позвонков, будто кто-то коснулся мокрым перышком. Страшно, если подумать. Представьте, мыслящее существо, с корпусом холодильника. Все видящее, понимающее, размышляющее, насколько способно и не имеющее возможности ни говорить, ни двигаться. — Но Камски дала удобное тело. Хотя, вероятность мала. Вы любите все похожее на вас, — закончила рк, не выглядя расстроенной или задумавшейся. Она смотрела открыто и говорила легко. Ее светлое лицо с множеством родинок было расслабленным. В зрачках отсвечивало оранжевым, напоминая, что это камеры. Гэвин засмотрелась в насыщенно-синие прожектора и не заметила, как в ее потрескавшиеся губы вложили сигарету. Она их сжала, не боясь уронить, помня, про моторику машин. Где-то на краю разума, она даже ощутила гордость. Рк, на несколько мгновений, создала маленький огонек на кончике указательного пальца, чтоб зажечь сигарету. Он мягко помигал в душном салоне. Пахло сосной и моющим для кресел. Правую руку она положила на подголовник, склонившись к хозяйке. — Втяните воздух. Гэвин отмерла, раскочегаривая табачный сверток. Андроидша отпустила ее кисть, та почти упала на сайберлафовскую ткань, но Гэв очнулась, и неловко сунула ее в карман, выпрямляясь. Свободной кистью она убрала сигарету, выдохнула первый глоток дыма и зажала губами удобнее, так, чтоб та не норовила выпасть, тем самым раздражая. Спустя двадцать минут, Рид притормаживает у любимой китайской забегаловки,почти выкинув из головы свежие триггеры. Даже отсюда видно денежное деревце, стоящее внутри у входа. Все помещение сверкает новогодними гирляндами, яркими, но не слишком навязчивыми. Гэв не празднует, не готовится, но ходить по таким ярким улицам — приятно. Она любит красный цвет и огни, тоже. Снаружи закреплены китайские красные лампы из чего-то совсем тонкого, напоминающего лепестки. Все они имеют, нанесенные золотой краской, символы. Наверное, это целые предложения. На одном, она точно знает, написано "процветание" или в иной трактовке — "изобилие". Заглушив мотор, она разворачивается к терпеливо ждущей девятке, скрипнув кожаным сиденьем. Канадская дубленка ей идет большое того белого пиджака. Хоть и немного мала. — Ну что? Попробуешь мою любимую филадельфию с манго? — С удовольствием. — На саке не надейся. — Вы же знаете, что от алкоголя я не- — Заткнись и пошли.