La lettre

Здравствуй! Если ты читаешь это письмо, значит я все-таки набралась смелости оставить его тебе. Знаешь, я написала его недели две назад и поставила себе условие: или оставить тебе это послание, или нет. Если да, то только по окончанию школы. Точнее после последнего звонка, ибо после выпускного у меня врядли получится. Давай пропустим, так сказать, предисловие и перейдем к сути этого письма. Помнишь тот момент? Ты понял о чём я говорю, вернее пишу. Ты не забудешь тот день, как и я. Ни-ког-да. Просто не получится, даже если очень захотеть. Мы тогда всем классом после уроков ездили смотреть мюзикл " Notre Dame de Paris ". (Мы тогда не знали, что он будет на французском). Наша классная, Ольга Александровна, предложила трудовичке поехать с нами. Они хорошо ладят, поэтому было очевидно, что Марья Семеновна согласится. А потом и ты прознал про поездку и твёрдо решил ехать с нами. Ну конечно, мюзикл по мотивам романа французского писателя Виктора Гюго "Собор Парижской Богоматери". Ты, учитель французского языка, не мог не поехать, и не задать писать сочинение об этом представлении на следующий день. Тогда была середина февраля, было не очень холодно, но я точно помню, что на второй день после мюзикла, у меня была температура под сорок. Но это стоило того наряда, что был на мне в тот день. Не знаю почему, но мне тогда хотелось одеться соответствующе. Поэтому после школы я успела перекусить, и переодеться в черное обтягивающее платье до середины бедра с v-образным вырезом и рукавом три четверти. Платье дополняли сапожки до колена и изящный кулон. Сверху я накинула пальто. Когда мы пришли и сняли верхнюю одежду, Лина спросила у меня какого черта я так вырядилась. Я объяснила ей, что хочу немного соответствовать дресс-коду. Она начала мне говорить что-то о том, что все девченки не переодевались и пришли в одежде, в которой они были в школе... На это я ответила ей: - Я - не все! Это была наша очередная ссора. Я развернулась и пошла в зал, спросив у Ольги Александровны расположение мест. Четвертый, пятый ряды, с десятого по двадцать шестое места. Я заняла пятый ряд, двадцать пятое место. Долго сидеть одной из класса не пришлось, и вскоре мои дорогие одноклассники заняли свои места. Лина села рядом со мной и мы помирились. Она тогда сказала: - Знаешь, не ты одна вырядилась. Я удивленно посмотрела на неё. - Владимир Николаевич, - объяснила она. И правда. Скоро вошли вы- учителя, и я заметила, что ты в костюме. До сих пор не могу понять как ты переоделся, ведь в школе ты был не в нем. Ольга Александровна и Марья Семеновна заняли места в четвертом ряду, ты- в пятом, возле меня... Во время концерта многие ученики разговаривали (и Лина не исключение, она все время пыталась ввести меня в разговор, но у неё плохо получалось). Это из-за того, что мюзикл был на французском, поэтому большую часть слов некоторые не знали и не понимали. Им было неинтересно. Практически всем, кроме меня. Я не хотела говорить с Линой, (поэтому изредка кивала, и вскоре она от меня отстала) не потому, что возле меня сидел учитель, то есть ты, а потому, что мне нравился мюзикл, нравились актеры, их голоса, нравилось понимать и чувствовать эту историю. Хоть я и не понимала многих слов и выражений. Когда по окончанию концерта, мы уже возвращались домой, я шла позади всех, натянув на голову капюшон пальто, чтобы скрыть слезы. Концерт тронул меня до глубины души. Засел в сердце, ранил и оставил шрам... Я немного успокоилась и попросила Ольгу Александровну разрешить мне идти самой домой. Она отказала, ведь несла ответственность за нас, хоть нам и было по шестнадцать - семнадцать лет. Было неожиданно, что через несколько минут она разрешила, но только при одном условии. Ты проведешь меня. Я сразу тебя предупредила, что не хочу ехать в транспорте. Я хотела подумать (слишком много мыслей в голове, они нуждались в сортировке), а в час пик слишком много людей и думать тяжело. И мы пошли