Наша жизнь - аквариум, и все мы в нём рыбы

Джен
R
Завершён
30
автор
Размер:
14 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
30 Нравится 5 Отзывы 3 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Длиннорылый хаплохромис Гэвин (он же Dimidiochromis compressiceps, он же цихлида-нож, – хотя в последнем названии его устраивала только вторая часть, первая же звучала очень тухло; кому понравится, что его называют цихлидой? Ну разве что чернополосой цихлазоме Тине, но у неё свои особые взаимоотношения с видовой принадлежностью, в которые лучше не лезть) привык к тому, что соседей у него немного: когда основную часть населения аквариума составляют крупные и зачастую даже агрессивные виды, люди сто раз подумают, прежде чем подсадить к ним кого-то ещё – если, конечно, они не хотят, чтобы этот кто-то стал кормом в первые же пару часов или лишился плавников, трети чешуи, а то и глаза. За месяцы, прошедшие с момента вселения тогда ещё юного Гэвина, почти ничего не изменилось. Гигантский гурами Хэнк сутками висел в водной толще, огрызаясь на попытки завязать с ним разговор, и периодически всплывал к поверхности, чтобы заглотнуть воздуха – с точки зрения Гэвина, отвратительная привычка, но ему несколько раз дали понять, что его точку зрения не спрашивают, так что пусть Хэнк предаётся своим порокам в одиночестве. Гэвину-то что, Гэвину не жалко. Пусть делает что хочет, пусть забивает желудок тем, что для каждой нормальной рыбы в чистом виде яд – лишь бы не считал себя здесь самым главным только потому что крупнее всех и старше почти всех. Остальное Гэвина не интересует. Тина, чернополосая цихлазома… О, как они с Тиной дрались первые дни после того, как она появилась в аквариуме! Только ошмётки плавников летели! А со временем и чешуя с обрывками кожи! Дальше стало понятно, что если даже одному из них и удастся выйти из очередного сражения окончательным победителем, то доживать свой век всё равно придётся беспомощным калекой. Так что они в итоге пришли к чему-то вроде мирного соглашения и даже прониклись взаимным уважением, хотя и натянутым. У Тины был свой угол за фигурной корягой, куда Гэвин старался не соваться, а она больше не вырывала у него изо рта мотыль. Встретившись на нейтральной территории, они иногда вели беседы; не то чтобы у них было много общих тем, но с кем только не начнёшь водить дружбу со скуки! Большую часть времени в аквариуме было совершенно нечем заняться. Вторым относительно новым пополнением был Крис, синодонтис-перевёртыш. В отличие от Тины, соседом он оказался мирным – качать права не пытался, не хамил, еду из-под носа не выхватывал. Днём он обычно прятался в камнях, а ночью выплывал в заросли водорослей и медленно дрейфовал кверху пузом. На попытки его расшевелить он отвечал очень вежливо, а то и начинал расспрашивать, как дела – и вот ты уже забываешь о своём раздражении и о том, что собирался его растормошить, и выкладываешь ему всю свою подноготную. А потом стараешься не встречаться с ним взглядом лишний раз – вот вроде и понимаешь, что наговорил лишнего, но и заткнуть его раз и навсегда плавник не поднимается и не раскрывается челюсть. Что с этой его вечной позой, как будто уже дохлый?.. В общем, Крис вызывал у Гэвина смешанные чувства. Смешанные-то смешанные, но, по крайней мере, более яркие, чем астронотус Бен – даром что тот был первой рыбой, с которой Гэвин познакомился после своего вселения. Бен вёл себя… дружелюбно. Не навязчиво дружелюбно, а так – завязать разговор, если проплываешь мимо, сказать «спасибо» людям за корм (вот уж привычка, которую Гэвин не мог взять в толк, сколько ни старался; разве давать рыбам еду, чистить аквариум и обеспечивать все их прочие нужды – не прямая человеческая обязанность? Зачем благодарить за то, что человек и без того должен делать, не имеет права не?..), потравить байки. Сперва Гэвину даже было интересно послушать: до их аквариума Бен успел побывать ещё в нескольких; но увы, пожилой астронотус обладал склонностью повторять одни и те же истории по многу раз, практически ни в чём их не меняя, и к десятому разу развлечение несколько… приедалось. Так что теперь Гэвин сторонился Бена – тем более что в последние пару месяцев Бен удивительным