Огненная

Ратибор шел по коридорам княжеских палат. Изредка холодные глаза цеплялись взглядом за причудливые узоры на потолках и резных колонах. Золоченые завитки переплетались друг с другом, образуя чудесные орнаменты. Цветочные мотивы легко «уживались» с животным миром. Так, диковинные звери прятались за хрупкими бутонами, а их хвосты, закрученные в спирали, обвивали стебли изящных цветов. Но княжеского слугу давно не впечатляли красоты палат. Когда-то, будучи еще мальчишкой, он с восхищением таращился на росписи искусных мастеров. Но со временем все это стало обыденным и привычным глазу. А может, все дело было в том, что впечатлительный мальчик вырос, превратившись в холодного и безэмоционального мужчину. Высокий, статный, по-своему красивый, он отнюдь не походил на княжеского слугу. Скорее, Ратибор сам напоминал светлейшего. Держался он особняком от остальных прислужников князя, и поэтому был ими не любим. Но какое дело чернокудрому до дворцовых сплетников? Мужчина сам пробил себе дорогу к княжескому трону, сам сотворил себя своими же руками. Слуга с мятежным, свободным духом и сердцем, холодным как лед. Родился Ратибор в обычной, ничем не примечательной семье. Про его отца нельзя было сказать, что он богат и знатен. Нет, тятя чернокудрого слуги не был холопом, но и к дворянам не относился. Усердно работал, детей поднимал – а как не трудиться в поте лица – пять голодных ртов по лавкам сидело. Он, Ратибор, был младшим. Самым прилежным и удалым мальчонкой. Всегда помогал отцу, всегда рядом был. Но как настало время тяжелое, отдал его тятя на княжеский двор на конюшню. Так и рос Ратибор – вдали от родной хаты, лишь изредка посещал он отчий дом. Но не жаловался – жизнь новая пришлась ему по вкусу. Вскоре отличился и поднялся по службе. А потом, когда происходило обручение княжича Федора и княжны Евпраксии, был замечен Ростиславом Муромским. До сих пор помнит Ратибор разговор двух князей, свидетелем, которого, стал случайно. - Почто тебе он? У тебя – он простой служивый, я же его гридью* сделаю. Отдай его мне, - требовал Ростислав. Юрий усмехнулся тогда. Глаза его лукаво сверкнули, отражая понимание. - Себя узнаешь в мальчишке? Такой же свободный и нескованный, хоть и в кафтан слуги облачен. Такие не о физической оболочке заботятся, а душу, свою бессмертную, лелеют. Муромский внимательно вглядывался в лицо родственника, а потом, вскинул подбородок. Видом своим князь напоминал изысканную статую – линии тонкие, словно гордо отточенные скульптором; бледность кожи, любовно подаренная природой; золотистые волосы, которые в темноте палат казались ржаво-медными. - Тело взращивается усилиями человека, а потом стараниями времени обращается в прах. Но не об этом толк… так что, сделаешь мне подарок? – холодно произнес Ростислав. Юрий едва заметно улыбнулся. Молодой родственник углядел в чернокудром слуге себя, и как бы не старался скрыть это, все было понятно рязанскому князю. Он и сам увидел, что Ратибор чем-то напоминал гордого, закрытого Муромского. - Хорошо. Думаю, подарок придется к месту в княжестве твоем, - мягко заметил Юрий. И сдержал свое слово. В тот день Ратибор покинул Рязань для службы в стольном граде Муроме. И с этого дня чернокудрый слуга превратился в тень Ростислава. По одному движению золотистой брови понимал, что хочет Муромский. Всегда четко и быстро выполнял его поручения. От одного взгляда ледяных серых глаз трепетали все княжеские слуги. А Ростислава наоборот забавило, как дородные бояре тряслись как осины при виде чернокудрого молодца. И в княжеском дворе Мурома не приняли Ратибора. Безродный пес, который с пренебрежением смотрел на всех, кто его окружал. Много