lantern in the dark

Зимой рано темнеет. Казалось бы, большинство горожан ещё не вышли из офисов, а едкие фонари уже привычными маяками разбросаны по городу, освещая путь домой. Будни сливаются в суматошную тьму: выходишь из дома — ночь, возвращаешься домой — ночь. Так и недолго начать различать в этой тьме то, чего там никогда и не было. — Спасибо, на сегодня все, — вежливо объявил об окончании съемки Юске, закрывая объектив фотоаппарата крышкой. Неделя напряженных съемок в любом месте в любую погоду порядком вымотали его, и эти выходные он решил провести в горах, подальше от людей и городской суеты, открыть новые пейзажи, найти редких птиц, поймать вдохновение. Он листает фото на камере и в какой-то момент замечает тень позади модели, она едва различимая и практически прозрачная, словно отражение на стекле. Юске чертыхается за испорченный кадр, оставляя надежду, что это можно исправить ретушью. Он выходит из офисного здания и останавливается покурить. Белый город давно погрузился во тьму, ещё ярче от этого разделяемый неоновыми огнями и бурным потоком машин в это время. Юске затягивается сигаретой и невидящим взглядом смотрит на перекресток — машины сменяются людьми, люди сменяются машинами. В какой-то момент его глаз улавливает то, чего в этом пейзаже быть не должно — колеблющийся огонек внутри бумажного фонарика, теряющийся среди движущийся толпы. Источником света являлась худая, сгорбленная фигура, стоящая на том конце улицы, ее костлявые пальцы плотно сжимали тлеющий неярким светом фонарик. Светофор сменился зеленым и толпа двинулась вперед, Юске постарался сфокусировать взгляд на странной метаморфозе, но та исчезла. — Да черт тебя, — нервно выругался Юске, выбрасывая окурок, — меньше по ночам работать надо. Вскоре крупные магистрали остались позади. Нынешний маршрут Юске пролегал через ближайший пригород, совсем скоро должны были замаячить новые горизонты — заброшенный, но популярный для туристов храм и скрытый в горах отель — действующий, но не популярный. Снег шел белой стеной без перерыва, застилая собой любую видимость дальше своего носа, на половине пути Юске уже не раз пожалел, что вообще решил выбраться в горы в эту погоду. Согласно навигатору, он уже должен был давно приехать, но дорога все не кончалась, и Юске уже начал подозревать, что он пропустил поворот. Только по карте никаких поворотов не было. Юске уже хотел развернуться, в очередной раз ругая себя за недальновидность, как вынужден был резко нажать по тормозам — перед машиной возникла худая фигура, закутанная в красное кимоно, сжимающая в руке фонарик. — Да что б тебя! — выдохнул Юске, чувствуя, как сердце готово было выскочить из груди. Вот только сбитого человека ему не хватало по дороге. — Вы в порядке? Юске вышел из машины, чтобы лично убедиться в том, что никто не пострадал. Фигура оказалась мужчиной, невысоким и худощавым. Бледное лицо с широкими скулами, выразительные черные глаза, копна густых черных волос, перекинутых на одну сторону. Костлявые пальцы сжимали в руках бумажный фонарик с едва теплющимся огоньком внутри. Красное кимоно на нем было местами порвано, местами затерто, словно ему давно было много-много лет. Юске невольно напрягся, вспоминая легенды про ёкаев, которые рассказывали в детстве, однако от него исходило такое естественное спокойствие, что Юске просто расслабился. — Добрый вечер, — наконец, тихо произнес мужчина. Языки пламени отражением плясали в его глазах. — Добрый, — Юске моргнул, словно стряхивая наваждение. — Вы заблудились? Путники в наших краях в такой поздний час — редкость. — По правде сказать, да, я ищу отель, он здесь, недалеко в горах, должен быть сразу после храма, но мне кажется, я его проехал. Юске сам не знал, почему вдруг стал все это рассказывать, но незнакомец вызывал