образом сдружился с Хэнком (выражалось это в том, что на Бена Хэнк ворчал не так оскорбительно, как на других, и не пытался немедленно прогнать при приближении), а ошиваться вокруг этой парочки было себе дороже. И не потому что страшно или что-то такое, а потому что кому интересны дела двух старпёров? Кроме Бена, с Хэнком сколь-нибудь часто общалась лишь ещё одна рыба, последний (а в каком-то смысле – первый) обитатель аквариума – анциструс Джеффри. Их с Хэнком определённо что-то связывало. Что-то, уходившее корнями во времена, когда в аквариуме не было ни Гэвина, ни даже Бена… возможно, и самого-то их аквариума в том виде, в каком он существовал сейчас – искусственный водоём на полторы тысячи литров, поросший зарослями валлиснерии, элодеи, таиландского папоротника и криптокорины Вендта – тогда ещё не было. В их совместную историю Гэвин старался не вникать, но когда Хэнк и Джеффри затевали очередной спор, обычно заканчивавшийся взаимными обвинениями, пропускать его мимо внутренних ушей не очень-то и получалось. В воде звуковые колебания разносятся далеко, и отголоски ссоры через боковую линию проникают во всё тело, вызывая чесотку в костях. Если судить по некоторым из обвинений, когда-то между Джеффри и Хэнком даже были отношения – то есть, отношения отношения, именно в этом смысле. Иногда Гэвина терзали смутные подозрения, что изначально Джеффри был самкой, но когда с Хэнком не сложилось, поменял себе пол назло – что дело довольно серьёзное, как ни крути. Обычно самки анциструсов меняли пол, если хотели вывести потомство с другой самкой, и в таком случае в подобной трансформации не было ничего особенного – зов инстинкта размножения и всё такое. А вот так, чтобы не по инстинкту, а чисто из личной вредности – что-то новенькое. Что-то, подробности чего Гэвин определённо не хотел бы знать. В общем, что и говорить, компания у него подобралась… специфическая. Если бы не Тина, он бы точно грибком от тоски порос. Хотя, если учесть их пакт о ненападении, эту вероятность не стоило сбрасывать со счетов. Предложить ей спарринг, что ли? Не до оторванных жабр, выгрызенных глаз и смерти, а как-нибудь… ну, просто чтобы не было так скучно. Размять плавники, разогнать по телу кровь. Гэвин предложил бы. Он бы точно предложил, если бы в его планы не вмешалось нежданное событие. Событие, которое Гэвин очень приветствовал. И заключалось оно в том, что в аквариуме появился новый обитатель. В один прекрасный день в воду опустился сачок, а в сачке, свернувшись, лежала тёмная узкая рыба размером чуть меньше Гэвина. На удивление, вела она себя смирно и почти не двигалась – хотя сам Гэвин в своё время бился в тесной сетке так, что чуть не сломал хребет. Но не могли же вселить к ним в аквариум дохлую или больную особь?.. Люди прекрасно знают, что без карантина подсаживать новую рыбу к другим нельзя, иначе и оглянуться не успеешь, как все будут плавать с выпученными глазами и раздутыми брюхами, а после – превратятся в корм для улиток. Так себе перспектива. Обычно подобного исхода хотелось бы избежать всем. Так что, скорее, новичок не болен, а просто по жизни такой пассивный. Гэвин почувствовал, как у него от разочарования заныло чуть повыше плавательного пузыря. Флегматичные рыбы – до невозможности скучные; иногда даже поросшая яванским мхом коряга может больше дать в плане увлекательного времяпровождения, чем они. Их бывает забавно расшевелить словами и тычками, найти что-то, что заставит даже самую смирную особь встопорщить от гнева жабры, а потом гонять её пару суток по аквариуму – но если они не отвечают тем же, развлечение быстро надоедает. Нет ничего весёлого в том, чтобы клевать тушку, которая даже не пытается сопротивляться. Пфхе. Слабаки. А это… Гэвин подплыл поближе. Краем глаза он заметил, что Тина тоже выплыла из своего угла, где предавалась послеобеденной дрёме, и что выглядывает из окна декоративного замка Крис (то, что ему досталось полноценное жильё – единственно заслуга уродливого дизайна штуковины; Тина легко могла бы отбить замок себе, но у неё был не настолько плохой вкус). Бен, Хэнк и Джеффри так и остались на своих местах, но туловища в направлении нового обитателя развернули – все, кроме Хэнка. Вот уж кому хорошо