***
Нозаки чувствует, что он должен что-то с этим сделать. Разве он не будет отвратительным другом, братом и сёдзе-мангакой, если будет знать, что его лучший друг и его брат по уши влюбились в онлайн-версии друг друга и всё равно будет сидеть как неприкаянный? Это определённо было неправильно. Поэтому, конечно, в первую очередь он рассказывает Сакуре, потому что уверен: она куда лучше знает подход к такого рода вещам, пусть он и должен разбираться в этом больше неё. В конце концов, это просто выдумка. В своей манге Умэтаро сам тянет за все верёвочки, что делает любую историю предсказуемой; в реальной же жизни он не может точно сказать, как отреагирует тот или иной человек. «Но разве не в этом прелесть реальности?» — задумывается Нозаки. В том, что всё в этом мире может удивить — то, что ты никогда не узнаешь всё и вся или то, что не сможешь узнать целиком и полностью хотя бы одного человека. Нозаки лихорадочно размышляет, как бы он мог использовать эту мысль в манге. Может, ему удастся сделать главу о том, как Сузуки узнаёт нечто шокирующее о Мамико? Это определённо добавит драмы. Но в таком случае- — Нозаки-кун? — прерывает его полёт фантазии Сакура. — Ты в порядке? Ты уже довольно долго пялишься в стену. Мангака слегка дёргается, как будто забыв, где находится. — Да-да, в порядке. Прости. Неважно. Итак, что, как ты думаешь, мы должны с ними сделать? — ладно, Сузуки с Мамико могут и подождать. — Ну-у, — протягивает Сакура. — Я думаю, нам нужно пойти ва-банк и всё им рассказать… Без обид, но, я думаю, если мы просто попытаемся их как-то свести, Маю-кун вообще не поймёт, что происходит. — Почему ты так говоришь? Сакура, казалось, немного вздрагивает, но, наверное, это лишь его воображение. — Эм, — подстраховывается она. — Он кажется таким человеком? Что ж, с женской интуицией лучше не спорить. Кивнув, Нозаки отвечает: — Да, наверное, ты права. Что ещё? — Ну, — говорит она снова, на этот раз твёрже. — Сначала лучше рассказать Микорину, потому что ему нужно больше времени, чтобы… принять это. «…сначала испугаться, а затем внезапно успокоиться и образумиться» она вежливо оставляет за скобками, но Нозаки всё равно слышит это просто потому, что прекрасно знает и Сакуру, и Микорина. — Окей, — легко соглашается он. — а затем мы их сводим? — Да… нет! Нозаки-кун, ты вообще меня слушаешь? Если мы попытаемся заставить их начать встречаться, это выльется в ужасное недопонимание, они будут несчастны, а ты будешь чувствовать себя виноватым до конца жизни! — она указывает пальцем прямо на его переносицу, и он немного косит глаза. — Хочешь этого? — Нет! — чуть ли не кричит он, потому что Сакура источает напряжённое давление и к тому же пугающе хороша в запугивании. Нозаки думает, что восхищён этим, но до конца в этом не уверен. Он вежливо убирает её руку от своего лица. — Конечно, нет. Но как же ещё мы заставим их быть вместе? Сакура выглядит так, будто порядком устала от него, но, Боже храни её, всё объясняет: — Честно говоря, я не думаю, что мы вообще не должны ставить цель «заставить их быть вместе». Если бы мы писали об этом, это имело бы смысл, но сейчас мы даже не знаем, воспримут ли они нормально то, что у них есть друг к другу чувства или даже то, что они вообще узнают, в кого влюбились. Умэтаро задумчиво хмыкает. Он может представить себе, что Маю не будет париться насчёт того, что это Микорин, но с самим Микорином выходила совсем другая картина. — Эм, скажи… — произносит Сакура, внезапно начав нервно перебирать пальцами. — Н-не знаешь, или думаешь, что Маю… Оборвав вопрос, Сакура вопросительно смотрит на него, кажется, умоляя прочитать её мысли, но Нозаки обнаруживает, что при всём желании не может этого сделать. — Что Маю…? — переспрашивает он вместо этого. — Что он, знаешь… — Не знаю, Сакура. Что он что? — Ой, да ладно! — не выдерживает она. — Что ему нравятся парни, конечно! Боже! Её лицо краснее, чем когда бы то ни было, и он чувствует себя не очень хорошо из-за того, что пренебрёг своим телепатическим потенциалом. — О, — говорит он не совсем ясно. — Ну, иногда он говорит что-то наподобие «парни и девушки почти одинаковы», так что, я думаю, да? — Но это может значить что угодно, — её лицо всё ещё красное, и мангака рассеянно думает, почему это смущает её. — Да, но он обычно говорит это, когда речь заходит о любви или отношениях. А, и ещё Микошиба рассказывал, что, когда они были на групповом свидании, Маю производил впечатление человека, заинтересованного только в парнях, но, кажется, ему было всё равно, так что вот. — Как вообще можно произвести такое впечатление? — тяжело вздыхает Сакура. — Ну, скорее всего, он просто не заметил этого. — Я думаю, ты бы заметила это, — говорит Нозаки, почему-то чувствуя себя обороняющимся. Она очень нежно смотрит на него, так как он не знает, что стоит за её словами, и произносит: — Ты удивишься. Нозаки пытается увести разговор от этой темы, как кто-то, пытающийся прогнать упрямое животное. — И какая в таком случае должна быть наша цель, как думаешь? Сакура сглатывает. — Сделать всё, что в наших силах?***
