Иероглифы

Вновь смотрит на свою руку, где кровавыми чернилами были выведены красивые иероглифы, складывающиеся в одно простое имя — Рей. И Хань, закатывая рукав кофты до локтя, грустно смотрит на него, которое принадлежит то ли парню, то ли девушке. Грустно вздыхает, вместе с тем борясь с ненавистью к этим чертовым иероглифам, что внутри нее давным-давно преобразовалась в прекрасный кроваво-красный цветок, и имя ему лилия. Ее самые нелюбимые цветы. — Почему именно я? — тихо шепчет девушка, задрав голову и словно пытаясь достучаться до Бога, чтобы понять, почему он выбрал именно ее для роли соулмейта. Но девушка ничего не слышит в ответ, будто бы Бог не желает отвечать на глупый вопрос, который Хань задаёт из года в год. Она опускает голову, закрывая глаза и сдерживая слезы, что уже выступили в уголках зеленых глаз, но не сдерживается, и слезы скатываются, словно капли дождя по окну, по ее щекам вниз, падая беззвучно на парту. — Скоро… Уже совсем скоро… — бормочет себе под уже немного красный нос девушка то, что не в силах объяснить. То, что было еще неизведанно. Хань не знает, что такое и почему это в ней есть, но она, словно душой, чувствует, нет, она знает, что их встреча приближается. И девушка этого так сильно не желает, ведь хочет быть свободной, словно птица. Но лишь вновь и вновь обратно сажают в клетку, а когда она встретит предназначенного ей судьбой человека, то дверь клетки и вовсе захлопнется навсегда. «Надо идти домой…» Она, смахнув слезы рукой, поднялась и, забрав свою сумку, вышла из класса, идя к лестнице, что вела на первый этаж, туда, где был выход из этого чертового места. Выходит из школы, попутно оглядываясь по сторонам — ужасно боялась, что ее где-то ждут одноклассницы — и, когда с облегчением выдыхает, подходя к большим железным воротам, как ее останавливает девчачий голос одной из одноклассниц. И Хань в страхе повернулась назад.

***

Держится за левый глаз рукой, сидя на скамейке в парке да пытаясь дозвониться матери, чтобы та забрала свою дочь, но лишь снова слышит женский голос. Как назло у нее закончились деньги на счету, а мать все никак не перезванивала. Тяжело вздыхает, закрывая раскладной телефон с негромким хлопком. Держит его на всякий случай рядом с собой — вдруг мама позвонит сейчас, — доставая из сумки маленькое зеркальце. Убирает с глаза ладонь, что до этого скрывала небольшой фингал под зеленым глазом, и смотрит в зеркало, ужасаясь тому, как все ужасно. — Боже… Что я скажу маме? У нее и так проблем много, а тут я ещё со своими проблемами с одноклассниками. Ох, что же делать? — устало выдыхает, откидывая назад свою голову, из-за чего непослушные короткие черные волосы случайно ударили ее по лицу. — Надо попробовать опять позвонить маме. Она выпрямляется, став щупать на скамейке свой телефон и, найдя его, стала быстро набирать заученный номер матери. Но случайно перестает держать устройство, которое в следующую секунду встречается с асфальтом, чуть не разбиваясь. «Ч-что?» Держится за правую руку, которую будто бы опустили в горящий котел, от чего девушка сильно закусывает нижнюю губу — было очень больно, и она не могла понять причину этого. Точнее, почему такие ненавистные ей иероглифы горят. Закатывает рукав, терпя боль, после чего смотрит на светящееся имя, что она всей своей душой ненавидит. К сожалению, ничего не может понять, пока наконец до Хань не доходит. «Неужели… мой соулмейт где-то здесь?» Хань оглядывается по сторонам, ища того человека, что тоже держался бы за руку от боли, но видит лишь людей, что проходят мимо и наслаждаются прекрасной погодой. И от этого становится только хуже. «Где же этот человек?» Она согнулась по полам, чувствуя, что становится все горячей и горячей с каждой секундой, поэтому постоянно смотрит на руку, думая, что сейчас там появятся ожоги, но их не было. «Боже… Как больно… За что?» — про себя спрашивает девушка, но от небес, как всегда, нет ответа. Из ее рта вырывается крик, полный боли, когда чувствует — словно окунули в тот