удавалось имитировать полное отсутствие интереса! Ну, или ему правда было плевать. Сачок перевернулся, выплёскивая из себя пленника, и скрылся за серебристым зеркалом поверхности. Рыба, которую он оставил в аквариуме, отчаянно заработала плавниками, чтобы удержать равновесие в растревоженной воде. Огляделась – явно в попытке понять, где находится… Гэвин чуть не взвыл от восторга. Святая креветочья задница, вот тебе и флегматик, ага!.. Новым обитателем аквариума был не кто иной, как двухцветный лабео! Та ещё бойцовская сволота, даром что по большей части травоядная! О-о-о, скоро в этих четырёх стеклянных стенах обещало стать горячо. Замечательно. Прежде, чем Тина перехватит инициативу – с неё станется оторвать новичка себе в личные враги, оставив Гэвина с протухшими дафниями – он подплыл к лабео. Почти вплотную, рыло к рылу. – Ну что, новенький в нашем аквариуме, да? Что-то я здесь таких, как ты, до сих пор не видел. Кто такой будешь? Лабео помолчал несколько мгновений, разглядывая Гэвина – только жаберные крышки туда-сюда колебались, прогоняя воду сквозь жабры. То ли обгадился от страха сразу же, цихлиду-ножа увидев, то ли так медленно думал, что ответить. Вот тупой. Напасть он не пытался, и Гэвин ощутил лёгкий укол разочарования. – Меня зовут Коннор. Я – двухцветный лабео, прибывший из АкваЛайф. Гэвин чуть со смеху не покатился – прямо там, где висел в водной толще. Нашёл взглядом Тину, взмахнул плавником – нет, ну серьёзно, она слышала?.. Вот так представляться… его что, мальком отдельно от других рыб воспитывали? Где он так говорить научился? «Прибывший из АкваЛайф», как будто название его инкубатора имеет какое-то значение. Ха. Тина закатила глаза и слова этого… Коннора никак не прокомментировала. Приближаться она тоже не стала, – видимо, на данный момент вполне удовлетворившись ролью наблюдательницы. Ну и отлично, пусть не лезет. Стычка касается только его и лабео, остальным вход на бал-карнавал не забронирован. – Послушай, Коннор. У нас тут и так перенаселение, вторженцам мы не рады. Вон видишь того гигантского гурами?.. – Гэвин указал головой на Хэнка, что продолжал держаться в стороне от конфликта, хотя и опустился на пару взмахов хвоста ниже (не забыв очередной раз глотнуть комнатного воздуха – фу, какая мерзость; на внимание к своей персоне Хэнк возмутился: «Эй, только меня не вмешивай!» – но Гэвин его проигнорировал). – Он сожрёт тебя и даже костей не оставит, если только ты не проявишь себя как-нибудь… полезно. Для меня например. Лабео ничего не ответил, только продолжал работать жабрами и плавниками. Его неподвижность дала Гэвину возможность рассмотреть его повнимательнее, и первое, что он заметил – это насколько тот молод. Небось меньше месяца назад из желточного мешка питался, и совсем недавно прошёл метаморфозу из личинки во взрослую особь. Все инстинкты уже включились, а опыта ещё нет. Может, если не удастся сделать из него достойного противника, получится поставить себе на службу? Будет у Гэвина личный сеголеток на побегушках, ещё и грозный с виду лабео. Неплохо, неплохо. – А ну-ка, Коннор, докажи, что можешь мне пригодиться. Если найдёшь среди камней трубочника, сбежавшего во время обеда, и принесёшь его мне – возможно, я даже не выбью тебе глаз. Давай, пошевеливайся! Ещё немного молчания и работы плавниками. Гэвин уже было думал укусить пиздюка в рыло, чтобы соображал побыстрее – но тот, наконец, открыл рот. – Прошу прощения, но в мои жизненные цели не входит поиск трубочников для других рыб, особенно если они вполне в состоянии найти себе корм сами. Предлагаю поискать его самостоятельно. Гэвин чуть не забулькал от возмущения и восторга. Эта головешка всё-таки смеет ему перечить! Хватило на это кишок, значит, ага?.. – Ты что-то сказал, салатоед обугленный?.. Или живой корм в рот брать не хочешь? Слишком хорош для этого, да?.. Если бентофаг даёт тебе приказ – ты выполняешь. Понял?.. К сожалению, Гэвин так и не успел узнать, поплывёт Коннор искать трубочника после новой порции угроз или продолжит упираться. В разговор снова вмешался Хэнк. – Гэвин, заебал воду мутить. Парень, конечно, фрик, но ты не лучше. Если будете устраивать друг за другом бойцовские гонки, как с Тиной, люди спустят