Медведь и куница

      Бок болел. Стоянка лесного племени с его убитыми обитателями осталась далеко позади. Ран на теле Лютобора после той бойни не было. Да и кто бы из почитателей Велеса против зверя пойти решился? Тогда откуда рана, откуда кровь?       Несколько раз Лютобор подумал, а не было ли ошибкой решение сразу в путь до скифов отправиться. Дух Берендея покидал его тело, забирая с собой остатки сил.       Куница шёл впереди и молчал, за всю дорогу ни разу не обернулся. Видно, помнил ещё, как Лютобор, на секунду зверю поддавшись, кинуться на него хотел. И хорошо, что скиф умолк. Без его речей в голове каша.       Кстати о каше. Сколько они не ели? Последний раз у Трояна был. Казалось, что было это очень давно.       Лютобор споткнулся на слабых ногах и упал бы лицом в гальку, да Куница поддержал. Много раз ему волк помогал в этом пути. Гневала Лютобора кровожадность скифская, что убивали они, жизней не считая и крови чужой на своих руках не страшась. И Куница таким был, но слово своё — помочь Лютобору — честно держал. Ведь сколько возможностей было заколоть ратника и освободить себя от клятвы, а ни одной не воспользовался.       Куница Лютобора на весу держал, пока тот не нашёл в себе силы встать прямо.       — Нет, боярин, — сказал он, не то скалясь, не то ухмыляясь. Вышло криво, точно сам пытался боль скрыть, — долго мы так с тобой идти будем.       Скиф позволил Лютобору сесть под низким деревом, а сам подальше встал. Куница ссутулился, губу закусил и замер, в землю янтарными глазами уставившись.       Лютобор голову поднял и посмотрел на него украдкой. Подумал:       «Так меня в зверином обличье испугался или к месту здешнему прислушивается?»       Сделалось совестно Лютобору, что он их тормозит и попытался подняться. Куница вышел из оцепенения и мотнул головой.       — Не трудись. Дух Берендеев из тебя все силы выпил и дальше не пустит.       Лес зашумел за их спинами, и Куница вновь замер. Чем ближе к стае, тем осторожнее он становился. Выходит, что соплеменников подстерегает. Как они его встретят?       Лютобор видел, как Куницу свой же по затылку ударил. Яр, кажется. Появилась мысль, что не будут рады скифы Кунице, ещё и с чужаком. Могут без переговоров заколоть. И как тогда семью спасти?       Не понимал Лютобор соперничества этого между волками. Сам он каждому человеку князя доверял; случались, конечно, и драки, но на предательство воины не пошли бы. Лютобору думалось, что в стае дикой, откуда Куница произошёл, все наоборот дружнее будут, но вот оно как оказалось. Куница об это разговор не заводит, и Лютобор не спрашивает — не его это дело.       На горе, где остановились путники, шёл снег. Колючие льдинки морозили кожу и покрывали землю хрустящей корочкой льда.       Куница поймал взгляд Лютобора и вдруг резко приложил палец к губам, скрылся за редкими кустами. Врагов учуял? Хотелось вскочить, но так Лютобор только шум бы поднял, а скиф велел смирно сидеть. И Лютобор сел.       Прикрыв глаза, ратник начал ждать, но мысли о семье навязчиво лезли в его голову. Лютобор вспоминал Татьяну с сыном, свой дом, княжеских людей... А ещё закон божий, по которому каждый человек меткой обозначался. Знаком, который союзников друг с другом связывает. Лютобор искренне верил, что двух людей сам Бог выбирает, и с тех пор союзники должны друг друга на верный путь наставлять, помогать во всём. Князь однажды назвал такую дружбу величайшим союзом. Вот она — правда княжья.       Кто-то со своим союзником бок о бок сражается, а кто-то супружничать начинает. Долго над Провом, услужником Лютобора, смеялись, когда он союзницу свою в жёны взял. Но потом увидели все, что живут оба душа в душу, столько детишек нарожали и продолжают друг другу помогать. Не это ли величайший союз?       И Татьяна, жена Лютобора, в своё время знаком таким обзавелась. Словом витиеватым на лодыжке, которое с сестрой её старшей связывает. У князя тоже метка есть, только он знак никому не показывал и союзника своего, если тот рядом, никак не выдел.       У всех знаки были. У всех, кроме Лютобора.       В молодости ему мечталось, как подобная печать навеки его с сыном княжеским, Всеславом, свяжет. Дружбу они по сей день водят. Однажды юноши шутили, вырезая себе ножами на руках имена друг друга. Все тогда надеялись, что и их величайший союз воедино сплетёт, даже князь. Только время прошло, метка у Всеслава появилась, а у Лютобора ничего... Ратник и не огорчался почти, что всех мечение в юношестве ещё застало, а он и возмужать успел, и опыт воинский накопить, но союзника всё не сыскал. Не судьба, видать. Похоже, мощи в нём на двоих.       