Следы на песке

Весна в этом году пришла рано, ступая тихо по все ещё мокрому асфальту и окутывая своим теплом всех отчаявшихся. Казалось, с приходом теплых дней даже воздух стал чище, небо — выше, а яркое солнце вселяло надежду. И только Юске неумолимо охватывала липкая меланхолия, пронизывая каждую клеточку тела светлой ноющей печалью. — Юске, ты какой-то вялый и кислый сегодня. Тяжкое похмелье? — не упустил момент пошутить над согрупником Хазуки. — Ты бы ещё в 4 утра съемки назначил, — недовольно фыркнул Юске, плотнее натягивая рукава толстовки, привычно скрывая глаза за стеклами темных очков, прячась от яркого солнца и окружающего мира. Хазуки только громко хохотнул, довольный своей выходкой, Юске же поймал взгляд Акинори, который не сдержал усмешки, но быстро отвернулся. С момента его возвращения Юске как никогда полюбил темные очки. Песок. Сероватый, точно перемешанный с пеплом, он полностью покрывал берег на много миль вперед. Хазуки впервые вздумал снимать клип не в студии, подняв весь менеджмент на уши, чтобы их отвезли на богом забытый пляж подальше от города. Солнце спряталось за тучи, ледяные порывы трепали волосы и заглушали слова, слышались крики чаек. Юске, единственный из всей группы одетый в тонкую кружевную рубашку, продрог до костей ещё на первом дубле, то и дело каждый раз пытаясь спрятать заледеневшие пальцы в тонкие рукава. Тучи сгущались, становилось холодно и сыро, техника могла не пережить сильного ливня и было решено сделать перерыв, чтобы хотя бы посмотреть отснятый материал. Юске это сейчас было не интересно.Он сидел на корточках у самого края воды и чертил на песке какие-то иероглифы, которые тут же забирали волны, словно давая шанс начать все заново. Он слышал где-то за спиной громкий смех Акинори, чуть тише — голос Асанао, и никак не мог с этим свыкнуться. За прошлый год он уже так привык, что их четверо, так привык быть один, что присутствие басиста никак не укладывалось в его голове, становилось каким-то призрачным и иллюзорным. Словно все это только в его голове. С одной стороны, ему снова хотелось верить во все лучшее, что есть в этом человеке, с другой — ему было невыносимо страшно ошибиться снова, и понять это только тогда, когда он снова успеет к нему привязаться. С каждой минутой ветер усиливался, но Юске не замечал этого. Громкий возглас вновь привлек его внимание, заставив обернуться — Акинори наперебой с Асанао швыряли в воду «блинчики». Он думал, что время лечит, размывает и стирает из сердца все горести, равно как и радости. Как так вышло, что некогда счастливые воспоминания стали для него настоящим триггером? В середине лета дни самые жаркие, а песок — самый горячий, но если выбираться на пляж к вечеру, на закате, то можно насладиться бархатным теплом вечера и посидеть в тишине под шум прибоя. В последнее время в его жизни творилось что-то странное. Он любил и был любимым, и это было больше похоже на одержимость, болезнь, чем на простое человеческое счастье. Акинори же, в отличие от Юске, никогда не задумывался о таких сложных философских вопросах, как что такое любовь и что такое счастье. Он просто делал все, что ему приходило в голову. — Эй, Юске! Ну Юске, ты меня совсем не слушаешь! Ветер трепал его непослушные волосы, он был одет в дурацкие шорты и улыбался во весь рот. Шквальный ветер заглушал слова, а из-за яркого солнца Юске приходилось щуриться, Акинори, как назло, сразу же отбегал, дразнясь, хохоча и кривляясь. Юске хотелось проучить его, но догнать эту длинноногую модель так и не получалось. Лишь единожды Юске удалось с хитростью подловить его, резко сбив с ног, и повалить на песок. Завазявшаяся возня закончилась мнимой победой, Акинори улыбался от уха до уха, нависая над Юске и больно вжимая его запястья в песок. Только всякая его такая победа заканчивалась долгим, упоительным поцелуем. Пустынный пляж тонул в сумерках, вдоволь насобирав песку, было так здорово отряхивать друг друга от приставших камешков, идти рядом, смеясь и согреваясь в объятиях, полночи заниматься любовью, пить, разговаривать ни о чем, смеяться и снова заниматься любовью до первых лучей рассветного солнца. — Твоя проблема в том, что ты постоянно думаешь о прошлом, — ни с того, ни с сего произнес Акинори, накидывая на худые плечи Юске свою куртку, чем вызвал