не поддающееся объяснению доверие. — Это совсем рядом. Пойдемте со мной, — незнакомец протянул Юске руку. Заметив его нерешительность, мужчина миролюбиво улыбнулся, и, кажется, его улыбки хватило, чтобы фотограф, не колеблясь, протянул руку в ответ, делая к нему шаг. Он бесшумно ступал по свежему снегу, держа перед собой фонарик, плохая видимость зимней ночи его явно не смущала, Юске заметил, что мужчина — босиком, но в тот момент ему не показалось это странным. Предположение о том, что мужчина является представителем отнюдь не нашего мира слабо всплыло в сознании и тут же растворилось среди непроглядного белого снега. В свете тусклого фонаря фигура смотрелась весьма внушительно, однако незнакомец вел себя мирно. Разговор завелся сам собой; сосредоточившись на отмеченных странностях, Юске не запомнил, с чего они вообще принялись общаться. Ему стало не по себе, когда окружающая тьма стала сгущаться вокруг них. — Меня зовут Хазуки, — отвлекшись от очередного пространственного размышления, проронил незнакомец. — Юске, — тихо представился в ответ фотограф. — Ю-су-ке… — нараспев произнес имя по слогам незнакомец. — Через «безмятежность», верно? — он хитро прищурился и, словно не замечая его недоуменного взгляда, продолжил, — Вы не первый, кто здесь заблудился. По этой трассе к весне ведутся ремонтные работы, и путники в такую погоду совсем не замечают указательного знака. Особенно в такие снежные ночи. Вот и помогаю заблудшим душам найти дорогу. А то так и замерзнуть насмерть можно. Понимаете, Юске-сан? Его голос звучал тихо и вкрадчиво, от чего Юске невольно поежился, на что спутник не обратил никакого внимания и продолжил. — Вы же знаете городские легенды, Юске-сан? О призраках. Про Юки-онну, про ямауба, про других ёкаев? Вы слишком молоды, возможно, вам их даже не рассказывали. Многие люди помнят: молятся в храмах, задабривают духов. О многих уже давно забыли. Им так тоскливо, Юске-сан. Он смолк и остановился. Юске даже не заметил, как они оказались в лесу, где снега было совсем мало из-за плотной кроны деревьев. Внимательные, черные глаза, обрамленные пышными ресницами, немигающе замерли на хрупкой фигуре фотографа, и Юске инстинктивно сделал шаг назад, хотя и понимал, что отступать некуда. Мгновенно разгадав его страхи, Хазуки отвел взгляд, демонстрируя полнейшее равнодушие. — День за днем лишь плотная пелена одиночества, Юске-сан, ожидание каждой заблудшей души — вечность. — Нет ничего хуже, чем ждать, — зачем-то ляпнул Юске, и тут же прикусил язык. Незнакомец вздрогнул и пристально посмотрел на него. — Ещё хуже — ждать того, что не случится, — Хазуки кивнул, жестом попросив подойти. Юске вздрогнул от того, что ноги его не слушались, словно чья-то невидимая рука заставила его подойти ближе. — Вы знаете, как одиноко ждать вечность, Юске-сан? Бархатно-низкий голос Хазуки перешел на шепот, а пальцы левой руки сомкнулись на его запястье, мгновенно почернев. Юске хотел закричать от ужаса, но словно потерял голос. Мертвецкий холод — сильный, колкий, слабо заглушаемый плотной тканью — поработил все тело и разум. В одно мгновение мир смешался, окружение поплыло, а со всех сторон, словно незримый кокон, окружал густой туман. Юске испугался. Впервые, кажется, не на шутку, по-настоящему, так, как никогда прежде. Леденящий ужас сдавил горло. Холод проникал в сосуды, вместе с кровью проникая в сердце и вытесняя из него жизнь, отнимая тепло. Перед глазами был только образ Хазуки, в отражении чьих черных глаз плясали огоньки пламени. Они больше были не в лесу. В кровь словно ввели яд, полностью парализуя его тело, только Юске чувствовал все. Рука, сжимающая запястье, сжалась, причиняя острую боль, другая же ладонь властно легла на поясницу, принудив безвольно прижаться к чужому телу. Прикосновение