чего про Ратибора нашептывалось в палатах. А в глаза сказать никто не мог - слишком хищным взглядом одаривал княжеский слуга. Вот и сейчас чернокудрый мужчина, молча шествовавший к опочивальне князя Ростислава с докладом, вызывал смешанные чувства у всех дворовых. Уважение, граничащее со страхом и презрением. Девки-служанки таращились во все глаза на верного слугу князя и испуганно жались по углам, когда мужчина ненароком одаривал их взглядом пустых глаз. Ему было все-равно. Главная задача чернокудрого – верная служба да безоговорочное подчинение светлейшему. Наконец, Ратибор подошел к широким кованным дверям, скрывающим опочивальню Ростислава. В миг перед ним вырос тонкий мальчишка-прислужник. Юноша, одетый в золотистый кафтан, низко поклонился. Густые вихры его сверкнули в пламени свечей. Казалось, искры скользнули в русые пряди и, сиротливо блеснув, исчезли навек. - Светлейший почивать изволили. Отдыхать хотят, - вежливо отчеканил мальчик. Ратибор холодно взглянул на него. Острые черные брови свелись к переносице орлиного носа. - Доложи князю, что я вести принес. - Но… - Действуй! Юноша исподлобья покосился на чернокудрого, оценивая его. Спустя несколько секунд, мальчишка понял, что шутки с гридью плохи и, кивнув, скрылся за дверьми княжеских хором. Прошло еще несколько минут, и двери отворились вновь. Паренек подчинительно склонил голову и сделал пригласительный жест рукой. - Князь ожидает вас. Ратибор едва заметно кивнул и прошел в опочивальню. Светлая просторная клеть была богато убрана – комната устлана дорогим сукном и парчой. Потолки, притолоки украшены столярной резьбой, да такой диковинной и искусной, что сердце замирало. Стены все расписаны чудесными узорами, которые стекались удивительной волной к центру потолка. В золотых подсвечниках, лампадах мерцали свечи. Их было так много, что в опочивальню, казалось, заглянуло солнце. А про мебель, которую мастера изготовили с особым трудом и заботой, и говорить не чего – все линии четкие да слаженные. Князь Ростислав сидел на деревянном стуле с высокой спинкой, на которую было накинуто красное сукно, расшитое золотыми нитями. Мужчина устало пробегал глазами по пергаментам и, ненужные, откидывал на резной стол. Белые пальцы нетерпеливо постукивали по столешнице, и рубиновый перстень, украшавший указательный перст правой руки, таинственно поблескивал в свете свечей. - Князь, - поклонившись, произнес Ратибор. Ростислав перевел взгляд на вошедшего. На белом высоком лбу залегла морщинка тревожности. Голубые глаза сверлили верного слугу. Муромский откинулся на спинку стула, левую руку вальяжно положив на столешницу. - Чем порадуешь? – холодно поинтересовался мужчина. Ратибор выпрямился и вкрадчиво начал: - Я посетил церковь Преображения Господня и передал свиток от светлейшего Юрия. Митрополит Ион будет извещен в срок. Священник Лисовской клятвенно заверил, что в этот же день будут готовиться к вече и молебну. - Все? – спросил Муромский, изогнув бровь. - Нет, - помолчав, Ратибор продолжил, - я видел его дочь. Взбалмошная девчонка.. за колонной пряталась. Разговор хотела подслушать. Ростислав усмехнулся и скользнул пальцами по золотистой бороде. - Вот как… что ж, видно это у нее в крови – любопытна боле. Ратибор удивленно вскинул брови – о чем говорит князь? Неужто видел он ее не один раз? Муромский задумчиво всматривался в пламя свечи, а затем усмехнулся своим мыслям. - Ты сделал, как я тебе приказал? - Да, княже. Проследил до самого дома. - Прекрасно! – воскликнул Ростислав, глаза его сверкнули хитрым огнем. – Тогда нужно исполнить еще кое-что. Ратибор почтительно склонил голову, ожидая новых приказаний своего князя.