Таким образом через несколько дней после неожиданного открытия Нозаки и начала подозрительного поведения Сакуры по отношению к Микорину, последний обнаруживает себя сидящим напротив двух явно замышляющих что-то друзей, которые глядят на него так, как будто он подопытный кролик, который в любую минуту может обратиться берсерком. — Что случилось? — спрашивает он, хмурясь и вообще чувствуя себя неуютно. — Почему я чувствую себя как ребёнок, с которым родители собираются поговорить о сексе? Когда они прижали его к стенке в школе и довольно-таки угрожающе сказали «Нам нужно поговорить с тобой кое о чём», Микорин сперва подумал, что они наконец начали встречаться. Однако через пять часов после этого он осознал, что, если бы это действительно было так, она бы уже сто раз прибежала бы к нему, крича об этом, и не оставила бы такую новость для уединённой комнаты Нозаки. То, что они смотрят на него так, как будто кто-то умер, угнетает ещё больше. — Ну, — говорит Сакура и явно пытается собраться и сказать что-то ещё. Она поднимает глаза на Умэтаро, будто бы он даёт ей силы. Возможно, это так, но всё же. Она открывает рот, закрывает его и пытается снова. — Ну. В общем. Эм. Жалея её, Нозаки берёт всё в свои руки: — В общем, недавно я узнал кое-что, что, я думаю, ты тоже должен узнать. Но… Это тяжело, но раз Микорин уже услышал «А», его беспокойство подталкивает к тому, чтобы узнать и «Б». — Но что? О чём вы, ребята? Кто умер? Что происходит? — Это просто… — Сакура ёрзает и сжимает кулаки, вновь обретая дар речи. — Возможно… возможно, тебе это не понравится… но ты должен знать… Микорину правда не нравится ходить вокруг да около. Если они думают, что так будет проще, то они ошибаются: это похоже на выдёргивание больного зуба, и его мысли роятся со скоростью света так, что его даже начинает подташнивать. Микорин приказывает всем голосам в голове ненадолго заткнуться. — Хорошо, — говорит он нетерпеливо. — Просто скажите мне. — Ну, — вновь начинает Сакура, и Микорин клянётся, что разнесёт этот стол, если это не прекратится в следующие двадцать секунд. — Ты ведь переписываешься с той девушкой? Художницей? — Да, — произносит он медленно, смотря куда-то между ними. — Что с ней? — Я узнал, кто она, — резко говорит мангака. Огромное облегчение, но затем до него доходит. — Что? — Микорин чувствует, будто его топят. Его сердце, наверное, остановилось — хотя пульс он не проверял, впрочем, в данный момент это было важно меньше всего. — Вы… встретили её? Она живёт где-то рядом? Микорин думает, что должен быть счастлив — он влюбился в Маюмаю по уши — но на ум приходило только то, что он не готов. Он не подготовился, не набрался смелости, не продумал, что скажет ей, когда они встретятся, и надеялся, что она сейчас не выпрыгнет из шкафа или что-то в этом духе. Если быть откровенным, ему нравилось писать ей, потому что он чувствовал себя в безопасности: шансы ляпнуть что-нибудь не то и потом краснеть сводились практически к нулю, и к тому же это было куда проще, чем вживую разговаривать с девушкой, с которой он хотел бы встречаться. Хотя он всё ещё не понимал, было ли последнее от того, что это была переписка или же от того, что он разговаривал именно с Маюмаю. — Я… знаком с ней, — говорит Нозаки; интересный способ преподнести это, но он продолжает. — И ты, конечно, тоже, и именно поэтому, я думаю, ты должен знать. — Не может быть, — шокированно отвечает Микорин. — Ты шутишь, — он даже не может смутиться, потому что это так ужасно. «Фактически…» — он испускает стон. — Божечки, если это моя знакомая, то это гораздо хуже… — Умэтаро и Сакура смотрят на него как заботливые родители, и внезапно он думает, что всё закончится тем, что он расплачется. — Пожалуйста, скажите мне, что это не Кашима. Или Сэо. Пожалуйста. — Нет, — быстро говорит Сакура, и это всё же небольшое облегчение, но Микорин не может думать о каких-то ещё их общих знакомых, и мозг снова начинает шалить. Если бы Микошиба мог, он бы облил его водой, как провинившуюся собаку. Микорин косится на Сакуру: — Это не ты? — Конечно, нет! — отмахивается она. — На самом деле, Маюмаю даже не… — Что? — переспрашивает Микорин, когда на середине предложения она внезапно теряет уверенность. — Она не что? Нозаки на мгновение сжимает губы и, хотя, кажется, ему сложнее сделать это, чем Сакуре, он всё же преодолевает себя. — Ты знаешь, что она считала тебя девушкой? — А? — безучастно говорит он, а затем прокручивает всё в голове ещё раз и что-то щёлкает в