Взаперти

Крик ужаса, отчаяния и безысходности с каждой секундной все сильнее придавливал меня к полу. Удар. Шаг вперед на дрожащих ногах. Удар. Подогнулись колени. Удар. Упала, успев выставить руки вперед, спасая лицо. Тихо прошипела от боли. Ладони влажные от пота и крови, тихонько сочащейся сквозь пальцы. Поцарапала. Голова, будто сама по себе, легла на холодный пол, глаза закрылись, придавая лицу выражение обманчивого спокойствия. В воздухе повисла звенящая, отвратительная тишина. Та самая, которая сдавливает со всех сторон, лишая возможности двигаться, чувствовать, мыслить. Но я цепляюсь за реальность всеми способами, пытаясь бороться. Улавливаю торопливые шаги в коридоре и взволнованный голос: «Вы в порядке, мэм?» Дернули за плечи, поставили на ноги. Что от меня нужно? В нос ударил едкий запах, губ коснулась вата. Закашлялась, отмахиваясь от неизвестного мужчины в белом халате. Картинка стала четче. Хотела было что-то сказать, как меня подхватили с двух сторон и повели куда-то. Тот человек отрывисто бросил что-то своим и начал уходить. Двое парней в голубых костюмах мягко, но настойчиво тащили меня в известное лишь им место. Но мне нужно в другое. Дернулась, попыталась вывернуться. Давление на руках вмиг стало ощутимее. Пнула одного ногой, другого ударила по колену. Хватка на миг ослабла, и мне хватило этого, чтобы вырваться. Рванула по коридору, даже не задумываясь о том, что не знаю дороги. Снова крик. Побежала быстрее. Шаги сзади с каждой секундой становились ближе. С глухим стуком врезалась в дверь, еле удержавшись на ногах. Поняв, что достигла цели, снесла преграду заклинанием. Медленно зашла внутрь, автоматически наложив защитные и заглушающие чары. В комнате царил полумрак. Прошла дальше, вытянув руки вперед, будто щупая воздух, который был таким тяжелым, вязким, но вместе с тем холодным, почти ледяным, будто все людское отчаяние, все страдания и боль нашли здесь свое пристанище. Ободранные, грубые стены мышиного цвета давили, вызывая подсознательный страх. Пол был на удивление теплым, но шершавым, как летняя сухая земля. Подняв глаза, я увидела прутья. Железные, толстые, кое-где ржавые, а в некоторых местах даже погнутые, исцарапанные, с тонкими полосками засохших кровавых следов. Хотела подойти ближе, как из глубины комнаты выпрыгнул человек, одетый в нелепый больничный костюм кристально белого цвета. Длинные черные волосы упали ему на лицо, слегка закрывая безумный взгляд обсидиановых глаз. — Не смей прикасаться к ним! — пожалуй, ТАК он никогда не умел орать. Даже в школе, на уроках. И от этого становилось смешно. — Северус, — желая коснуться родного лица, делаю шаг, протягивая руку, но он отползает на полметра, создавая между нами дистанцию. — Не трогай, прошу, — в безумных глазах на миг появляется что-то человечное, знакомое, что-то из той его жизни. Той. Его. Нашей. Решаю послушаться и делаю шаг назад, заводя руки за спину и до боли сжимая кулаки, ненароком заставляя кровоточить царапины. — Не буду, милый. — Ловлю ставший чужим взгляд любимых глаз, пытаясь отыскать там… хоть что-нибудь. Чувствую, как начинаю дрожать. — Хочешь поговорить? — Ты не врач. — Одной фразой поставил меня на колени. Выдохнув сквозь зубы и сдерживая слезы, медленно спросила, уже зная ответ: — Ты помнишь меня? — Нет. Но я тебя знаю. Не в этой жизни, так в другой. — Слова выходили так буднично, так спокойно. И от этого становилось еще тяжелее. Кажется, у меня начинается истерика. Не выдержав, разворачиваюсь и медленно иду к выходу. Аппарируя, опять слышу этот крик, крик такого одновременно родного и чужого мне человека. Удар. Звон прутьев. И этот взгляд из угла. Взгляд, который я еще долго не смогу забыть. *** Захлебываясь рыданиями, сметаю все на своем пути. Слышен треск мебели, грохот. Больше всего страдают фото. Особенно, где мы вдвоем. Одним движением ломаю несколько рамок, на секунду поражаясь своей силе. В изнеможении падаю на пол, закрывая лицо руками, до крови кусая губу. Впервые хочется выпить. А потом уйти. Подальше. Из этого мира. Пролежав так около суток, решаюсь встать. Ноги ватные, поэтому хожу медленно. Дойдя до кухни, наливаю в уцелевшую чашку чай. От алкоголя воротит. Сидя в кресле, думаю о том, что хочу вернуться туда еще раз. Пускай умру в тот же миг, но еще хоть разочек посмотрю на него. *** Северус Снейп сходил с ума медленно, день за днем, вводя свою молодую жену Гермиону Грейнджер сначала в замешательство, а потом в нечто, похожее на страх. Страх за него. Сначала он стал спать по три часа в сутки, не слушая уговоров девушки прилечь еще хоть на пару часов. Потом вдруг заперся в лаборатории на четыре дня. Выбирался он оттуда только ночью, сразу выходя на улицу и ложась в траву ровно на 39 минут и 4 секунды. Каждый раз. Как по секундомеру. За то время он не сварил ни одного зелья. Не тронул ни единого инструмента или ингредиента. А однажды чуть не выпал из окна. Ситуация переставала быть смешной. У мужчины несколько раз произошли выбросы магии, один из которых принес вред человеку. Волшебника принудительно обследовали и заключили в Мунго, где рассудок, кажется, пропал окончательно. Гермиону