***

Александра вернулась в хату, когда слезы все выплакала. Насупленная и тихая. Обида была велика. Почувствовала себя глупым ребенком, которого пожурили. Ничего не сказала матери, никак не отреагировала на визжащую от радости сестру, которая пообыкновеннее повисла на шее у нее. Девушка только потрепала беловолосую Настусю по кудрям и молча прошествовала в горницу. Там, пошибуршив на полке, откинув ненужную ткань, вытащила книгу. Но первый раз смотрела на строки, и ничего не шло ей в голову. Матрена только диву далась, видя обиженное личико дочери. А когда в избу, неся с собой холодный воздух и колкие снежинки, вошел Гаврила – то рыжеволосая и вовсе помрачнела. Словно мышь в угол забилась и посверкивала глазами, выражающими обиду и недовольство. - Что это с ней? – спросила Матрена у мужа, который как ни в чем не бывало отряхивал челку от снега. - Глупостями страдает много, - отрезал Гаврила. – Отправь ее завтра на базар или за водою. Все лучше, чем без дела сидеть. Матрена только головой покачала. Что-то случилось. И женщина это чувствовала. Слишком спокойным был муж, и слишком обиженной была дочь. Никогда еще не ссорились эти двое. Всегда в мире и согласии жили. Гаврила обожал дерзкую Александру. В ее нраве, отчаянном и непокорном, сосредоточилась вся молодость священника. А теперь Лисовской раздосадован был чем-то. Неужто где-то оступилась рыжекудрая, перешла черту? А вдруг опозорила отца? Матрена даже побледнела от этой мысли. Но быстро откинула свои страхи и опасения – не могла Александра так задеть отца. Хотела женщина переговорить с Гаврилой, но тот лишь отмахнулся, прогоняя назойливую жену. А когда к дочери подошла – та и вовсе насуплено отвернулась. - Ну и делайте что хотите! – в сердцах выдохнула Матрена - как будто ей своих забот мало! Остаток дня Лисовские провели в молчании. А едва солнце заглянуло в сени да осветило своими лучами двор, повествуя о том, что начался новый день, Матрена снабдила Александру котомкой и корзиной и отправила ее на базар. Рыжая даже спорить с матерью не стала, не сказала ничего на то, что Матрена сама ходила на базар день назад. Лишь подхватила корзинку и пулей вылетела из избы. Расслабленно опустила плечи девушка только тогда, когда оказалась на базарной площади. Там сразу же она была подхвачена волной народа. Люди сновали туда-сюда, подходили то к одной, то к другой лавке. Сегодня погода была гораздо лучше, и, казалось, что весь рязанский люд стекся за товаром. Торговля шла бойко – разодетые в нарядные платки бабы громко зазывали покупателей; мужики, подбоченившись, старались перекричать женщин. Александра, зараженная азартом покупателя, подходила то к одному, то к другому. Рыжеволосая и сторговаться успела. Девушка смогла переспорить продавца, у которого даже испарена на лбу появилась. Обернув покупку в ткани, Лисовская гордо вскинула голову и зашагала дальше. Но куда бы не пошла Александра, чувствовала на себе взгляд холодный и «колкий». Неприятное ощущение не покидало ее. Девушка пару раз останавливалась и вглядывалась в пеструю толпу. Но странного ничего не увидела – люди бурным потоком скользили по площади. И казалось, что все были заняты своими делами. Нет, не казалось. Так и было. Снова прошла немного и резко обернулась. «Острые» глаза захватили черный плащ, который скрылся за толстым мужиком. - Вот же..