give me your hand

Минхёк всегда считал себя простым человеком. Он ценил всё, что преподносила ему жизнь. Ему нравились импровизированные танцы посреди ночи, потому что Бин понятия не имел о времени. Ему нравились смузи в прохладные дни, потому что Джину понятия не имел о погоде. И ему нравилось смотреть на Юн Санха, потому что ну кто бы не хотел смотреть на ангела? Санха был никем иным, как прекрасным, ангельским существом. У него было круглое лицо с пухлыми губами и нежными глазами. Его выражение никогда не обходилось без улыбки; но когда в те дни-исключения её всё-таки не было, то он всё равно сиял, даже когда плакал на плече Минхёка из-за проваленного экзамена и накопленного стресса. Он был высоким и имел длинные ноги, которые не был способен контролировать. Он не был грациозным ангелом, но скомпенсировал это своим обаянием. И Пак Минхёк был влюблён в Юн Санха. Он признался ему в этом за две недели до Рождества, но таким способом, которого он вообще не ожидал. Обычно он был спокойным и собранным — простым человеком, который принимал все трудности жизни. Однако Санха тогда надел оленьи рога и мерцающий красный нос и следовал по пятам за Мёнджуном, одновременно издавая лошадиное ржание, несмотря на слова Джину о том, что олени так не делают. Это было смешно и мило, и в момент, когда Санха повернулся к Хёку, ухмыляясь и сияя глазами, все эмоции Минхёка вырвались из клетки, в которой были заточены. — Давай встречаться, Санха, я люблю тебя. После этого признания комната застыла в тишине. Все их друзья уставились на него, одни с распахнутыми глазами, а другие с понимающими улыбками, пока Санха обрабатывал в уме сказанное, а Минхёк значительно краснел. В конце концов, Санха согласился, помявшись и залившись краской, и так как Минхёк больше не доверял своим способностям нормально разговаривать, он просто отправил Санха все те планы, что составил годами ранее, когда впервые увидел Санха и решил, что хочет встречаться с ним. (Не то чтобы он всё это рассказывал Санха.) Свидание прошло за три дня до Рождества: прогулка в парке неподалёку с рассматриванием всех фонарей, подвешенных на кусты и деревья. Санха любил такие украшения, как узнал Минхёк. Он указывал на каждую малейшую деталь, которая ему нравилась; карамельные леденцы, торчащие из земли, пластиковое изображение Санты Клауса на скамейке, блестящие узоры на искусственных Рождественских ёлках. А Минхёк никогда не замечал красоту в подобных декорациях. Он всегда смотрел на них с безразличием, нежеланием на время остановиться и по-настоящему восхититься усердной работой и креативными идеями. Но теперь, когда рядом с ним Санха, он понял, что упускал всё это время. (По большей мере он понял то, что Санха выглядел ещё красивее с отражающимися огоньками в его ярких глазах.) Это было свидание, которого было предостаточно для довольствия Минхёка. Ему нравилось принимать всё, что щедро протягивала ему жизнь, если, в конце концов, это и было тем, что она ему приготовила. Но сейчас, пока они шли по тропинке, он хотел бóльшего. Свидание с Санха было фантастическим, и он уже благодарил было небеса за данный ему шанс, но также он чувствовал, что этого было недостаточно. Ему нужно было что-то ещё, что-то, что он не мог пока определить. Физическая близость, может быть. Его мозг подкинул ему эту идею, когда они проходили мимо обнимающихся, целующихся и просто влюблённых парочек. Это было тем, чего хочет Минхёк. Это было тем, что он всегда хотел, хотя сейчас такое казалось более достижимым, чем оно было там, в его мечтах и воображении. Всё, что требовалось сделать — спросить об этом Санха, который, возможно, сразу же принял бы его сторону. Но слова не произносились. Минхёк открыл рот, чтобы наконец спросить, но получилось выдать только один небольшой писк. Санха удивлённо взглянул на него. — Минхёк, ты