пешком, хоть и было далеко до моего дома. Мы шли молча, каждый думая о своём. Так мы прошли четверть пути. Несколько слезинок снова скатились по моим щекам и я опять натянула капюшон. Под ногами попался небольшой камушек и я принялась толкать его ногами. До тех пор, пока он не упал с моста в воду. Тогда мы подошли к краю и облокотились на перила. Вид ночного города успокоил меня и я просто наслаждалась красотой. Ты напомнил мне о сочинении, а я ответила, чтобы ты не переживал по этому поводу. - Единственное о чём я сейчас переживаю, о твоем состоянии. - Со мной все в порядке. - Мне так не кажется. Ты плакала и во время концерта и после. А еще минут пять назад. - Просто мне очень понравился мюзикл. Ты провел рукой по моей щеке, вытирая почти замершую слезинку. Мы оба почувствовали это... будто удар током... прямо в сердце. Я положила свою ледяную ладошку поверх твоей и посмотрела на тебя. Казалось, время остановилось, и стало тихо-тихо, а в душе наступила весна, бабочки проснулись, и стало так тепло, что даже руки согрелись. Ты провел большим пальцем по моим, потрескавшимся от холода, губам. А потом...ты поцеловал меня. Сладко, нежно, боясь спугнуть тишину вокруг нас. Стало еще теплее от твоих прикосновений и объятий. Я тихонько застонала. И ты разорвал поцелуй. Той ночью я так и не заснула. На следующий день мы пересеклись взглядами всего раз, на уроке. Ты дал нам задание. Написать о чувствах, которые вызвал у нас мюзикл " Notre Dame de Paris " и что нам больше всего понравилось. И я написала. Мои мысли и эмоции, во время и после просмотра мюзикла, будто ожили на бумаге. Мне казалось, что я выплеснула душу. Поделилась сокровенным. Никто не знал моего настоящего мнения о мюзикле. Кроме тебя. Мне не хватило одного урока, что бы написать. И когда все уже сдали сочинения, ты посмотрел на меня выжидающе. А я только произнесла: - Позвольте дописать. И ты дал мне еще время. Ты просто представить не можешь какую чечетку, в тот момент, отбивало мое сердце. Я безумно хотела дотронуться до тебя, хотя бы кончиками пальцев, но еще больше - почувствовать вкус твоих манящих губ. Через тридцать минут я закончила писать сочинение. Проверила на ошибки и убедилась, что написала все, что хотела. Я сдала тебе тетрадь и только возле двери обернулась в надежде снова поймать твой взгляд. Но ты так и не посмотрел на меня. Поэтому, сказав тихое " Au revoir ", покинула кабинет. Следуюшие две недели меня не было на уроках. И не смотря на болезнь, мне хотелось пойти в школу. Только чтобы снова увидеть тебя. Знаешь, я была удивлена, когда мне позвонила Лина и сказала, что по сочинению у меня 12. У единственной в классе. Она спросила у меня, что же такого я там написала. И я ответила одним словом: - Правду. Помню, когда уже выздоровела и пришла в школу, ты попросил меня, чтобы я забрала свою тетрадь после урока. В то время как я болела, ты почему-то не захотел отдавать Лине, чтобы она передала её мне. Когда ты отдавал тетрадь, наши пальцы соприкоснулись и меня будто током ударило. Мы посмотрели друг другу в глаза и снова стало тепло. Наступила эта приятная тишина, а сердце так и норовило выпрыгнуть из груди. Тогда я поняла, что влюбилась. Окончательно и бесповоротно в тебя влюбилась. Умом я понимала, что мне нужно уйти, поэтому, забрав у тебя тетрадь, я вышла из кабинета, хотя сердце молило об обратном. Уже в коридоре я развернула тетрадь и посмотрела на страницы с сочинением. Несколько грамматических ошибок, исправленных красными чернилами, а в конце текста, ровно выведенная, цифра двенадцать и небольшой клочек бумаги, на которым чёрным цветом написано " La sincérité ". И я улыбнулась. Знаешь, только сейчас, когда я, сидя за столом, вспоминаю эти прекрасные моменты и пишу тебе это письмо, я понимаю, что это - возможно, прощание. Что, возможно, на последнем звонке мы увидимся в последний раз. Но в глубине моей души будет таится надежда - увидеть тебя снова. Sincèrement, Kate.