- тихо проговорила рыжекудрая. Недовольство поднималось в душе сильным, порывистым ветром. Кто посмел так нагло следить за ней? В том, что некто наблюдал за крестьянкой, она и не сомневалась уже. Переполненная желанием узнать, кто же этот «человек в черном», девушка повернула назад. Внимательно осматривая каждого в толпе, Александра искала глазами плащ. Но как назло, его и след простыл. Растерянно замерев, рыжая топталась на месте, прижимая к себе корзинку. Вдруг чья-то сильная рука схватила ее за локоть и утащила подальше от любопытных глаз. Александра дернулась и забилась как птичка в клетке. Узкая ладонь зажала рот рыжеволосой, и голос, переполненный презрением, тихо зашипел: - Молчи. А не то хуже будет! Девушка покорно затихла. Похититель оттащил ее подальше от шумных лавок, и только тогда отнял ладонь с губ Александры. Та с остервенением принялась тереть губы, словно на них была грязь. Наконец, стерев невидимые прикосновения, Александра дерзко тряхнула головой. - Кто ты такой? – возмущенно выплюнула девушка, оборачиваясь к похитителю. И тут же замерла и неосознанно съежилась. На нее смотрели хищные серые глаза, которые забыть было невозможно. Восковое бледное лицо, не выражающее никаких эмоций; орлиный нос; черные кудри, выбивающиеся из-под капюшона плаща - перед ней стоял княжеский слуга – Ратибор. Мужчина усмехнулся, видя реакцию девушки. - Узнала? Пойдешь со мной. Александра, сумевшая стряхнуть волнение, дерзко взглянула на чернокудрого. Ее губы исказила кривая улыбка, а глаза сверкнули отчаянием. - Зачем мне с тобой идти? Не хочу! - А я не спрашиваю твоего желания, девушка. Я выполняю приказ. Рыжекудрая шагнула назад. Зеленые глаза смотрели волчонком, с вызовом, который разбивался о холод Ратибора. Мужчина, угадавший желание девушки сбежать, шагнул за ней. - Не думай, что уйдешь легко. Лисовская, что скажет твой отец, на твое невежество? Александра вздрогнула как от удара. И с ненавистью уставилась на чернокудрого мужчину. О, как же он ей противен! А потом порывисто ступила навстречу княжескому слуге и рассмеялась, неудержимо и отчаянно. В ее смехе сквозила издевка. Ратибор отшатнулся от рыжей. Ее реакция была неожиданная и непонятная. Почему-то княжеский слуга почувствовал неосознанный трепет. Но лишь на секунду. Потом мужчина схватил Александру за плечи и встряхнул ее. - Как ты смеешь мне в лицо смеяться, девка? Думаешь, особенная? Молчи! Ну! Рыжая замолчала и с вызовом уставилась на гридью. Она сама не понимала своего поведения. Зачем смеялась? Еще хуже сделала. - Отпусти. Больно, - прошептала Александра. Ратибор разжал пальцы. Глаза его пылали недовольством. Мужчина сделал глубокий вдох, желая успокоить нервы. - Бежать тебе бесполезно. Ступай за мной да без глупостей! – сухо проговорил княжеский слуга. Девушка молча кивнула и проследовала за мужчиной. Лисовская прижимала к себе корзинку и словно пряталась за ней. Как будто плетеное изделие сможет защитить ее. Долго плутали они по заснеженной Рязани. То на одну улицу сворачивали, то в другую. Так дошли они до полуразваленного домика. Именно здесь когда-то жил в малолетстве Ратибор. Время пришло – и рассыпалась изба, точно так же как разметало по ветру и семью его. Замер на секунду мужчина, вспоминая свое детство. Но быстро совладал с мыслями. Огляделся по сторонам и, распахнув покосившуюся дверь, поманил за собой Александру. Та, продолжая прижимать корзину, осторожно вошла внутрь. Обстановка избы удручила ее – от прежнего убранства осталась только прогнившая лавка. На ней восседала фигура, закутанная в черные одеяния. Едва Лисовская ступила в избу, фигура медленно поднялась с лавки и небрежным движением руки сдернула капюшон с головы. Девушка сдавленно пискнула и нервно прикусила губу. Перед ней, гордо держа спину, и усмехаясь, стоял князь Ростислав. Мужчина сверлил голубыми глазами рыжеволосую. Та, пристыженно склонила голову