в порядке? — Всё нормально, — быстро ответил Минхёк и откашлялся, продолжая идти. Руки Санха были совсем близко. Они были в перчатках, но даже так Минхёк определённо хотел бы взяться за них. Он протянул одну свою руку вперёд — если он не мог спросить, то он мог хотя бы показать это. Он уже представлял себе взгляд Санха и лёгкий румянец на его щеках, если бы он соединил сейчас их руки. Это были фантазии, которые были прямо перед ним, кое-что очень, очень простое... но потом Санха положил свои руки в карманы. — Так холодно! — воскликнул он, не заметив дилемму Минхёка, — да? Минхёк не успел было оплакать провал своего бриллиантового плана, как быстро изобрёл новый. Ну раз так холодно, то почему бы нам не взяться за руки? Это был отличный вопрос, от которого Санха не смог бы так легко отказаться (хотя Минхёк знал, что он бы не отказался от любого предложения, связанного с держанием за руки). Он был остроумным, милым и ярким, и Минхёк начал кусать губы перед тем, чтобы уверенно поднять свою голову. Он скажет это. Санха ждал ответа на свой вопрос, в любом случае, хотя он мог бы быть и риторическим (обаяние Санха также состояло в том, что он никогда не задавал риторических вопросов). Всё, что делал сейчас Минхёк, это повторял фразу, крутящуюся в его мыслях. — Ну раз... раз так холодно... — начал он. Санха любопытно и мило посмотрел на него и кивнул головой, когда Минхёк облизнул свои губы и сделал глубокий вдох. — Ну... мы могли бы... знаешь... Минхёку захотелось броситься в снежный сугроб. Его руки тряслись, и вовсе не от холода. — Могли бы что? — спросил Санха. — Могли бы... — Минхёк указал на руки Санха, которые до сих пор находились в карманах, а затем указал на свои. — Ну знаешь... — повторил он. Санха не знал. Он вынул руки из карманов. — Ты... ты хочешь мои перчатки? — Нет! — Но зачем ты указываешь на мои руки? Посмотри, это просто руки, Минхёк. Руки в перчатках, потому что сейчас мороз. — Санха преувеличенно задрожал и хихикнул. — Ну так что, Минхёк? Способность формулировать свои мысли почему-то покинула разум Минхёка. Слова были прямо тут, в его сознании, так же близко, как и руки Санха, но пока что он не мог ухватиться за них. Он снова протянул руку, но теперь в большем отчаянии, и снова укусил нижнюю губу. — Это. Санха в удивлении потряс своей головой. — Я не... — Дай мне свою руку! Минхёк выкрикнул свою просьбу, и несколько человек неподалёку тревожно взглянули на него. Санха был одним из этих людей. Он единожды моргнул, затем дважды, и прошептал: — Зачем?.. Санха был слишком наивным. Может, это тоже было частью его очарования. Или Минхёк пытался так убедить себя в этом, когда наконец-то осмелился взять Санха за руку. — Д-для этого, — пробормотал он. Они продолжили идти. Минхёк почувствовал прилив крови, достигшей уже его лица, и понял, что, наверное, только что опозорился на весь оставшийся вечер. Но по крайней мере, он держал Санха за руку, и, по крайней мере, Санха был не против. — Ты знаешь, — вдруг выпалил Санха, — ты мог просто попросить. Я, эм... я тоже хотел держаться за руки, Минхёк. — Он размахивал их соединёнными руками во время ходьбы и, рассмеявшись, прильнул поближе к Минхёку. — Давай снова держаться за руки на следующем свидании! — Следующем? Санха гордо закивал, и Минхёк наконец почувствовал волну облегчения, окутывающую его, смывающую все его сомнения и страхи. Он улыбнулся широко, больше для Санха, который тоже улыбнулся в ответ, но также для самого себя, торжества своей силы воли и решительности, и не важно, насколько слабой она была. Она подарила ему Санха, в конце концов, и Минхёк, человек, который принимал всё, что жизнь преподносила ему, готов был теперь бежать от всех подарков судьбы, только чтобы упасть в объятия Санха. (Он надеялся, что затем они бы держались за руки, если бы он сделал это.)