тебя рано или поздно в унитаз. Гэвин опешил от такого наезда. Обычно Хэнку было плевать на всё, что происходит в аквариуме, лишь бы ему не мешали заниматься любимым делом. А тут вдруг защитничек выискался, обалдеть! Он резко развернулся (позаботившись о том, чтобы хлопнуть Коннора хвостом по носу) и в несколько гребков подплыл к Хэнку. Не слишком близко подплыл, впрочем. Воняло от гигантского гурами знатно, да и размера он был внушительного – раза в полтора больше Гэвина. Гэвин, конечно, не трус, но нет ничего плохого в том, чтобы хоть изредка соблюдать технику безопасности при общении! – О-о, спасибочки за беспокойство, Хэнк. Круто, наверное, сознавать, что тебе такое не грозит. Ведь тебя, если что, в плавание по канализации не пустят, не-а. Ты попадёшь прямо на сковородку. И тебя сожрут, как твоих речных собратьев. Кому вообще пришло в голову сажать промысловую рыбу в аквариум?.. А впрочем, ты на вкус стопудово такой же противный, как и на вид. Кислятина. В лучшие годы гигантский гурами мог бы перекусить наглому хаплохромису хребет, но Гэвин прекрасно знал, что лучшие годы Хэнка давно прошли. И он, скорее всего, в абсолютной безопасности, и единственное, что ему Хэнк может сделать – это посмотреть с отвращением, вот как сейчас, и как-нибудь словесно огрызнуться. Чего Гэвин не ожидал, так это того, что за Хэнка вступится Джеффри. – Если ты сейчас не заткнёшься, Гэвин, – сказал Джеффри почти ласково, и Гэвина передёрнуло от тона; он раздражительному анциструсу не шёл совершенно, вызывая нехилый когнитивный диссонанс и мурашки вдоль боковой линии, – то на вкус попробую тебя я. Как-нибудь ночью. Когда ты будешь спать. Угроза не была пустой. Анциструсы вполне способны застать другую рыбу врасплох, присосаться к ней и объесть кожу. В аквариуме, где Гэвина держали на продажу, даже ходили легенды о том, как анциструсы подстерегали своих сожителей, дожидались потери бдительности и начинали обгладывать с головы, зажимая им рот и жаберные крышки усами-щупальцами. От недостатка кислорода жертва оставалась снулой, даже бодрствуя, и переставала понимать, что происходит. А анциструс продолжал жрать её живьём, пока на месте чешуи, кожи и мышц не оставался один лишь голый скелетик. Гэвин знал, что это чушь; сожрать кого-то целиком так, чтобы добыча не осознала, что её едят, невозможно. От боли очнёшься, в каком бы состоянии ни был! Не говоря уж о том, что у Джеффри из-за того, что он родился самкой, усы не были толком развиты; а даже если бы были, анциструс не смог бы ими ничего зажать – он не осьминог же! Усы всего лишь для виду. Но если Джеффри даже не убьёт его ночью во сне, отъесть кусок кожи размером больше своего рта вполне может. Подобные раны имели свойство неебически болеть, легко воспаляться, почти не зарастать и очень сильно ограничивать в передвижении. Заработать такую Гэвину не хотелось. – Да что с вами такое, решили вдруг против меня объединиться, – он показал зубы, но уже без явной угрозы. Можно было, конечно, попытаться откусить Джеффри хвост… Но вдруг правда все решат покорчить из себя стайных, и вместо честной драки один на один случится беспардонная резня-месиво? Отдавать себя на растерзание не шибко-то хотелось: собственная жизнь ещё была ему дорога. Не то чтобы у Гэвина были на неё обширные планы, но тут дело принципа, да. – Вы этого губошлёпа первый раз видите, а прямо все за него горой. Ну и ладно. Только передайте ему, чтобы мне не попадался. Иначе я всё-таки отъем ему плавники. И он поплыл в противоположный угол аквариума – поспешно, чтобы никто помешал ему оставить последнее слово за собой, но и не настолько быстро, чтобы его выход из разговора показался позорным бегством. Проплывая мимо лабео, он не удержался и зыркнул в его сторону – пусть не забывает, с кем связался. Лабео проводил его нечитаемым взглядом. Новый этап жизни Гэвина в аквариуме начался. * * * В последующие дни Гэвин пересекался с Коннором только изредка. Они жили в одном аквариуме, да, и от этой печальной реальности никуда не денешься, – но всё-таки у них в распоряжении имелось полторы тысячи кубических дюймов воды, и при большом желании избегать друг друга можно было месяцами. Не то чтобы Гэвин пытался, впрочем – скорее, наоборот. Он