его недоуменный взгляд. Ушедший в свои мысли, он даже не заметил, как Хазуки одобрил отснятый материал, а Акинори больше не находился рядом с Асанао. Юске ни разу так и не заговорил с ним о том, что произошло, самоуверенно посчитав, что он для себя уже все решил. Акинори же считал иначе. — Я не хочу это обсуждать, — тихо ответил Юске, глядя на накатывающую волну, и только плотнее натянул его куртку, вдыхая давно знакомый запах. Юске никак не мог описать, на что похож этот аромат — очередной триггер. — Тогда перестань делать такое лицо каждый раз, когда видишь меня. Даже в таком, казалось бы, серьезном разговоре Акинори не переставал улыбаться, глядя на море спокойно и расслабленно, словно ему совсем не было холодно, словно они не провели под шквальным ветром весь день, словно Юске никогда и не игнорировал его. — Какое такое? — тихо переспросил Юске, задумчивым взглядом все так же наблюдая, как волны поглощают любую неровность на песке. — Как будто меня не существует. — Я не… Эй! Соленые брызги воды ударили в лицо, заставляя Юске отряпнуть от неожиданности, обрывая очередное собственное оправдание на полуслове, в ответ же получив только заливистый смех басиста. Всеми силами пытаясь сделать виноватое выражение лица и давясь от смеха Акинори, пользуясь его растерянностью, вновь зачерпнул воды в ладони, разбрызгивая ее в лицо Юске. — Ах ты…! Юске в миг потерял лицо, забыв о том, как он обижается на Акинори, и опустил руку в воду, намереваясь отомстить обидчику. — Нет, нет, прости меня! — сквозь смех попытался извиниться Акинори, попятившись назад, но, так и не устояв на ногах в мягком песке, резко оступился и упал в воду. Прыснув от смеха, Юске рефлекторно отступил назад, закрывая рот рукой. На шум обернулись и остальные участники группы. Заметив, как Акинори выжимает штанины, пытаясь хоть как-то отряхнуться, Хазуки с Асанао громко заржали, Рео же моментально изменился в лице, тихо вздохнув, и пробурчал что-то про идиотов и как он устал, качая головой. Казалось, Юске впервые за долгое время смеялся искренне. Грянувший где-то вдалеке гром говорил о том, что пора возвращаться. В машине, на обратном пути, Юске заставлял себя думать об отвлеченном: о том, что завтра надо встать пораньше; что он давно обещал позвонить другу; или о том, что надо бы зайти в конбини и купить минимальный набор продуктов. Только у него это не получалось. Пряча глаза от мира за плотным стеклом солнцезащитных очков Юске продолжал следить за Акинори. После инцидента на пляже горе-басист успел переодеться, и теперь сидел и дрожал, нахохлившись, словно ещё желторотый вороненок, и потирал от холода руки. От соленой воды и ветра они обветрились и саднили. Акинори никогда не жаловал бальзамы и крема в своей жизни, из-за чего гримеры тратили на него в два раза больше времени, чем на остальных. Юске укоризненно поджал губы. — Эй, Акинори, — негромко окликнул его Юске. — Лови! В руки басиста прилетел маленький тюбик крема, вызвав у него только недоуменный взгляд. Что это? — То, что тебе бы не помешало, а ты не пользуешься — крем для рук, — тихо упрекнул его Юске. — Ты же музыкант или как? Подслушав их разговор, Хазуки едва сдержал усмешку, но поспешил заглушить это кашлем и вновь уткнуться в ленту инстаграма. Акинори же и вовсе расплылся в улыбке от такой щедрой заботы. — Волнуешься за меня, а, Юске? — тихо подловил его басист, чтобы остальные не услышали. — Ещё чего, — безразлично хмыкнул гитарист, уткнувшись взглядом в окно, чем только вызвал у Акинори очередную широкую улыбку. В глубине души Юске отдавал себе отчет, что заботился об Акинори скорее по старой привычке, но не хотел в этом признаваться. Как и не хотел признаваться, что скучает по его рукам, теплым, немного грубым от постоянной игры на басу, но от этого не менее ласковым, иногда так напоминающим прикосновения к котенку. И подобных мелочей, складывающихся в его прошлую жизнь, было бесчисленное множество. Юске вдруг понял, что он больше не хочет это забывать, не хочет, чтобы светлые воспоминания, которые он так упорно пытался стереть весь прошлый год, ушли, как уходят с волной следы на песке. Устало закрывая глаза, Юске гонит прочь от себя эти мысли, понимая, что если он опять позволит себе окунуться в воспоминания, то снова так и не уснет до самого утра.