Прогресс

Солнце непривычно обжигает кожу. Гэвин не так часто попадает под открытые лучи, тело его ни разу в жизни не было даже близко загорелым. Бледный, страшно вымотанный, он сидит на подоконнике, уставившись в небо. Андроид зависает на пару секунд. Его системные сбои не такие, как у Коннора, о, да, они обсуждали. Нет, Ричард спокоен и хладнокровен на работе, нейтрально относится к допрашиваемым, объективен, беспристрастен, когда дело касается преступников и нарушителей. По-своему нервничать его заставляет только Рид. И эта сука наверняка об этом знает. Он чертовски красив вот такой — молчаливый, задумавшийся о чём-то своём. Огненные лучи заходящего солнца исполосовали его лицо, одновременно подчёркивая все изьяны — неопрятную небритость, шрам на переносице, синяки под глазами, но и делая их невероятно притягательными. Хочется протянуть руку, коснуться всего этого, реального, ощутимого, прочувствовать эту горечь реального человека. У него, Ричарда, никогда так не будет. И очень печально осознавать это, ему, притеревшемуся к человеку, со всеми его изъянами. Рядом с Гэвином он чувствует себя настоящим, реальным, несмотря на свою гладкую кожу, идеально лежащие волосы и холодные глаза. Он хочет опуститься на его уровень, (или подняться - он ещё не решил). Эти мысли вызывают в нём привычные сведения об ошибке, нестабильности софта и парочку предупреждений. Они уже не действуют на Ричарда отрезвляюще, как раньше. Это больно. Он всё больше увязает в этом болоте и совершенно, абсолютно не понимает, что ему делать. Андроид как будто пробил красную стену рукой, в попытке дотянуться до детектива, и стоит, по локоть девиант, но не более. Что делать дальше? Ранние признаки девиации затянулись и не дают ни вести расследование так продуктивно, как ранее, ни спокойно существовать. Коннор смотрит сочувствующе. Ричард тоже так недавно научился, не по заученной программе, а по-настоящему. Он однажды глянул на изнурённого работой напарника, снова оставшегося сверхурочно, на что тот вздрогнул, и, вяло улыбнувшись, начал объяснять, что всё нормально. — Совсем как человек палишь, — пробормотал он, утыкаясь в чужое плечо. Ричард почувствовал, будто он чуть-чуть продвинулся, и теперь рука торчит из красной стены не по локоть, а по плечо. И хоть красные осколки впились в руку, это прогресс, хоть какой-то прогресс. И вообще-то боли андроиды не чувствуют. Всё было сложно. Потому что после революции он сам по себе, и у него нет определённой цели. Есть работа, есть указания, поручения, дела и отчёты, раскрываемость и социальные конструкции. Нет чего-то, что ему приказали делать. Быть свободным, но не иметь как таковой воли — сложно, чертовски сложно. — У меня было задание — остановить Маркуса. А я… не остановил. Это похоже, знаешь, на огромную стену, которую ты выбиваешь, вот Маркус говорил, что он только тронул — и всё посыпалось, а я мучительно перешагивал через себя. Но никому это не даётся легко, поверь. Мне пришлось расправиться с этим за один раз, и мне повезло. А кто-то разбивал долго и мучительно… Но все шли против хозяина, против задания, понимаешь? — с участием говорит Коннор, и в голове Ричарда впервые появляется аналогия со стеной, которую надо разбить, разбить, во что бы то не стало. — А какое у меня… задание? — по глазам андроида, которого он уже привык считать братом, было видно, что он ожидал этого вопроса, хоть и не знал на него ответа. — Я не знаю, Рич, правда не знаю. Можно было бы спросить у Аманды, но я боюсь возвращаться туда… в чертоги… правда боюсь. Единственное, что я могу тебе сказать: держись рядом с людьми. Какими-нибудь, с какими тебе приятно. Если бы не Хэнк, я бы точно не был тем, кто я есть. Коннор - солнышко. Он всегда готов помочь, а когда не может, страшно огорчается. Он часто повторяет слова и конструкции, для большей убедительности или потому, что его социальные навыки всё ещё не развиты в полной мере. Часто ссылается на Хэнка или на Маркуса, потому, что они для него взрослые, и их мнение имеет значение. Ричард не уверен, как относиться к Маркусу. Его уважает Коннор и ненавидит Гэвин, он часто мелькает по тв, и его все лицемерно хвалят. Именно благодаря Маркусу и его революции Ричард в такой ситуации, не понимает, что ему делать, и проклинает эту чёртову свободу выбора. Солнце уже почти село, и теперь лицо детектива равномерно румяное. Чтобы отвлечся от этих мыслей Ричард обращается к словарю, потому что не уверен, как описать этот офигенный цвет. Багровый? Рубиновый? Алый? Пунцовый? Всё не то. Детектив наконец подаёт голос, отвлекая напарника от тяжких раздумий. — Я так чертовски устал… может, ну его? — не отводя взгляда от угасающего горизонта, произносит мужчина, утомлённо почёсывая щетину. Ричард даже не особо понимает, о чём говорит человек, но одно программа твердит точно: лучше не вмешиваться, не подавать голос, тихо закончить дела и уйти. Так как минимум будет рациональнее, безопаснее. Исход в ином случае просчитать не представляется возможным. Странный человек, Гэвин Рид, сложный и не поддающийся аналитике. Психология подросткового возраста у него чередуется с невероятно взрослыми и взвешенными решениями, гордость с непринципиальностью, а похуизм с карьеризмом. Стал бы взрослый, уверенный в своей цели человек, готовый на всё, ради продвижения по карьерной лестнице сидеть и провожать обманчиво горячее солнце глазами? Стал бы, надеясь на утешения? Совет? Обращаться к андроиду? Ричард кивает, стал бы. Вот, сидит, лохматый, и светится. На фоне город потихоньку загорается, включаются в образовавшемся сумраке неоновые вывески, щёлкают лампочки и похрустывают светоотражатели на рабочей форме. Рассекают тьму фары, и город, играя отблесками и бликами, сияет, словно хитро спроектированная ёлочная игрушка, отсвечивая и зазывно мерцая. Рид наконец отворачивается, жмурясь от только что включившегося под окном прожектора. — Нет, серьёзно, пошлю всё куда подальше. Что меня тут вообще держит?! Ричард с искренней растерянностью поглядывает на детектива. Когда последний поднимает на него мутный, опустошённый, с закрадывающимися искорками злости, на которую нет сил, взгляд, всплывает ещё одно окошко об ошибке. Программа говорит: не притрагиваться, не издавать звуков, не включать программу психологической поддержки, это его ещё больше разозлит, не уходить, ибо это тоже может распалить детектива, а что делать-то тогда? Не трогать, это точно, попытаться успокоить словами, возможно, никаких тактильных контакт... Ричард крепко прижимает напарника к себе. Он ожидает толчок, сопротивление или ругань, но детектив просто стоит. Всхлипывает. Всхлипывает? И обнимает в ответ. — Не уходите, пожалуйста, Гэвин. Вы отличный детектив. Быстро поднимаетесь вверх. Вас ждут вершины. Пожалуйста, не уходите. Гэвин. Рид прижимается ещё сильнее. Программа Ричарда сбоит. Кажется, сегодня он научился плакать. А это, несомненно, прогресс.