нём. — Нет. О, нет. Ты шутишь. — Такие шутки не в моём стиле, — прямо говорит Нозаки, и он прав. В таком случае неудивительно, что перед разговором они смотрели на него так, как будто ждали, что после этого он разрыдается. Однако он лишь прячет лицо в ладонях. «Не могу поверить в это… Я наговорил так много слащавых вещей ей — то есть, ему — то есть, чёрт!» — ему нужно многое обдумать, однако все шестерёнки в его мозгу отказываются двигаться. Микорин знал, что ему немного нравятся парни, но никогда не думал о том, чтобы встречаться с кем-то из них, а теперь оказывается, что он потерял голову от парня, даже не осознавая этого. Откровенно говоря, он даже не помнит, почему тогда выбрал женский ник. — Это такой дерьмовый поворот судьбы, — стонет он. «Хотя ленивый милый парень, которому нравится дзюдо, тоже звучит неплохо» — думает он и застывает. Как снаружи, так и внутри. Медленно, на автомате, он отрывает руки от лица и смотрит на Нозаки как на последнюю надежду. — Это же Маю, да? — спрашивает Микорин, и губы Нозаки складываются в подобие утешительной улыбки и он кивает.***
На двадцать восьмом часу Великой Паники Микорин всё ещё не может решить, что ему делать. Неожиданная новость о том, что его угораздило влюбиться в Маю, больше не проблема: куда более важно то, что теперь с этим делать и получится ли из этого что-то. Он правда хочет, чтобы получилось. Маю всегда заставлял его чувствовать себя немного дёрганым. Он тихий, симпатичный и уютный, и к тому же Микото помнит, как он стоял перед ним, говоря «он мой», и к его щекам приливает краска, когда он думает, что может воплотить это в реальность. Нозаки сказал ему, что он действительно может; ему кажется, что Маю сделал всё, чтобы показать, что ему нравятся парни, и Микорин вынужден с ним согласиться. А вот нравится ли ему именно он — это уже другой вопрос, даже если ему по душе Мамико. Потому что на самом деле Микорин очень долго подбирает слова для своих сообщений, что делает шансы Маю узнать, кто он, и сказать «???» куда выше. Хотя, если он решится сказать ему обо всём сам, то как? Просто отозвать его куда-нибудь один на один и сказать: «Это был я, Микошиба»? Или лучше стоит попросить Сакуру присутствовать при этом, потому что она всегда готова помочь и прекрасно понимает его волнение? Но не будет ли он тогда выглядеть трусом? Скорее всего — да, но если это та цена, которую нужно заплатить за то, чтобы он не умер прямо там на месте, Микото готов её заплатить. Конечно, всегда есть вариант позвать Маю на встречу под личиной Мамико — написать что-то в духе «хочу увидеть тебя», но что-то подсказывает ему, что, если он сделает это, то всё запутается ещё больше, к тому же актёр из него никудышный. Поэтому он скорее всего последует плану «Б», однако ему всё ещё невероятно страшно быть отвергнутым. Интересно, есть ли какая-то статистика, позволяющая предсказать это? Потому что Микорин очень тщательно подбирает слова для сообщений, что делает шансы Маю обнаружить ужасающую пропасть между ним и его интернет-личностью куда более высокими.***
На следующий день, в пятницу, они с Нозаки уже на полпути к его квартире, когда Нозаки внезапно заявляет: — Кстати, Маю сегодня заглянет к нам. Он хватает его за воротник прежде, чем Микорин успевает сбежать. — Чёртовы рефлексы бывшего баскетболиста, — злится он. — Если бы это была Сакура, хотя бы была погоня! — Эй, — говорит Нозаки. — Ты чего? Ты не можешь просто его избегать. — Конечно, могу, — бурчит Микорин, поправляя воротник. — Я не готов его сейчас видеть. Ты хоть понимаешь, что мне пришлось переписываться с ним так, как будто всё в порядке? Если он увидит меня, то точно что-то заподозрит. — Я думаю, ты его переоцениваешь, — сухо отвечает Умэтаро. — Он, скорее всего, просто будет спать, ты его знаешь. — И всё же, — возражает Микошиба. — Даже находиться с ним рядом будет очень неловко, — он знает, что хочет сделать, но планировал повременить хотя бы неделю, когда у него будет время, чтобы… ладно, когда у него будет время. — Кстати, а Сакура придёт сегодня? — Хм? Нет, думаю, она в своём клубе рисования, — говорит Нозаки, и Микото незамедлительно достаёт телефон и пишет ей: «сос у нозаки маю бдет здс», надеясь, что она поймёт. Нозаки смотрит на него так, будто его по меньшей мере предали: — Я уже недостаточно хорош? — Не то чтобы, — оправдывается Микошиба, даже думая, что он прав. Внезапно его голову посещает одна мысль, и он резко поворачивается, чтобы впиться в Нозаки тяжёлым взглядом. — Эй. Ты же не собираешься использовать это в своей манге, да? Нозаки отводит взгляд. — Ну… Микорин хватает его за грудки и начинает трясти. — Ты ни за что не используешь это в манге, понял? — Нет! Не буду! — сдаётся Нозаки, подняв руки, и Микошиба отпускает его. — Откровенно говоря, я хотел сделать что-то пооригинальнее, чем просто рассказать тебе, но Сакура отговорила меня. — И ты ещё удивляешься, почему она мне нужна!***
