Что-то новенькое

— Ты же знаешь, что я влюблён в тебя? Хоуп роняет всё, что держит в руках в этот момент. Это был трудный день: они работали над костюмом Осы, и Хоуп была очарована усовершенствованиями, что придумал её отец. Они были отличной командой, даже когда она называла Хэнка не «мистер Пим», а «папа» самым нежным голосом в мире. В жизни было мало неизменных вещей; во всех их жизнях. И сейчас Скотт стал новой частью динамического дуэта, роль в котором он ещё не осознал. Но, эй, это же хорошо, разве нет? Быть героем, видеть свою дочку, работающую с чёртовым Хэнком Пимом, встречаться с девушкой, о которой и мечтать не мог, потому что она слишком хороша, но которая в то же время любит тебя, и находится рядом, и целует, и позволяет засыпать в обнимку после пятничных ночных свиданий, если это не выходной Кэсси. Смотря на Хоуп, Скотт чувствует себя спокойным, счастливым, он будто наблюдает за полётом звезды, которой Хоуп и является, когда смеётся со своим отцом и Кэсси... Как Скотт может быть не влюблён в неё? — Что? — наконец произносит Хоуп, и Скотт начинает волноваться: может, он выбрал неподходящее время, чтобы сказать эти слова, или это не тот момент для неё. Что, если она испугалась? Что, если он испугается её ответа? — Что ты только что сказал, Скотт? — Эм... — бормочет он; его плечи напряжены, а голос слабеет. — Я имею в виду... ты не должна ничего отвечать, я просто... — Ты сказал, что влюблён в меня. Да, это так. Поэтому Скотт улыбается Хоуп, а она подбирает свой шлем с пола (ой, так вот что она уронила) и подходит к нему, глядя почти робко и дожидаясь ответа. Но Скотт уже сказал: он влюблён в неё. И Хоуп окончательно понимает это, стоя перед ним со шлемом Осы в руках; её волосы взъерошены после сегодняшней тренировки, где тестировалась новая программа полёта. — Я в лабораторию! И, пожалуйста, прекратите целоваться! — кричит Хэнк из глубины дома, уставший наталкиваться на эту парочку повсюду. — Мы с Энтони Вторым и печеньем! — оповещает Кэсси, начавшая звать Хэнка «дедушка», и Хоуп уверена, как никогда, что её отцу нравится это, поэтому он разрешает Кэсси делать всё что угодно в лаборатории или доме и покупает печенье и шоколад в те дни, когда Кэсси может прийти к нему в гости. — Будь осторожнее, в прошлый раз Энтони не понравилось печенье в банке, — отвечает Скотт, не отрывая взгляда от Хоуп. — Как я и сказал, тебе не обязательно отвечать... Хоуп и не собирается отвечать — она быстро целует Скотта, потому что Хэнк и Кэсси где-то недалеко и потому что она не может придумать ничего лучше. Скотт понимает и довольствуется этим. Он умеет сказать нужные слова, но действия... Скотт — это бедствие в действиях. В таком он всегда глупит, поэтому слова с него, а действия — с Хоуп. Но он хочет больше сейчас и трогает губы Хоуп снова, и хотя шлем в её руках мешает, но они всё равно целуются. Скотт чувствует нежную улыбку Хоуп. — Скотт, я лю... — Хочешь сказать, что ты тоже его любишь? Кэсси уже стоит здесь, схватив Хэнка за руку, а сбоку от неё — муравей размером с собаку, Энтони Второй. Хэнк улыбается почти дьявольски, несколько муравьёв бегают по его плечу и внутри банки с печеньем, которую он держит в руках (чёрт возьми, Хэнк!). Хоуп стремительно краснеет и быстро отходит к своему костюму, будто решает закончить его к завтрашнему тестовому полёту. — Кэсси, ты... — Я сделала что-то не так, дедушка? — Нет, милая. Ты сделала всё правильно. «Да иди ты», — одними губами говорит Скотт улыбающемуся Хэнку в ответ на его дурашливую забаву, но... это нормально. Да, нормально. Ведь это его новая семья.