По новой холодный ветер Лютоборову фигуру облизал. Съёжился тот в шкуры, рубаху ему заменявшие, поплотнее завернулся.       Боль в боку вновь о себе весточку послала. Схватился ратник за горстку снега и подумал, что можно пока рану эту неведомую промыть, раз Куница отлучился, и принялся лёд в ладонях топить, продолжая прислушиваться.       Лютобор скинул шкуры, тело своё окончательно стуже показывая. Ничего, потерпит. Ради семьи. Кровь весь правый бок Лютобора залила, уже затвердеть и побуреть успела, и стал он мокрыми холодными пальцами эту корку сдирать.       А что Куница?       Лютобор никогда не задумывался, есть ли метки союзнические у племён, древним богам поклоняющимся. Скиф ведь в Ареса верует. Куница — наёмный убийца, душегуб. Таких Лютобор в степи колол. Но есть ли у скифа брат по оружию? Наверное. Тело его столькими рисунками покрыто, Лютобор сам видел. Один из них Куницу с союзником объединяет. Но точно не с Яром.       Лютобор замер. Куницын глаз увидел. Нет! Не те янтарные очи, что так на монеты золотые походили, что так пугали Лютобора в начале пути. Не те, что скиф носил.       Острые зрачки куницы кровоточили, но оставляли на теле угольно-чёрный рисунок глаза. Остры носик зверька покрылся мурашками от холода, чёрная шёрстка лежала на коже Лютобора. Весь силуэт зверька был вороватый, точно прячется у Лютобора под рёбрами.       Метка. И его стороной не обошла.       Лютобор ещё и ещё топил снег, чтобы всю кровь смыть и окончательно убедился, что есть теперь и у него союзник. Боль от знака отступила.       Ратник сидела на земле, скрючившись. Он оттягивал кожу, лучше изображение куницы разглядывая. Лютобору как никогда хотелось, чтобы Куница оказался рядом. ***       Куница не стерпел и застонал. Ему хотелось захныкать, как когда он только учился быть волком. Скиф тут же проглотил боль и страдания. Он давно стал волком.       Арес явно ему собрата выбрал и имя его сейчас на Куницыном теле священным ножом вырезает. Скиф знал это. Анагаст говорил, что без соратника такого не обойтись.       Куница по юности буйной каждый вечер просьбы Аресу бормотал, чтоб тот к нему своим ножом не прикасался. Он говорил, что сам может вызов всему миру бросить и выстоять, и сейчас так же считает. Потому губы судорожно слова шепчут:       — Арес, обойди... — Скиф опустился. — Вызов Яру сам бросить способен, мне собрат ни к чему. Сам...       Молодой воин зашипел, ведь его бог прямо внутрь ножом заходит. Сильно. Видно, гневается, что Куница ещё от дара такого отказываться способен. Скиф умолк, не будет больше просить. И так обратился к Аресу, когда клятву перед чужим богом давал. Не смеет Куница теперь божеству своему перечить.       В голове мысли метались как перепуганные птицы. О чём бы Куница не просил, ему всё равно узнать хотелось, кого Арес ему выбрал. Волка верного, который вызов Яру поддержит?       Боль ещё продолжала своими пальцами по его коже водить, когда Куница шнуровку развязал и стянул кожаную куртку. Нельзя так. Если ответ под боком, невозможно жить и собрата своего не знать. А, может, врождённое любопытство заиграло? Стёр он ладонью кровь и увидел рисунок.       Чёрный медведь стоял на задних лапах и голову повернул, словно принюхивался. Скифские татуировки, что у волков Ареса набивались, острыми языками облизывали плечи, грудь и шею Куницы. Медведь казался чужеземцем среди прочих диких птиц и мифических зверей, но держался крепко и говорил, дескать, место своё на Куницыном теле заслужит.       Куница глаза сощурил и засмеялся тихонько. Узнал скиф метку, на боярина указывающую. Тот же медведь, в Лютоборе проснувшись, лесное племя убил.       Куница не думал, что собратом Лютобор может быть. Чужой боярин. Но на то воля Ареса. Или плата Куницы за клятву данную. ***       Лютобор обернулся. Зашумели ветки кустов, когда через них Куница проходил. Полоска голой кожи под курткой Куницы была окровавлена.       Глаза Лютобора округлились, и он отвернулся, поймав взор скифа и широкую ухмылку.       — Что, боярин? — промолвил Куница. — Повязаны мы теперь? Повязаны чем-то покрепче кровавой клятвы?       Ратник поднялся, горячо раздумывая. Не мог его бог с язычником, еретиком связать. Или мог?       — Я всегда сам в боях справлялся, — проговорил Лютобор медленно. — Сам, но разбитым себя ощущал, нецелым. — Ратник хотел спросить: "Понимаешь?", и увидел в янтарных глаза блеск. Куница понимает.       Слишком разные они. Лютобор воспринимает соратничество как испытание божие, а Куница всё улыбался да пальцами хрустел, будто их связь — очередное приключение.       Разные. Но теперь спокойно и уверенно стало. А главное — не одиноко.