холодных губ в леденящем душу поцелуе отдавалось струящейся по венам тихой грустью. Словно всю радость высосали, забрали последнее желание жить. Мир потух, словно из тела выкачали всю жизнь, но Юске продолжал ощущать, что его держат. В голове звучал голос Хазуки, рассказывающий что-то, тихо и совсем неразборчиво, словно через шорох тысячи беззвучных шагов. Вспышка — и Юске ощутил леденящий ужас, а затем — бесконечно тоскливое одиночество, от чего захотелось закричать, лишь бы никогда это больше не чувствовать. — Мне жаль, что ты умрешь вот так, — тихо прошептал Хазуки, касаясь тыльной стороной ладони его лица. — Я слишком долго ждал кого-то, кто подарит мне хоть толику своей жизни. Юске вдруг ощутил себя зрителем кинотеатра. Кадры сменяли один за другим: родители, счастливо ведущие своего ребенка в школу, первые заграничные пластинки от отца, первая гитара, первая победа в конкурсе фотографии, первая любовь… Сердце словно пропустило удар, Юске хотелось зажмуриться и никогда этого не видеть больше, но не получалось. — Я не хочу умирать… — едва слышно прошептал Юске. Цепкая рука демона снова спустилась к пояснице, но у Юске не было сил даже оттолкнуть мужчину. Реалии смешались окончательно: разум, порабощенный образами собственной уже, возможно, ушедшей жизни, пока ещё сопротивлялся, противопоставляя им, как в карточной игре, свои личные мечты и привязанности, которые остались там, в Токио, но глупое тело оцепенело, не давая даже дернуться против. — Поделись, поделись со мной своей жизнью, отдай мне свою душу, — продолжал шептать в его сознании демон. — Почувствуй меня, проникнись мной, стань со мной единым целым. «Если тебя когда-нибудь не станет, я не знаю, что со мной будет», — спасательной соломинкой всплыл в сознании дорогой сердцу голос, ниточка из прошлого, последний шанс, Юске вдруг вспомнил, что у него тоже есть дорогие воспоминания, близкие люди, любимые привычки, вещи, черты характера, — все, что было его жизнью последние несколько лет. Юске собрал остатки сил. — Нет, — совсем тихо выдохнул Юске. — Ты поможешь мне, — тихо промурлыкал Хазуки. — Нет, — уже громче прохрипел Юске. — Я не хочу умирать. Катись в преисподнюю, откуда взялся! Одного воспоминания хватило, чтобы ускользающая, почти уже вытекшая жизнь задержалась в его теле, позволило вновь обрести силы, чтобы бороться. Демон злобно оскалился и бросился на него. Истошный крик — последнее, что он услышал перед тем, как провалиться во тьму. «Сегодня в Токио ожидается сильнейший за последние 48 лет снегопад, синоптики настаивают на осторожности при выходе из дома, дорожные службы….» Юске поморщился от сильной головной боли и открыл глаза. Он все ещё находился в машине, которую, по всей видимости из-за погодных условий, ночью занесло в кювет, сработала подушка безопасности, но от сильного удара его просто вырубило. Повезло ещё, что жив остался, в горах-то на обрыве. Машина находилась у дорожного указателя — до ориентира в виде храма оставалось ровно 10 км, а значит до хостела оставалось всего-ничего. В сознании всплыли картинки прошедшей ночи — незнакомец с фонариком, лес, демоны… Приснится же такое. Выехав на трассу, Юске остановился перед указателем и крепко сжал руль, словно взвешивая все за и против. Неприятное ощущение саднило где-то глубоко в груди. — Нет, — тихо сказал он сам себе и развернул машину обратно в сторону Токио. Возвращаясь обратно, он бросил взгляд в сторону леса, который вот-вот должен был остаться позади. Где-то среди деревьев мелькнул едва различимый огонек. Юске вздрогнул и остановил машину, вглядываясь в зияющую темноту деревьев — больше там ничего не было. — Дурацкий сон, — тихо выругался Юске, дрожащими руками сжимая руль и вжимая педаль газа в пол. Снег белой стеной застилал дорогу до самого Токио.