и опустила глаза, за ресницами пряча взволнованный блеск очей. - Александра Лисовская, - наконец произнес светлейший. – Дочь Гаврилы, священника церкви Преображения Господня. Девушка еще ниже опустила головку. Золото волос, волнами упавшее на личико, скрыло Лисовскую огненной стеной. Ростислав, продолжая усмехаться, и, сцепив руки в замок, ступил вперед. Его забавляла эта ситуация. Кто бы мог подумать, что гордый и холодный князь будет стоять в полуразвалившейся гнилой избенке и наблюдать за реакцией до смерти испуганной девчонки. Муромский испытывал интерес. А необычная обстановка заставляла приглядываться к Лисовской еще пристальнее. Эта наглая девица, которая посмела прийти на крестины маленького княжича, попасть в снежном в светлейшего, а потом, притаившись, слушать тайный разговор о вече, сейчас стояла как истукан. Лица ее не было видно. И от этого по телу разливалась досада. Как же хотелось увидеть подобие раскаяния или страха в зеленых глазах. Вдруг плечи Александры вздрогнули, а с губ слетело что-то наподобие сдавленного хрипа. «Плачет?» - промелькнула мысль в голове у Муромского. Мужчина изогнул бровь, и вкрадчиво произнес: - Догадываешься, почему ты здесь? Лисовская отрицательно мотнула головой, и снова послышался звук, похожий на всхлип. - Хочу посмотреть, как сия дерзкая девчонка, будет себя вести сейчас. Что чувствуешь ты? Александра вздрогнула и медленно подняла голову. Огненные волосы нехотя упали с бледных щек. Изумленно нахмурился князь. Рыжекудрая не лила горьких слез, не причитала и не готова была валяться в ногах у светлейшего. Она улыбалась. Улыбалась широко и бесстрашно. - Княже, мне, простой дочери священника, лестно ваше внимание, - просто произнесла Александра. – Что чувствую я? Восторг от того, что вы, великий князь, захотели узнать, что в душе у маленькой крестьянки. Сказала это девушка и замолчала. Внешне она казалась беззаботной и отважной. Но если бы Ростислав заглянул в ее душу, почувствовал биение сердца, то понял бы – боялась Лисовская безумно. Боялась так, что перед глазами пелена появилась. Но показать страх – признать себя проигравшей. А проигрывать, пусть и светлейшему, Лисовская не хотела. Поэтому, прикрываясь улыбкой, стояла и не отводила хитрых зеленых глаз от Муромского. Тот, пристально оглядывал рыжекудрую. - Неужто не боишься? - Нет, ничуть. А почто мне бояться? Не будут же меня слуги за косы таскать из-за снежка, - задорно выдала девушка, про себя молясь, чтобы князь не разгадал ее хитрости. Ростислав усмехнулся и сделал еще шаг вперед. Сердце Александры глухо ударилось о грудную клетку и «упало где-то под ребрами». - Не боюсь, - упрямо повторила Лисовская. Еще шаг и еще – и вот, наконец, светлейший стоит на расстоянии вытянутой руки. Рыжекудрая невольно зажмурилась и сморщила маленький носик. Как близко – можно пальцами докоснуться до мехового ворота черного плаща! Муромский поддел пальцами подбородок девушки и поднял вверх ее личико. Ледяная от холода кожа рук князя неприятно освежила щеки Александры. А когда и рубиновый перстень соприкоснулся со щекой, то Лисовская даже глаза распахнула. Такой противный холод! Открыла глаза и тут же пожалела – князь внимательно сверлил ее «тяжелым» взглядом. В голубых очах плескалась сосредоточенность. Муромский будто расщеплял Александру на мелкие частички. Наконец, разглядев то, что хотел, мужчина отпустил подбородок рыжеволосой. - Ты боишься, - спокойно произнес князь. – Боишься так, что еле дышишь. Но умело скрываешь свой страх. Почему? - Показать страх – проиграть, - раздраженно выдохнула девушка. Она злилась на себя. Такую игру вела! Князь