долгое время не пускали к мужу, что нередко вызывало у девушки приступы паники и легкой депрессии. И сейчас, сидя в темном доме, ставшим холоднее то ли оттого, что камин не горел вторые сутки, то ли оттого, что его хозяйка стала похожа на безжизненный лед, Гермиона тихо раскачивалась взад-вперед, отрывисто шепча: «Се-ве-рус. Се-ве-руус». Она закрыла дверь в комнату заклинанием, заставляя помещение погрузиться в кромешную мглу. Начиная мелко дрожать, девушка шумно вдыхала до невозможности сухой воздух, нервно клацая зубами. По мановению волшебной палочки тяжелая дубовая дверь исчезла, оставляя на своем месте монолитный бетон, замуровывая человека на полу. Гермиона поднялась на ставших тяжелыми ногах и медленно пошла вдоль слегка пыльной стены, оставляя следы от чуть теплых пальцев. Каждый шорох, исходивший от одежды или шагов, причинял девушке невыносимую боль в области лба. На мгновение ей показалось, что в одном месте ледяная поверхность стены была обжигающе горячей, горячей настолько, что оставила красный след на ладони. Не раздумывая ни секунды, Гермиона прижала руку к таинственной области и сжала зубы от боли. Из глаз в тот же момент брызнули слезы, но все закончилось также быстро, как и началось. Сделав шаг назад и сжав пострадавшую руку, девушка увидела, как стена в комнате рушится, а на ее месте появляются прутья, точно такие же, как в палате мужа. «Неужели и я схожу с ума?» — промелькнула то ли истерическая, то ли радостная мысль. «Не смей прикасаться к ним!» — слова мужа не переставали звенеть в голове. Девушка сделала несколько пасов палочкой, желая проверить таинственную решетку на наличие темных заклинаний, но магия не действтвала. Поняв это, Гермиона лишь равнодушно отбросила ставший бесполезным предмет в сторону, даже не задумываясь, на что не обратила внимания. Глаза девушки сверкали неестественным, странным огнем, бледные потрескавшиеся губы дрожали, каждый шаг давался с трудом. Остановившись в нескольких сантиметрах от железной преграды и посмотрев сквозь нее жутким, почти обезумевшим взглядом, она прошептала вслух строчки из старой, давно прочитанной в школьной библиотеке книги: «И воссоединятся вновь сердца двух любящих людей, отравленных судьбою», — и, закрыв глаза, прикоснулась ослабевшей рукой к холодному металлу. *** Очнувшись и сфокусировав взгляд, девушка осмотрелась. Она лежала под деревом, скрывавшем ее тело от ярких солнечных лучей. Было лето, вокруг пели птицы, а по небу плыли аккуратные белые облака. Вокруг нее раскинулось бесконечное поле, покрытое мягким зеленым ковром. «Где же я?» — в голове прозвучала первая мысль. Пройдя несколько метров в случайном направлении, девушка почувствовала прикосновение теплой руки к плечу. — Зачем ты это сделала? — голос, такой родной, до боли знакомый и любимый прозвучал за спиной. Из глаз молодой ведьмы тут же покатились слезы. — Северус, это ты! — Гермиона обернулась и посмотрела в черные глаза мужа, в которых было столько боли и нежности, что слез у девушки стало вдвое больше. — Ты здесь, ты со мной, настоящий… — волшебница обняла мужчину так крепко, как могла, гладила его спину, плечи, лицо, будто стараясь доказать себе, что это не сон. Северус легко провел по каштановым волосам и мягко отстранил девушку от себя, заглядывая в глаза. — Я же просил не трогать их. Зачем ты это сделала? — шепот мужа заставил мелко дрожать. — От отчаяния. Я готова была умереть, лишь бы не чувствовать той боли, не вспоминать… твоего взгляда. Мне было страшно, Северус… — переведя дух, Гермиона продолжила: — И вдруг появились прутья. Мне… мне больше было нечего терять. Все, что у меня было, жизнь забрала, — на последних словах она взглянуда на мужа больным, затравленным взглядом. — Почему мы здесь? Что это за место? Разве ты не должен быть в… больнице? — голос девушки предательски дрожал. — Я там лишь телом, милая. Мое сознание давно живет здесь, как отныне и твое. Мы остались тут навсегда. Я просил тебя не трогать ту решетку, ведь это обрекает твою жизнь на существование в этом месте, из которого нет выхода. Мы в долине Вечности, Гермиона. Ты… ты, как и я, больше не сможешь увидеть ни одной живой души из прошлой жизни. Теперь мы оба прокляты и взаперти, и… — Нет! — Гермиона взяла в руки печальное лицо мужа и прошептала: — Мы спасены, Северус. Уж если суждено мне было потерять тебя три года назад, то то, что я могу говорить с тобой, видеть и касаться тебя — счастье. Я бы наложила на себя руки в той комнате, если бы не перенеслась сюда. Это проклятье — все, о чем я могла мечать последние месяцы. Ты заменил мне целый мир еще тогда, во время прошлой жизни. И продолжаешь заменять сейчас. И если… если ты готов делить со мной оставшиеся годы, то… Северус прервал душещипательную речь своей жены, коснувшись пальцем ее губ, и, наклонившись, прошептал, лукаво, но нежно посмотрев в глаза своей возлюбленной: — И воссоединятся вновь сердца двух любящих людей, отравленных судьбою? — и, коснувшись теплой ладонью щеки, мягко притянул к себе… И поцелуем истинной любви пустили яркий свет они в сердца друг друга… И осознали, что не взаперти, А на свободе…