В конце концов он всё же сдаётся и угрюмо плетётся за Нозаки — частично потому, что у него не остаётся выбора, и частично потому, что, несмотря на все протесты, ему всё же хочется увидеть Маю. Их диалоги с момента Великого Открытия проходили как ни в чём не бывало, и Микорин думает, что он всё же неплохо притворяется — но лишь потому, что Маю не может видеть, как глупо он смущается каждый раз, когда видит уведомление о новом сообщении. То, что он смог сказать себе «я влюблён в Маю», кажется, только усилило его чувства, и, честно говоря, это странно. А ещё странно то, что теперь он видит квартиру Нозаки не иначе как устрашающей и опасной пещерой дракона. — Всё будет в порядке, — заверяет его Нозаки, но выходит неубедительно. — Он ничего тебе не скажет. — Надеюсь, — вздыхает он, но тут же представляет, как Маю чувствует его неуверенность и всеми силами пытается заставить его говорить. Он ёжится. Когда они приезжают на нужный этаж, Нозаки и Микошиба обнаруживают, что Маю сидит у двери и играет с серым котиком, и Микорин мгновенно чувствует, как силы покидают его. — Он подошёл ко мне, — объясняет Маю, рассеянно поглаживая животное. Он встаёт, чтобы зайти, и берёт с собой кота, на что тот протестующе мяукает. Мангака тут же принимается тискать его. — Мягенький, — резюмирует он, поворачиваясь к Микорину и выглядя, пожалуй, слишком счастливым. Вслед за ним и Маю глядит на него тёмными глазами, заставляя Микошибу чувствовать, как его сердце едва не выпрыгивает из груди. — Микото-сан, — тихо зовёт Маю, и он бессознательно подходит к нему, чтобы потрепать кошку, уже перекинувшуюся через плечо Нозаки-младшего. Она и правда мягкая, и Микорин сосредотачивается на ней, чтобы не смотреть на Маю. — Привет, — произносит он, почёсывая её подбородок и чувствуя себя ужасно глупо. Кошка вытягивает шею от удовольствия, Микорин не сдерживает улыбки и смотрит на Маю. Тот наблюдает за ним, слегка приподняв кончики губ, что заставляет его сердце вновь содрогнуться. — Нам лучше оставить его здесь, — говорит Нозаки, разрушая всю атмосферу. — Наверное, он вышел из чьей-то квартиры или что-то вроде того. После того, как Маю ставит кота на землю, он сперва трётся о его ноги, а затем вальяжно удаляется вдаль, будто зная, что здесь ему больше нечего делать. Они заходят внутрь, и Маю сразу направляется на кухню, должно быть, чтобы перекусить, а Микорин идёт в ванную, дабы немного побыть наедине с собой. Он проводит там больше времени, чем было нужно, и, когда он выходит, Маю уже спит прямо на полу, а Сакура врывается в квартиру с бешеными глазами и сильной одышкой. — Микорин! — бросается она к нему, и он прикладывает палец к губам, указывая глазами на лежащего Маю. — Всё в порядке, — тихо сообщает он ей. — Не понимаю, как ты всё это выдерживаешь. Прошло только пять минут, а у меня уже сердечный приступ. — Не понимаешь, как она выдерживает что? — интересуется Нозаки, выходя из кухни и помешивая что-то в миске. Сакура нервно смеётся и говорит «ничего!» настолько фальшиво, что остаётся загадкой, как Нозаки упускает это из виду. Он лишь пожимает плечами. — Ладно. Я делаю банановые оладьи, если вдруг захотите. «Безнадёжный случай» — думает Микото, когда Сакура просто улыбается и следует за Нозаки на кухню. Микошиба собирается присоединиться к ним, но останавливается и ещё раз смотрит на Маю. Во сне он выглядит так же мило, как и проснувшись; слегка свернулся калачиком, голова на подушке, а волосы спадают на лицо. Микорину правда нравятся его волосы, и, честно говоря, всегда нравились: они делали его сильным и серьёзным. «Он красивый» — думает Микошиба и за секунду краснеет до кончиков ушей. Он торопится на кухню; Сакура и Нозаки мило болтают, когда он врывается, всё ещё красный, и заявляет: — Я не могу этого сделать! — Что не так? Что случилось? — спрашивает Сакура, выглядя озадаченной. — Он слишком милый! — драматически шепчет Микошиба, и по её лицу скользит разочарование. Прежде, чем она скажет что-то ещё более расстраивающее, чем её выражение, Микорин спрашивает: — Мы можем поговорить наедине? — и выходит. Сакура следует за ним, потому что она хорошая подруга, и Микорин закрывает за неё дверь ванной. — И почему мы здесь? — спрашивает она, снова недоумевая. — Серьёзно, как ты с этим справляешься? Как ты смотришь на него каждый день и не сгораешь от смущения? — О, — Сакура задумывается на секунду. — Вообще-то сначала я именно так себя и вела… но сейчас, думаю, я просто привыкла, — медленно проговаривает она. — К тому же я знаю его дольше, чем ты Маю-куна, так что и это тоже… Микорин вздыхает: — Окей. Хорошо. Тогда, эм, можешь дать. Ты знаешь. Совет? Или