продолжал внимательно следить за лабео: что тот ест, как себя ведёт, о чём общается с окружающими. Ел лабео, как и предполагалось, разнообразное растительное дерьмо (в частности, мелко нарезанные листья салата, которые теперь ради него крошили в аквариум люди). Вёл себя вежливо, никого не задирал, чем напоминал синодонтиса Криса, но и дружелюбием не лучился. Единственный, с кем он вёл нечто, отдалённо напоминавшее разговоры, был Хэнк – видимо, сказалось то, что старикан за него в первый день вступился. Со стороны это даже могло выглядеть как забота и радушие, но Гэвин знал лучше. Хэнка не волновала судьба лабео. Он просто не любил, когда вокруг него что-нибудь происходило. Это отвлекало его от поглощения воздуха и мешало заживо гнить. И всё-таки, блядь. Кто бы мог подумать, что Хэнк будет терпеть чужака, да ещё на всю голову отмороженного и неадекватно себя ведущего? С Гэвином он небось так не нянчился, когда того, совершенно дезориентированного после недели в тесном контейнере (кошмарное место, о котором он старался не вспоминать; рыбы разных видов были набиты в убогую пластиковую ёмкость без обогревателя и c одним работающим в половину мощности аэратором; его на всех не хватало, и рыбы были вынуждены дышать водой, только что вышедшей из жабр соседа, токсичной из-за неотфильтрованных фекалий и начавших загнивать остатков пищи) и переноски в пластиковом пакете. Здоровенный благоустроенный аквариум, представлявший собой почти полноценную экосистему, только в миниатюре, попервоначалу показался ему раем. Но мало же он знал тогда. Многое предстоит узнать и Коннору. Гэвина тошнило от мысли, что этот тугоумый олух с красным задом может так и продолжать думать, что везде так же замечательно, как в его АкваЛайф. В АкваЛайф, где его даже не научили отвечать укусом на укус. Позор рода лабео, вот он кто. Вырожденец инкубаторский, без грамма настоящих эмоций. Не нюхавший жизни. Если так подумать, если Гэвин даст ему пару жизненных уроков, то окажет парнише нефиговую услугу. Это не последний аквариум, в котором он может оказаться, и когда его (совершенно неизбежно!) начнут задирать в следующем, он ещё скажет Гэвину спасибо. Руководствуясь этими благими побуждениями (и другими, чуть менее благими и гораздо хуже сформулированными в его голове), Гэвин, дождавшись момента, когда Коннору что-то понадобилось в отдалённом углу аквариума, куда Хэнк не плавал (да и не смог бы проплыть при всём желании – запутался бы в водорослях), подгрёб к нему с предложением, от которого тот просто не смог бы отказаться. – Эй, головешка. Коннор не вздрогнул от внезапного оклика, как надеялся Гэвин – носом учуял, что ли, или определил боковой линией по колебаниям воды, что кто-то приближается? чуткая сволочь, – но на зов послушно повернулся. Вид у него был самую малость встревоженный – меньше, чем Гэвину хотелось бы, но лучше, чем ничего. С этим можно работать. – Хочешь факт, который мы оба прекрасно знаем? Коннор на мгновение завис – Гэвин мог явственно представить, как у него в голове крутятся шестерёнки, обрабатывающие поступившую информацию. Гэвин молча похвалил себя за то, что оказался прав в предварительной оценке его умственных способностей – лабео был безнадёжно туп, без вариантов. – Факты – самый ценный тип информации. Но зачем мне его узнавать, если я его, по твоим словам, уже знаю? И о каком факте ты говоришь? Гэвин фыркнул. – Ты и твои АкваЛайфские штучки… у вас там все так разговаривают, что ли?.. Впрочем, я не об этом. Я говорил о факте, о котором мы оба прекрасно осведомлены, и это тот факт, что ты, Коннор, – безнадёжный лузер. В ответ на правду Коннор даже не попытался взъерошить плавники, как сделало бы большинство рыб. Что ещё раз доказывало, что он – противоестественный урод. Но не то чтобы этому нужны были дополнительные доказательства. – Слово «лузер» произошло от «луз», «терять» или «проигрывать». Но я ничего не терял и ни в чём не проиграл. Делать подобные выводы нет никаких оснований. Гэвин ощерился. Попытки Коннора умничать и делать вид, будто бы он что-то в этой жизни понимает, откровенно бесили. Если прижмёт, этот лабео тоже будет демагогию разводить? Жонглировать словами, как будто так и надо? «Основания» для «выводов» ему нужны, ха. Будут ему основания. – Это ты пока ничего не потерял, потому что у тебя желточный мешок ещё не рассосался. Желткосос ты, вот кто. Травоядное. А если на тебя правда наедут, то и раскатают, как ил по грунту. Одни отолиты останутся, и ещё, может, десяток позвонков. Хвостом растереть. Вот тут бы и затрепетать Коннору, свою (совершенно неизбежную) судьбу беспомощной жертвы осознавая, – вот только он не трепетал почему-то. Болван. Только жаберные крышки и плавники двигались. И смотрел пристально. – Благодарю за заботу, но не стоит беспокоиться. Я сумею себя защитить. Гэвин не удержался и фыркнул в голос, пустив к поверхности воды несколько пузырей. Как трогательно, встречайте: его величество блеф. Очень мило. Очень приятно. (Нет). – Извини, что не верю тебе на слово: уж больно ты снулый как для лабео. Может, в АкваЛайф своём хлора надышался, да так и не выветрилось? Или трематоды в кишках замучили? Нет? Ну так чего, давай проверим. Защищайся, лузер. И с этими словами Гэвин взмахнул хвостом, повернулся на месте и сделал резкий выпад влево, боднув Коннора в гладкий чёрный бок. Тюк! Плесь! Хлоп! Силой таранного удара Коннора отнесло назад и спружинило об узкие ленты валлиснерии. На то, чтобы восстановить равновесие и вернуться к нормальному положению брюхом книзу, ему понадобилась бы всего пара мгновений, но их Гэвин ему не дал, продолжив атаку. Теперь целью его был грудной плавник. Сомкнутые на плавниковой кайме челюсти сжались до нытья в жабрах, и Гэвин рванул на себя. Тонкие костистые лучи проскользнули сквозь зубы, но плёнка осталась во рту – наполовину, а на другую половину повисла у тела лабео бесполезными лохмотьями. Удовлетворённый результатом – рассматривать внимательнее времени не было, но полный рот чужого эпидермиса говорил сам за себя, – Гэвин сплюнул и прицелился на спинной плавник. Его можно было разодрать в один или несколько присестов, и Гэвин собирался растянуть удовольствие. Ещё один мощный взмах хвостом, и… И… И не тут-то было. Гэвин не отследил момент, когда Коннор перешёл в ответное наступление. Единственное, что он успел увидеть – как метнулась мимо него тёмная тень, стремительная настолько, что будто бы вытянулась по краям и перестала выглядеть рыбой. В голове мелькнуло начало мысли, «лузер убега?..», но завершиться она не успела. Подтвердиться тоже. Левую сторону тела Гэвина накрыло. На неё навалилась тяжесть чужого тела, и боковая линия взорвалась серией неразборчивых сигналов: «что-то!..», «давление!..», «происходит!..», «угроза!..», «атака!..», «паника!..». Дышать сразу стало нечем, а жабры… Левую жаберную крышку обожгла боль и в ней осталась. Грёбаный лабео укусил его за оперкулюм! И теперь висел на нём, вцепившись и не разжимая челюстей, травожор проклятый! Блядь, блядь, блядь!.. Гэвин закружил на месте, пытаясь скинуть засранца, дёрнулся вниз, вверх, влево, влетел в водоросли, рванул стебли с корнем, поднимая придонную муть. Не предназначенные для вгрызания в живую плоть зубы, наконец, соскользнули, и Гэвин немедленно развернулся, заранее наметившись на глаз. Да, изначально он собирался только потрепать лабео, косметически, так сказать – чтобы знал, кто тут есть кто. Но теперь… Теперь Гэвин был по-настоящему зол. Гнилой коряги кусок! Как он посмел вообще… Додумать мысль, как и выкусить мерзавцу глаз, Гэвин снова не успел. Ещё одно молниеносное движение – и боль вернулась. Гэвин взвыл. Его тащили за спинной плавник, прямо за лучи, буквально выдирая их из законного места между мышцами. Что-то внутри трещало и рвалось. Хаплохромис ринулся очертя голову прочь, не разбирая дороги – сквозь водоросли к стеклянной стенке аквариума, потом вниз к одной из коряг. Ему нужно было скинуть с себя Коннора, любой ценой, как можно скорее. Между угловатым гравием, которым было засыпано дно аквариума, и искривленной в шишковатую дугу веткой дерева виднелся небольшой просвет, и именно туда Гэвин устремился. Высоты проёма не хватит на двоих. Коннору придётся отцепиться. План сработал, но только отчасти. Лабео действительно остался позади, но вместе с двумя плавниковыми лучами, выдранными с корнем. Бугры на коряге прошлись по свежей ране, а гравий ободрал чешую на животе и оставил