горящий котел. Девушка тяжело дышит, пока все люди странно на нее поглядывают, но почему-то не спешат подойти. Прядь черных волос спадает на один глаз, и она, тяжело дыша, сдувает ее, чтобы не мешалась, замечая совсем рядом, кажется, парня, что с интересом ее разглядывал. Открывает шире глаза, пытаясь получше разглядеть паренька — почему-то сердце ей велело это сделать, а иероглифы просто шептали: «Это он…» — Ты… — выдыхает с трудом Хань. — Что? — спрашивает парень, наклонившись, от чего она отчетливо смогла разглядеть его красные, как и иероглифы на запястье, глаза. А затем неожиданно распахивает свои. — Ты… — вновь тихо шепчет девушка, пытаясь подняться, но ничего не получается, только чувствует боль. «Надо… посмотреть… его руку…» Закусывает ещё сильнее губу да тянется другой рукой к его запястью. И в следующую секунду все неожиданно прекращается после того, как она одним пальцем притронулась к нежной коже парня… Рея… Ее соулмейта… «Как же все плохо.» Хватает руку парня и тянет на себя, после чего ей открывается хороший вид на иероглифы, что складывались в имя, выведенные зелеными чернилами. — Так и знала, что чернила из-за цвета глаз… — произносит тихо Хань, отпуская руку парня, а затем, посмотрев на него и увидев непонимающий взгляд, спросила: — Тебя зовут Рей? Он коротко кивает, но ничего не говорит, будто бы что-то обдумывает, а потом, прикоснувшись к красным иероглифам, спросил: — Твое имя — Хань? Девушка, как и он относительно недавно, молчит, просто кивая, как болванчик, головой, а в ее голове сейчас происходит бой между ненавистью и некой маленькой любви к соулмейту, которую она отвергла еще в десять лет после того, как из-за этого над ней начали издеваться. И она молчит ровно до того момента, пока неожиданно кое-что не вспоминает, что вынуждает ее задать Рею вопрос: — Почему я чуть ли не кричала от боли, а ты просто стоял, словно… не чувствуешь боли? Он смотрит секунду на Хуань, замечая под глазом фиолетовый фингал, а потом плюхается на скамейку рядом с ней. Рот парня расплылся в широкой улыбке. — Я не чувствую боли, — отвечает Рей, потянувшись в этот момент к ее запястью, желая получше рассмотреть иероглифы его настоящего имени. — И, это, называй меня «Джузо», ладно? — просит ее «Джузо», взяв ее руку и став внимательно рассматривать имя, иногда обводя пальцем. — Что? Почему? И с чего ты взял, что мы с тобой вообще будем общаться? — вырывает руку, злостно на него смотря. Он лишь хмыкает, пододвигаясь к ней поближе. — Потому что это новое имя означает то, что я начал жизнь с чистого листа, — поворачивает в ее сторону голову, а глаза парня расширяются, чего пугается Хань. — И мы будем общаться, хочешь ты того или нет, потому что мы с тобой связаны. И… — наклоняется к ее уху, совсем тихо шепча: — Потому что ты принадлежишь мне. Она подскакивает, испуганно смотря то на парня, то на свое запястье, ещё больше начиная ненавидеть это явление. — Я-я никому не п-принадлежу. И тебе тем более! Кто тебе вообще такую чушь сказал-то? — Хань возмущается его словам, пусть и не может хорошо скрыть страх, которому парень улыбается. Его глаза горят хитрым огоньком, но он быстро потухает после заданного вопроса. — Про соулмейтов мне рассказал Шинохара-сан, а когда я спросил спустя время: «Моя родственная душа будет принадлежать мне?», он ответил: «А? Да». Вот и все, так что ты принадлежишь мне. — Постой. Что он делал, когда ты у него спросил? — спрашивает брюнетка, найдя глазами свой разбитый телефон. — Ну… — он призадумался, пытаясь вспомнить. — Разбирался с бумагами. Она облегченно вздыхает. — Это не так, Ре… Э, Джузо, ты его спросил тогда, когда он был очень занят. — То есть, он даже не услышал моего вопроса?.. — глядит на девушку, но заметив, куда она постоянно смотрит, перевел туда свой взгляд. — Телефон? — поднимает его с асфальта, тут же став крутить вещь: — Твой? — Д-да. Отдай, пожалуйста. — Протягивает в его сторону раскрытую ладонь, чтобы забрать устройство, но Джузо лишь ухмыляется. — Зачем? — Чтобы