что-то? Сакура мило улыбается и заключает его в объятия. — Не волнуйся, Микорин, ты всё сможешь! Просто сосредоточься на том, что происходит, и не строй воздушных замков. Помни, он тоже человек. — Сакура, — он улыбается и чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. — Это вообще не поможет. Испугавшись и начав беспокоиться (вполне оправданно), что он сейчас разрыдается, Сакура запинается и говорит, пожалуй, слишком громко: — Это всё, так что просто прими это! — Ладно! — отвечает Микошиба, меняя тон, чтобы не расстраивать её. Однако то, что ему удалось вывести её из себя, почему-то его успокаивает. — Мне всё ещё страшно, понимаешь? Сакура берёт его руки и смотрит прямо в глаза — торжественно и серьёзно. — Микорин, я говорю это тебе, потому что ты мне дорог: будь жесток с собой. Будь собственной героиней. Разве Мамико стала бы себя так вести? Стала бы? — Да, — озадаченно говорит Микошиба. — Стала бы, чем и занимается. — Плохой пример, — разочарованно бормочет Сакура. — Но, когда она так делает, как ты себя чувствуешь? Он замирает и медленно проговаривает, разглядывая один из её бантиков: — Разочарованно, я думаю… Потому что совершенно очевидно, что она нравится Сузуки, и было бы проще, если бы они просто поговорили. Погоди, Сакура- — Я не говорю, что ты должен делать это прямо сейчас, — быстро говорит она. — Но причин паниковать нет, да? Это просто Маю. Снова вздыхая, Микошиба отвечает: — Наверное, ты права… хорошо. Да. — Отлично, — продолжает Сакура. — Но, Микорин, если это то, что ты сейчас чувствуешь, то чем быстрее ты поговоришь с ним, тем лучше. В её словах есть смысл; Маю всё чаще заглядывает к Нозаки, и он уже давно мог попросить Сакуру помочь. Микорин думает, что он будет нервничать в любом случае, сколько бы ни оттягивал, поэтому решает прекратить всё раз и навсегда. — Да. Хорошо. — Просто преодолей себя, — сосредоточенно продолжает она, как будто до него не доходило. — Ты ведь не хочешь закончить как я. — Всё, всё! — Как будто отрываешь пластырь! — её глаза горят, и она приближается к его лицу. У Микошибы дёргается глаз. — Я уже всё понял! Ты мне что, мамочка?***
В конце концов Маю так и не просыпается, и Микорин проводит битый час, прожигая глазами дыру в своей домашке. Он просто не может делать её: всякий раз, когда он пытается сосредоточиться и хотя бы взять ручку, руки начинают трястись, а голова кружиться. Рядом с ним Сакура и Нозаки старательно корпят над собственной домашкой, и Микорин думает, что неплохо бы и ему взять себя в руки. Однако хуже всего становится тогда, когда рано или поздно он начинает разглядывать Маю и уносится мыслями в страну грёх, представляя всевозможные вещи — от того, как Маю (маловероятно) признаётся ему, до того, как здорово было бы сидеть, прижавшись к нему. Когда он спускается с небес на землю, Нозаки следит за ним взглядом, в котором опасно смешались надежда и задумчивость. Микорин бесстрашно начинает трясти его снова — что поделать, если только так можно разделить для этого горе-мангаки реальную жизнь и «Давайте влюбляться!». Впрочем, до следующего месяца это точно не станет проблемой, поэтому с чистой совестью Микошиба машет друзьям на прощание и в лучах заката медленно бредёт к станции. Уже в поезде он рассеянно разглядывает размытые очертания заборов и причудливые граффити и решает, будто повинуясь велению судьбы, что точно поговорит с Маю завтра. Это очень, очень скоро. Но он готов к этому как никогда, даже если перспектива броситься с ближайшего обрыва кажется невероятно соблазнительной.***
После того, как он набирает короткое сообщения Нозаки с просьбой ещё раз подтвердить, что Маю точно остаётся в его квартире на выходные, Микошиба целых четыре минуты бродит по дому, прежде чем нажать «отправить». Ответ приходит через некоторое время, и каждая секунда до этого чувствуется шагом навстречу виселице. Микото легко представляет горожан, следящих за ним с отвращением. Но отступать некуда: Маю всё ещё там, а он уже принял решение, поэтому Микорин хватает телефон, кошелёк и кричит маме, что немного прогуляется. По дороге его до сих пор не покидают мысли, что всё это неправильно. Ему всё ещё страшно; его намерения не придали ему смелости, и от этого его ноги теперь превратились в роботизированные конечности, которыми едва ли можно управлять. Чувствуя, что ещё немного и он на всех парах побежит домой, он делает самую разумную для паникёра вещь: отчаянно звонит подруге. Сакура отвечает вполне обычным голосом, и то, что она решительно не понимает, что мир рушится, только усугубляет ситуацию. Когда он начинает впопыхах что-то бормотать, Сакура кричит на него, чтобы он говорил медленнее, и Микорин глубоко, до дрожи, вдыхает. — Я собирался сегодня поговорить с Маю о Той Самой Ситуации, потому что не могу больше