после себя глубокие длинные ссадины. С уверенностью оценить сейчас тяжесть повреждений нельзя было никак, но Гэвин чувствовал: это не просто поверхностные царапины. Всё гораздо серьёзнее. И это ещё повезло: ему запросто могло вспороть живот. Что за ёбаный блядь нахуй. – Коннор, – прохрипел он, выискивая взглядом обидчика, – ты, блядь, чего… Следующий укус ему удалось парировать. Вместо хвоста, на который нацеливался лабео, Гэвин подставил бок, и рот Коннора раскрылся и захлопнулся впустую. Пользуясь возможностью, Гэвин перешёл в контрнападение. Отхватить противнику глаз по-прежнему было бы идеально, но пока стоило опустить планку пониже. Он цапнул лабео за грудной плавник. К сожалению, это был тот же самый плавник, который он уже порвал. Ему удалось выхватить ещё лоскут перепонки и сломать несколько лучей, но это ничего не решало. Коннор по-прежнему оставался в боевом состоянии. И следующая атака была за ним. Тычок, ещё тычок, и ещё один, в течение которых Гэвин судорожно старался не подставлять на растерзание морду или хвост, и ещё один укус в бок, на этот раз успешный, и… Гэвин не выдержал. Плевать на урок, который он собирался преподать лабео, плевать на попытки всерьёз ему навредить, всё равно бесплодные. Спина болела как проклятая и движения выходили скованными; совершать резкие манёвры стало невозможно; болели с левой стороны жабры, и Гэвин задыхался, сам не понимая, почему. Нахуй это всё. Нахуй. Он бросился прочь от лабео, прочь и прочь, так быстро, как позволяло израненное тело. Первым импульсом было плыть на другой конец аквариума, на открытое пространство, к остальным его обитателям. Там светло и безопасно, там он не будет оставаться наедине с… с монстром. Но Гэвин запретил себе даже думать об этом. Тогда все узнают, что его побил новичок меньше его размером. Тупой растительноядный фрик. Это позор. Это будет совершенно ужасно. Его больше никогда, никогда не будут воспринимать всерьёз. Хэнк его сожрёт с потрохами. Тина ухохочется за его счёт. Ну уж нет. Только не это. И Гэвин поплыл в противоположную сторону. Прекрасно осознавая, что Коннор следует за ним. А потом плыть дальше стало некуда. Гэвин упёрся в чёрный пластиковый бок аэратора. Из трубки выходил поток пузырей воздуха, и чтобы не попасть в него, Гэвину пришлось прижаться к твёрдой поверхности вплотную. Ребро аппарата вдавилось ему поперёк тела, обилие растворённого в воде кислорода одуряло, чувство равновесия подводило – он едва мог различить, где верх, а где низ. Искажённо, сквозь пелену рвущихся кверху пузырей, Гэвин видел, как к нему приближается лабео. Неторопливо, размеренными взмахами хвоста, слегка припадая на один бок – тот, на котором Гэвину всё же удалось вывести плавник из строя. Это было… жутко. Как будто к Гэвину в облике чёрного безэмоционального лабео с кроваво-красным хвостом плыла сама смерть. Он не верил в потусторонние силы, не верил в сверхъестественное. Некоторые рыбы были религиозны и считали своими творцами и богами людей, дающих блага и наказывающих за проступки. Другие верили в перерождение в виде других существ, живущих за пределами аквариума, крылатых и ногатых. Третьи следовали суевериям и знакам, утверждали, что видят призраки мёртвых рыб и понимают язык улиток и креветок. Это всё никоим образом не относилось к Гэвину. С момента своего вылупления из икринки он был законченным материалистом. Но сейчас ему было страшно. Сейчас он был почти готов поверить, что в Конноре есть нечто не от нашего мира. Нечто… неправильное. Нечто, далеко выходящее за рамки того, какой должна быть рыба. Коннор был не просто странным. Он был… нечто. Как их выращивают там, в АкваЛайф? – Ну что... добивать бу… дешь? – Гэвин оскалился на него. Слова давались тяжело. Жаберные лепестки не справлялись со своей работой, казались распухшими и слизкими. Отбившиеся от общего потока пузырьки воздуха попадали под жаберные крышки и лопались – казалось, прямо внутри, в самой сердцевине головы. В мозгах шумело. – Ну дав… давай. Может… может, тебя смоют в унитаз… И Хэнк тро… тронется от горя ещё… ещё больше. Забавно… будет. Коннор остановился – в паре взмахов хвоста, прямо за бурлящей воздушной завесой. Он не выглядел запыхавшимся. Он вообще никак