позвонить. Отдай, а то… — она замолкает, когда заиграла знакомая мелодия, после чего резко подалась вперед, пытаясь выхватить свой телефон, но парень лишь ловко отводить руку, продолжая на своем лице держать улыбку. — Отдай! — Сейчас, подожди, — открывает телефон, принимая вызов. Слышит чей-то женский голос, что что-то дрожащим голосом пыталась спросить, на что Джузо только закатывает глаза. — Хань сейчас занята. Она вам перезвонит. — Закрывает его, протянув затем с доброй улыбкой на лице ей вещь. — Зачем ты это сделал? — негромко шепчет, потупив свой взгляд. — Зачем?! — А что такого? — Ты не понимаешь, — обхватывает себя руками, поднимая взгляд. — Моей маме нельзя сейчас нервничать, а теперь она начнет волноваться за меня и точно попадет в больницу! — Почему попадет в больницу? Болеет? — скучающим тоном спрашивает Джузо, которого это совсем не волновало, скорее, начинало бесить. Хань подходит к скамейке и, взяв свою сумку да открыв телефон, произнесла, собираясь уйти: — Моя мама беременна, и поэтому ей нельзя волноваться, а из-за меня… Она постоянно волнуется, — еле слышно произносит последние слова, сжимая пальцы в кулаки. — А, понятно, — прикрывает рот рукой, зевая от скуки. — Давай пройдемся по парку? — Что ты сказал? — поворачивается к Джузо, а пальцы, что собирались вновь набрать мать, неожиданно замерли в воздухе. — Боже… Какой ты ужасный человек… Ты… Ох, да что я трачу на тебя время? — резко поворачивается, собираясь побежать, чтобы успеть домой, где она успокоить свою мать, но ее хватают за руку, от чего Хань чуть не падает. — Эй, постой, ты не договорила. Так какой я ещё? Смотрит в эти глаза, что глядели на нее насмешливо, Джузо будто бы наслаждался каким-то очень интересным зрелищем; как уже успела понять, ему было плевать. — Плохой человек… — А если честно? Я ведь знаю, что это не то, — берет в свою руку ее, переплетая пальцы, а затем сжимает, из-за чего она не может вырвать ладонь из крепкой хватки. Взгляд Хань чуть ли не прожигает в нем дыру, и она, стискивая зубы да чеканя всего два слова, ответила ему на зло: — Ты — урод! В следующую секунду раздается хлопок. Хань медленно тянется пальцами к щеке, на которой зиял красный отпечаток руки парня, осторожно притронувшись. — Ты и правда плохой человек. — Встает, желая уйти. — Отпусти. — Ты сама виновата, — хмурит брови, а взгляд юноши словно протыкает насквозь ее душу. — Отпусти. На нас же люди смотрят. — Плевать. Лучше вот что скажи: я так тебе противен? — На его вопрос она перестает вырываться, удивленно смотря на парня. — Мне не ты противен, а то, что мы соулмейты. — Тогда представь, что мы не соулмейты, — улыбаясь, поднимает скрепленные руки, на которых были написаны их имена, а затем тянет на себя, из-за чего Хань чуть ли не падает на юношу. Утыкается носом в ее черные волосы, вдыхая запах яблок. — И кто бы что ни говорил, я останусь при своем мнение: ты мне принадлежишь. А теперь скажи: кто тебя так избил? Хань поднимает на него свой взгляд, пытаясь в красных глазах найти ту самую насмешку, но зреет лишь то, как он серьёзен, и это удивляет брюнетку. Джузо притрагивается осторожно к фингалу под глазом, слегка его пощупав, а затем чертит пальцем вниз, спускаясь к синякам, и от этих всех действий Хань вздрагивает. — Одноклассницы… — на одном дыхании произносит Хань, удивляясь тому, как быстро одним только своим взглядом он вытащил из нее правду. — Хм, ясно, — перестает трогать синяки, а лицо, что до этого было хмурым, неожиданно опять стало радостным. — Тебе ведь надо домой, да? Давай провожу! — Эм… Ладно. — Отлично! Тогда пошли. Как раз с мамой своей познакомишь, — поднимается с лавочки и, ухватив ее за руку, потянул в сторону выхода парка. «Чего? О нет, только не это. Если она его увидит, то точно в больницу попадет». Он смеется, а она лишь идет вслед за ним, не в силах пока что победить эту ненависть, что годами строилась, но старается скрыть это, надев на лицо улыбку. Сейчас она должна просто побыть немного счастливой. А потом… Время покажет.