это откладывать, но прямо сейчас я на полпути и мне всё ещё страшно, так как я понимаю, что всё точно пойдёт не по плану, и, думаю, я просто не могу это сделать, Сакура, я готов прямо сейчас всё бросить и я чувствую себя последней мразью, и мне просто нужно было поговорить с тобой, хорошо? Наступает долгое молчание, и Микорин начинает прерывисто дышать, готовясь опять разрыдаться. Наконец Сакура осторожно и заботливо прерывает тишину: — Всё в порядке, Микорин, всё в порядке. Глубоко вдохни. — Как будто это поможет, — думает он на грани истерики, однако всё равно слушается, и Сакура продолжает: — Где ты сейчас? — Иду по парку. — Хорошо, можешь сесть где-нибудь в теньке? Чтобы мы могли нормально поговорить? Микошиба следует её указаниям и приходит к столику для пикника под деревом, уже чувствуя себя немного более спокойно. — Думаю, всё не так плохо, как мне кажется, но… я правда не знаю, что он может ответить, понимаешь? — Понимаю, — вздыхает Сакура. — Но он тоже человек. Тем более, если это Маю-кун, всё точно не может пойти плохо. Он ни о чём не волнуется и, к тому же, ты ему определённо нравишься. Как друг, я имею в виду. — Наверное, ты права, — Микорин тоже вздыхает и слегка откидывается назад. — И, думаю, сначала мы можем поговорить о переписке и затем я уже решу, стоит ли мне… признаться или что-то вроде того, — он запинается, смутившись. Где-то с минуту они молчат, и Микорин глядит вдаль, всё ещё держа телефон около уха. Да, страх не ушёл, но теперь он был готов смириться с ним; он не умрёт от простого разговора или даже от того, что Маю вцепится ему в лицо или бросит в пруд одним из приёмов дзюдо. Как бы то и было, ему придётся пройти через это. Внезапно Сакура тихо произносит: — Всё будет в порядке, Микорин. — Ага, — отвечает он. — Спасибо, Сакура. Прости, что позвонил тебе по такому поводу. Она просит его не извиняться, и они кладут трубку. Микошиба искренне радуется, что у него есть такая прекрасная и поддерживающая подруга. Да даже Нозаки старается ему помочь, пусть и хочет выжать из его положения всё возможное. Он уверен, что и Кашима подбадривала бы его как могла, если бы он не был стопроцентно убеждён в том, что она взяла бы под контроль всю ситуацию. Все они верят в него, и он будет в порядке; шанс того, что всё выйдет из-под контроля, равен нулю. Он продолжает идти.***
Стоя перед дверью Умэтаро, Микошиба думает о том, что когда он начал помогать ему с мангой, он и мысли не допускал о том, что всё может обернуться вот так. В первую очередь, конечно, о том, что он умудрится влюбиться в брата Нозаки, но, более того, он не ожидал приобрести таких верных, пусть и странных, друзей. Микорин вечно на них жалуется, но с ними его жизнь стала куда счастливее. И есть только одно, что может сделать его ещё более счастливым. Микото вытирает влажные от волнения руки о джинсы и стучится. Нозаки открывает дверь с обычным «о, Микошиба, что случилось?» — Я, эм, — Микорин откашивается, не в силах посмотреть другу в глаза. — Я собираюсь поговорить с Маю. — О-о-о, хорошо, — отвечает Нозаки, не сумев понять серьёзность ситуации. — Вопрос: не будешь возражать, если я сделаю попкорн? — Конечно, я буду! — щетинится Микорин и сразу находит в себе силы посмотреть ему в глаза, мысленно раскаиваясь в своей недавней сентиментальности. — И без тебя тяжело, а ты тут ещё собрался рассесться как на каком-то матче! Нозаки будто вянет на глазах. Это трогательно, но Микошиба сомневается, точно ли это знак сочувствия. — Ох. Хорошо. Хочешь, чтобы я ушёл? — Нет, — вздыхает Микорин и нервно запускает руку в волосы. — Я думаю, мы пойдём на прогулку или наподобие того… Мангака непонимающе смотрит на друга и сдаётся: — Ну, тогда удачи. Он тут, телевизор смотрит. Он поворачивается, придерживает Микорину дверь и закрывает её за ним. Теперь до него доходит, что мангака имел в виду под «желаю удачи»: Маю, растянувшись, лежит на полу, удивительно похожий на жертву убийства. Он лениво отводит взгляд от фильма, который уже Бог знает сколько смотрел, чтобы тихо сказать: — О, Микото-сан. — Эм, привет, — здоровается Микорин, чувствуя себя как никогда неловко, и эти слова — уже подвиг для него. Он оборачивается, видит, как Нозаки удаляется в направлении кухни, и злится на себя. Хоть раз сосредоточься! — Работа? — кратко интересуется Маю, то ли не заметив странного поведения Микорина, то ли слишком устав, чтобы думать об этом. Микорин несколько тягостных секунд беспомощно смотрит на него, прежде чем понять смысл его фразы. — О, нет. Я, вообще-то, эм, — конечно, Микошиба знал, что будет чертовски сложно, но даже не думал, что у него появится ощущение, будто он и не в этой комнате вовсе. Он вынимает руки из карманов и вновь вытирает их с чётким осознанием того, что просто тянет время. «Просто скажи