ведь поверил ей, поверил, что страха нет. А в глаза посмотрел – и все понял. Ростислав молча взирал на Лисовскую. Даже ухмылка пропала с губ. - Интересная особа, - едва слышно пробормотал князь. Первый раз он видел такую странную девицу. Не кричит, не плачет, страху не кажет. Словно готова с целым миром сражаться. И с Ростиславом сразиться, если будет такая нужда. Легкая улыбка мелькнула на губах мужчины. Он снова посмотрел на рыжекудрую. Что-то в ней было. Что-то необычное и яркое. И дело не в цвете волос. Взгляд скользнул по упрямым пухлым губам, бледным щекам и огненным кудрям девушки. Не такая. - Ратибор, - продолжая холодно взирать на Лисовскую, произнес Муромский. – Пора возвращаться. Готовь коней. Гридья молча поклонился и быстро покинул избу. Князь еще немного посверлил взглядом Александру и, усмехаясь, легко обогнул девушку и удалился прочь. Оставшись одна, Лисовская слышала, как ржут кони, и как постепенно всадники удаляются от избы. Не в силах больше сдерживать себя, крестьянка упала на колени и громко разрыдалась. Страх выходил из нее потоками слез. Единственное, что утешало ее – то, что она держалась достойно перед светлейшим. Что хотел – он увидел. А остальное – неважно. Об этом же по дороге думал и князь. Необычная девушка. Интересная. Как же она поведет себя, если они снова встретятся? Князь невольно улыбнулся – ему хотелось это узнать. Ратибор изредка кидал взгляды на князя и видел его приподнятое настроение. Хорошо, что девчонка не разозлила светлейшего, а то пришлось бы всыпать ей палками. Так, полные раздумьями, добрались они до княжеских хором. Там, на деревянном балконе, напряженно вглядываясь в белоснежное пространство, стоял Федор. Когда его зоркие глаза заметили скачущего князя со слугой, лицо княжича озарила улыбка. Едва Ростислав спешился, юноша быстро сбежал по лестнице и подхватил родственника под руку. - Где же ты пропадал? – возмущенно выдохнул княжич. – И одет так, что князя в тебе и не признать! - Что-то случилось? – вкрадчиво спросил Ростислав. - Гонцы с ответами приехали, вот что случилось! – хмуро ответил княжич. Муромский взволнованно вгляделся в мрачное лицо Федора. Юноша выглядел уставшим, чересчур бледным. - Федор, каков ответ был? – спросил князь, уже догадываясь о том, что услышит. - Плохо все, - бросил княжич. - Где Юрий? - В тронном зале. - Так пойдём скорее! Ратибор, - Ростислав бросил через плечо. – Займись лошадьми – пусть отведут в конюшню. - Слушаюсь, - «прошелестел» слуга и, ловко подхватив жеребцов под уздцы, направился к стойлам.

***

Муромский быстро шел по коридорам хором. Федор едва поспевал за родственником. Лицо Ростислава имело жесткое и холодное выражение. От улыбки не осталось и следа – все снова, как и должно быть. Слуги сразу же распахнули перед светлейшим двери в тронный зал. Юрий сидел на троне и глаза его, светлые доселе, казалось, почернели. Мужчина поднял голову и взглянул на вошедших. - Ростислав… – отстраненно промолвил князь. - Отказали? – не скрывая злости, спросил Муромский. - Да. - Бояре знают? - Всё знают. Совет был пока ты незнамо, где пропадал, - заметил Федор. Юрий поднял руку, жестом призывая сына замолчать. Сейчас не до споров и криков. - Что предлагаешь? - То, что и так известно – готовить посольство к Батыю, Рязань – к обороне. – отчеканил Ростислав. - Так и будет! – выдохнул Юрий. – Да поможет нам Бог! Все трое замолчали, одолеваемые грустными мыслями. Завтра предстоял трудный день – сборы отряда. Теперь вся ответственность ложилась на плечи княжича. И только от него зависело уцелеет ли Рязань, или Батый разметает стольный град по ветру.