не выглядел. Да и Гэвину было бы почти невозможно его рассмотреть. – Ты признаешь поражение? – он спросил Гэвина, и голос у него был ровный. Очень ровный. Гэвин рассмеялся в ответ – рвано и хрипло. Звуки были пропитаны вкусом чужой кожи и собственной крови, смешавшихся в ротовой полости. – А как это… по-твоему… выглядит? Коннор помолчал – чёрный силуэт, потерявший детали и пропорции за клокочущей серебристой пеной. Обезображенный ею до полной потери сходства с рыбой. А может, у Гэвина просто начинало мутиться в глазах. – Я не знаю, как это выглядит. Ты признаёшь поражение? Последние три слова он повторил точно тем же тоном, что и в первый раз, не меняя интонации. Как будто они были в него записаны. Как будто они были эхом самих себя. – Хочешь… чтобы я это… сказал вслух?.. – Гэвин сплюнул. Увы, от мерзкого вкуса во рту это его не избавило. По ощущениям, наружу через глотку сочилась кровь – что было странно, он ведь не успел получить серьёзных внутренних повреждений? не успел же?.. ему не удавалось вспомнить. – А ты… хе-хе… жестокий щукин… сын. – Ты признаёшь поражение? Третий раз, с неумолимостью опутывающей тело мелкоячеистой сетки. Гэвин устало подумал о том, не пойти ли ему на последний штурм. Рвануться из последних сил сквозь пузырчатую пелену, вложить в бросок всего себя и надеяться, что на этот раз он застанет Коннора врасплох. Запустить зубы в его глазное яблоко было бы так сладко. Или ухватить за хрящ нижней губы и сжимать челюсти, пока не хрустнет, пока они не сомкнутся. Это было бы… Было бы… Но он помнил, чем закончилась прошлая попытка нападения. Вполне возможно, лабео сделает то же самое с ним. – Хрен… с тобой. Признаю. Вместе с этими словами его покинули последние силы. В голове по-прежнему мутилось. Бок, куда упирался угол компрессора, уже не отзывался резкой болью, а как-то тупо и онемело ныл. Гэвин ещё чувствовал, насколько разворочена его спина, и чувствовал каждую ссадину на животе, но эти ощущения притупились тоже. Из плавательного пузыря как будто вышел весь воздух. Хотелось опуститься на дно. – Я подтвердил свою позицию фактами. Я способен себя защитить и ни разу не проигрывал. Следовательно, твоё определение меня как «лузера» совершенно беспочвенно. – Что… О чём ты… И тут Гэвин вспомнил. Было сложно, особенно в его теперешнем затуманенном и оцепеневшем состоянии, но он вспомнил. Вспомнил, с чего начался этот разговор. Так значит… значит… Для Коннора это всё было… не дракой, а… Спором?.. Нет, даже не спором… Дискуссией? – Я рад, что этот вопрос успешно разрешился. А теперь прошу меня простить – у меня осталось незавершённое дело. И он уплыл. Вот просто так, взял и уплыл, то ли искать на обед огурец, то ли к своему ненаглядному Хэнку, то ли… Но кто вообще может знать, что у этой рыбы на уме? Уж точно не Гэвин. … Гэвин медленно выкарабкался из-за аэратора. Движения давались тяжело. Думать о произошедшем не хотелось. Попадаться кому-либо на глаза – тоже. Он мог себе представить, как Коннор рассказывает остальным обитателям аквариума, какую трёпку задал хаплохромису. Как смешно хаплохромис удирал, каким жалким был в конце, как был вынужден сдаться. Его мутило. Теперь, наверное, с ним не будет разговаривать даже Тина. Или начнёт жалеть Крис, что в тысячу раз хуже. Хотелось наглотаться воздуха. Или выброситься из аквариума. Возможно – то и другое сразу. Но он не станет. Он не позволит этому… этому уроду, этому фрику, этому сверхъестественному, не имеющему ничего общего с обычной рыбой существу, этому имитатору, этой… этой подделке под… он не позволит Коннору отобрать всё, что было Гэвину дорого. Всё, что у Гэвина есть. Он не сдастся. Даже если все будут дуть этому лабео в анальное отверстие, даже если все будут Гэвина презирать и ненавидеть, считать третьесортным – он не сдастся. Он будет наблюдать. Он будет выжидать. И однажды он сделает всё, чтобы Коннора смыли в унитаз. Отправили в путешествие по канализации, где ему самое место. Надо только не спускать с него глаз. И выстроить план. И когда-нибудь он предоставит Коннору достаточно фактов. Достаточно оснований. Чтобы раз и навсегда стало ясно, кто из них двоих лузер. Грёбаная головешка.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.