это, придурок!!!» — кричит он про себя и произносит: — Вообще-то я пришёл, чтобы увидеть тебя. Маю заинтересованно садится, и Микорин чувствует себя так, будто получил какое-то достижение. — Почему? — всё, что он говорит, — простое и понятное «почему», но Микорин обнаруживает, что не готов даже к этому. — Мне, эм, нужно поговорить с тобой кое о чём, — говорит он; это лучшее, что он смог придумать, и Микошиба уже не впервые желает родиться не таким неловким. Он выглядит как переросший Бэмби, переставший быть милым после того, как его голос сломался. — Хорошо, — отвечает Маю и смотрит прямо на него таким внимательным взглядом, который именно сейчас ужасно не нравится Микорину. Вместо чего-то действительно полезного он сосредотачивается на книжной полке позади Маю, и ему кажется, что каждая милашка с обложки сёдзе-манги насмехается над ним. — Эм, нет, не… не здесь? Мы можем пойти прогуляться? — предложил Микорин, пытаясь не принимать во внимание то, что он опять одушевляет неодушевлённое. Маю печально и мучительно смотрит на него, и Микошиба раздражённо добавляет: — Я куплю тебе напиток или что-то ещё, хорошо? То, как на него смотрят теперь, выглядит достаточно странно, и это напоминает Микошибе взгляд, которым его наградил Нозаки минутой ранее. Прежде чем он начинает ещё больше загоняться по поводу чувств Маю, тот вздыхает и поднимается. Он подходит к двери, оглядывается, будто забыв что-то, и говорит: — Брат. — Да-да, сейчас скажу, — машет ему Микото. Когда Микошиба открывает дверь кухни, Нозаки притворяется, что на него ни капельки не давит происходящее. Микорин смотрит на него так, как будто друг предал его, и Нозаки откашливается, отводя глаза. После того, как он сообщает об их уходе, Умэтаро устаёт притворяться, что ничего не знает и говорит: «Ты отлично справляешься, Микошиба». — Вовсе нет, — вздыхает Микорин, — но, я думаю, пока всё неплохо. — Ты сможешь сделать это, — уверяет его Нозаки, ухитряясь быть непривычно серьёзным. — Я в тебя верю, — проговаривает он, а потом — совсем уж необычное и даже немного неловкое выражение чувств — быстро обнимает его; Микото, взволнованный и тронутый, легко гладит его по спине и старается не задохнуться. — Эм, спасибо, — смущённо говорит он, когда его наконец отпускают. — В любом случае, мне пора- — Да, конечно, — осторожно говорит Нозаки, чтобы не разрушить атмосферу. — Я, эм, буду здесь, если что. — Хорошо, — он мешкается, чувствуя, как будто хочет сказать ещё что-то, но лицо мангаки уже такое же пресное, как обычно, и Микошиба думает лишь о том, что снова вспотел. — Хорошо, — повторяет он более чётко и выходит из кухни с чувством, будто покидает по меньшей мере окоп. Маю, уже готовый, ждёт его у выхода, оперевшись на стену, будто не может больше выдерживать собственный вес. Он поднимает глаза, случайно встречая взгляд Микорина. Занервничав, тот просто кивает ему и спешит поскорее обуться. Они молча выходят из квартиры, спускаются и выходят на улицу в полной тишине — безмятежный Маю и совершенно иной Микото. Парни ещё даже не доходят до автомата с напитками, когда Микошиба, не выдерживая тишины, интересуется, чего бы Нозаки-младший хотел выпить. Последний хмыкает. — Наверное, кофе, — неохотно отвечает он. Микорин думает, что, если он сам сделает хотя бы глоток кофе, то тут же умрёт от разрыва сердца из-за слишком большого количества адреналина в крови. Это вообще-то и правда может случиться. Он берёт себе клубничное молоко и задумывается, может ли Маю судить о человеке по тому, что он пьёт; пусть его выражение лица настолько спокойно, что все эти мысли кажутся сущим бредом, но паранойя всё же преследует Микото. Они бредут по парку под сенью старых густых деревьев, склоняющихся над аккуратной дорожкой. Пока Микорин размышляет, с какой бы стороны подступиться к проблеме, Маю пригубляет кофе, будто оно невероятно ценное, и произносит: — Не хочу тебя торопить, Микото-сан, — хотя то, что он сам приложил усилие для начала беседы, уже говорит о его разочаровании. — Но о чём ты хотел поговорить? Микошиба издаёт нечленораздельный звук и молча показывает на столик с видом на пруд — тот самый, где он до этого трясся от страха перед Сакурой. Он сглатывает и ставит свой напиток между досок столика. — Да, насчёт этого, — начинает Микорин, не в силах смотреть на Маю. Его тело сейчас больше всего напоминает робота на автопилоте. Внезапно он понимает, почему Сакура и Нозаки порой обмениваются такими странными жестами; всё это — одна сплошная игра «операция», и никто не хочет проигрывать. Микото решается поднять глаза на Маю — навострившего уши, с красиво очерченными тёмными волосами скулами, — и вздыхает. — Да, насчёт этого, — начинает он снова, достаёт телефон из кармана и открывает сообщения. — Твой брат рассказал мне кое-что, что касается нас обоих, — он набирает уже слишком родное «Маюмаю♡» и передаёт телефон Нозаки-младшему. — Что это? — разочарованно спрашивает он и какое-то время просто пялится в экран, однако затем его глаза расширяются (наверное, самое яркое выражение эмоций, которое Микорин когда-либо у него видел). Маю впивается взглядом в него, и по спине Микошибы бегут мурашки. — Где ты достал этот телефон? — спрашивает он куда более жёстко. — Это мой телефон, умник, — отвечает Микорин, и это, наверное, не лучший способ начать объяснение в любви. Что ж, он хотя бы попытался. Маю вновь смотрит на телефон. — Ох, — всё, что он говорит. Он опять глядит на Микото и опять на телефон. — Ох. — Ага. Ох, — Микошиба наклоняется вперёд и втайне радуется, что не он один смущён. — В общем, мне понравились твои рисунки и я подумал, что будет странно, если старшеклассник начнёт писать учащейся средней школы о подобных рисунках, поэтому… так всё и вышло. — Хорошо, — Маю выключает телефон, откладывает его и отдаёт обратно Микорину. — Если хочешь узнать мою причину, то всё получилось потому, что всем слишком нравились броски. Микорин застывает, не успев даже положить телефон обратно в карман, и внимательно смотрит на Маю. — Прости? Маю вздыхает, раздражённый тем, что ему нужно будет всё разжёвывать. — В моём клубе. Никто не практиковал захваты, потому что они не считали то интересным. Я попытался заинтересовать их. Кобаяши завёл мне блог — именно он сделал меня девушкой. «Я думаю, лучше было бы выразиться по-другому» — думает Микорин, развеселившись. Он не может сдержать себя и заливается смехом. — Ты шутишь. Всё это было ради каких-то соревнований? Маю презрительно смотрит на него и отвечает: — Только ради них, Микото-сан. Микошиба снова смеётся, чувствуя себя глупым подростком. — Понял. Они замолкают, и Микорин делает глоток молока; оно сладкое и практически ледяное. Маю залпом выпивает остаток кофе, и Микото ужасно хочется закончить всё на этом: ну же, скажи «ладно, спасибо за разговор» и уйди. Но отступать уже некуда, адреналин в крови бушует и требует продолжать. Он повинуется чувствам, но не разуму. — Вообще-то, есть ещё кое-что. — Хорошо, — снова говорит Маю. «Я люблю тебя, правда люблю. Но ты не можешь хотя бы чуточку мне помочь?» — думает Микорин. Хотя от Маю ничего другого можно было и не ожидать — жаловаться на подобное как удивляться похмелью. Не то чтобы у него оно было… так, ладно, соберись уже! Он вспоминает фразу, однажды проскользнувшую у Маю в сообщениях, — если бы люди говорили всё, что думают, напрямик, всё было бы куда проще. Разумеется, это нельзя применять к любому случаю, но сейчас эта фраза дала Микошибе так необходимую смелость. — Эм, — он почёсывает шею. — Ну, ты знаешь, мы много говорили, и… — Микото отводит глаза, а короткие ногти впиваются в шею. — Я люблю тебя. Он произносит это и чувствует, как будто только что потерял контроль над собственным ртом. Ему страшно — каждая клеточка тела уверяет его, что он сделал огромную ошибку. Он рассматривает голубя на дорожке и совсем не смотрит на Маю — как будто, если он сделает это, тут же случится что-то плохое. И всё же- — Отлично, — говорит Нозаки-младший, как всегда спокойный; Микорин бросает на него тревожный взгляд и обнаруживает, что тот без капли стеснения смотрит прямо на него. — Я тоже. Откровенно говоря, было довольно тяжело любить вас обоих, так что я рад, что всё так вышло. — Ты… погоди-ка… что?! — Я думал, это довольно очевидно. — Как? — Микото-сан, — серьёзно произносит Маю. — Я проходил здесь. — Ах. — Достаточно. Какое-то время они просто слушают уток, крякающих в пруду, и Микорину кажется, что всё это не по-настоящему — в хорошем смысле, конечно. — Мы можем вернуться? — спрашивает Маю, и Микошиба выдыхает. — Конечно. Они встают, и Маю без лишних вопросов берёт его за руку. Кажется, разрыва сердца теперь точно не избежать. Микорин неосознанно улыбается. Тепло пробегает по его телу, и он старается идти поближе к Маю. — Куда хочешь сходить на первое свидание? — лениво спрашивает Нозаки-младший, а Микото слишком счастлив, чтобы расстраиваться по поводу недостатка энтузиазма у него. — Даже не знаю… может, посмотрим фильм? — откровенно говоря, он думает, что они прекрасно проведут время, даже если будут смотреть на то, как растёт трава, но решает умолчать об этом. — Мне нравятся фильмы, — кивает Маю. — Могу я выбрать? — А не заснёшь? Маю награждает его пренебрежительным взглядом. — Не на свидании, Микото-сан. — Посмотрим, — ухмыляется Микорин, потом что подобное было бы вполне в его духе. И они действительно идут на свидание.***
Но перед этим по возвращении в квартиру Умэтаро Микорина зажимает в углу нечто, похожее на медведя, с блокнотиком в руках и блеском в глазах. Ох, чёрт, его опять переклинило.