на нем заклинило

      Чимин простенький такой, знаете, мордашкой вроде не вышел на пятерочку, но как взглянет исподлобья и прямо к месту припечатывает. Есть в нем искра, что ли, или поволока глаз так манит, черт его знает.       Ну, вроде, обычный самый. Таким девчонки говорят "тебе бы носик сменить да подрасти, а потом ко мне подходить с приглашениями на свидание", а вот парни от таких откровенно тащатся. Миниатюрные, с изюминкой.       Чонгука вон на нем заклинило. Совсем одичал, постоянно ищет повода для встреч, а тот все смеется, отнекивается, говорит, занят, мол, девчонки у него. Ну-ну. Чон то и дело его в клубах видит, пытается к девчонкам подкатить, да те как глянут на него с высоты своего роста, как тот сразу сникает, к бару отходит и к очередной стопке присасывается.       Амбиций много, характер едва ли не тот самый принц из девчачьих книжек, а вот внешность слишком миловидная и миниатюрная, любой девчонке конкуренцию составит без труда.       Чонгука отшивает постоянно, говорит, мол, по девочкам он, нравятся ему те, очень нравятся. А Чонгуку Чимин нравится, очень нравится.       Все как бы и не слишком далеко зашло, Чонгук не то чтобы влюбился, но и равнодушным его назвать с натяжкой можно. Да, секса с Чимином хочется, мысли об этом только и мелькают в свете ночных шаров в клубе, стоит Паку чуть на стойку откинуться спиной. Так и за руку его держать желания не меньше, прикасаться там, к щекам его, рукам, по волосам его проводить выбеленным, хочется очень.       У Пака характер стойкий, что ни есть самый пацанский. Детей любит (спасибо, Тэхену, что хоть какие-то факты о нем рассказывает), готовить очень любит, а еще романтичный кошмарно. Чонгук детей на дух не переносит, не зря его все друзья самого ребенком называют; готовить совсем не умеет, а как в общежитие переехал, так только рамен и ест, и тот умудряется поджечь; и не романтичный он совершенно, трахает парней и девчонок, когда в клубах пропадает с хенами, а потом на прощание их по заднице оглаживает, мол, неплохо вечерок провели, да и все на этом. Вся романтика.       Но для Чимина аж извелся весь, как-то в клуб ему букет притащил, так тот рассмеялся, предложил ему на три буквы пойти с такими закидонами, а Чон к сердцу близко принял, букет выкинул, а потом у бара сидел, лупился на Чимина к девчонкам подкатывающего.       — Давай я тебя с Тэмином познакомлю, у паренька мордашка один в один как у Чимина твоего ненаглядного, — предложил как-то Джин, когда у младшего дома отлеживался на кровати.       Чонгук даже ухом заинтересованно не повел, продолжая в телефоне на номер Чимина смотреть и ждать чего-то. То ли написать, то не написать и подождать. А чего ждать-то? Чимин ему, явно, самостоятельно ни в жизнь не напишет.       — Чонгук, — в затылок прилетает подушка, телефон падает, а пацан злится. Смотрит на хена, валяющегося на диване, сверлит взглядом, сдается. Встает, подходит ближе и рядом присаживается.       — Так бы сразу, малец. Смотри, сейчас фотки его покажу. Симпатичный пацан, гей, вроде как, недавно с Намджуном выпивал, жаловался на одиночество, — из Джина информатор хороший, но лучше бы он о Чимине информацией делился, а не Тэминами всякими. Но Джин ему Пака не доверяет, говорит, чтобы к донсэну его любимому и шага не делал.       Чонгук смотрит на этого один-в-один-Чимина, закатывает глаза и уже подушкой заряжает в лицо хену.       — Ну и где тут один в один? — недовольно смотря на фотографию миловидного брюнета, спрашивает Чонгук. Единственное, что у него с Чимином схоже во внешности — наличие очевидного разреза глаз, свойственного корейцам.       Джин возмущенно что-то говорит, присмотрись, мол, не разлей вода похожи. Чонгук его игнорирует, возвращая свой грустный взгляд к телефону.       В пятницу обычно все подростки засиживаются за учебниками, проводя выходные дни в упорной подготовке к экзаменам. Обычно. Чонгук в пятницу идет отрываться на квартиру к хенам, где не нужен фальшивый пропуск, есть много алкоголя и всегда хорошая музыка. Такие вечера в компании своих друзей становятся частыми с начала учебного года в старших классах Гука.       Дома у Юнги уютно, и Чону иногда совестно, что они так вот врываются к нему толпой, не разуваясь толком, раскидывая все пакеты и вещи где попало. Потом один фиг все получают, и никто не уходит, пока убрано не будет, но совесть все равно немножко колет.       Привычная компания парней: Джин, который дохера информатор по один-в-один-Пак-Чиминам, Намджун, который сюда чисто ради музыки и Юнги приходит, Хосок, у которого тут полный краш по Тэхену, сам хозяин квартиры — Юнги, да донсэн всех в компании — Чонгук.       — Сегодня твой цветочек тут будет, — мимоходом кидает Джин, подходя к Чонгуку и забрасывая ему на плечи руку. — Он с Юнги теперь вместе тусуется, музыку тоже любит. Намджун только не в курсе, что Юнги с ним часто в студии, не пали его, а то у Кима истерика будет.       А Чонгук медленно на своего хена взгляд переводит. Юнги стоит возле компьютера, проверяет аппаратуру для музыки, что-то параллельно отвечая Тэхену.       Злиться даже не получается, потому что, ну Юнги крутой. С ним много кто из-за вкуса музыки тусуется, сам Гук из их числа. Даже Джин, которому похрену, что слушать, когда бухаешь, частенько к тому на студию ходит. Но зависть и ревность расползаются по животу, сцепляются, и в грудину отбивают колкими ударами. Две слепые сучки, что Чонгуку крышу сносят из-за Чимина.       — Чонгук, прием, — Чон смотрит на Юнги, кивает говорящему Джину и получает в ответ тихий шепот: — Глянь-ка, кто это у нас тут, — и совсем не по-дружески разворачивает в сторону входной двери, где видно разувающегося Чимина.       Размякший в теплоте, стоит в большой зеленой куртке, джинсах черных и потрепанных кедах. Волосы спрятаны под кепкой, а улыбка сразу же появляется на губах, как только к нему парни поворачиваются один за одним кидая приветы.       Даже Чонгуку улыбнулся.       — Привет, — громко кидает, кланяясь. Ишь, послушный какой. Хосок к нему обниматься сразу лезет, в ответ получает крепкие объятия и шепот какой-то, только Хосоку слышимый, а Чонгук сучку зависть буквально обеими руками душит, чтобы та заткнулась и не будила ревность, иначе всем будет пиздец.       И как-то вечер протекает уже в компании новенького. Новеньким он тут кажется только Чонгуку, который до этого с ним не тусовался вместе в таком маленьком помещении, где можно ощутить запах хена, а не запах потных тел с танцпола клуба. Остальные, как бы между делом, поделились, что часто вместе ходят куда-нибудь, отдыхают и проводят релакс-деньки за выпивкой на квартире. Чонгук возвращает Джину маленькую ненавистную улыбочку, когда тот специально говорит об этом.       Заливать горе алкоголем — выход. Чонгук уже не может ровно сидеть, когда парни что-то обсуждают, собравшись в группки, а он сидит на диванчике. До него пока никому дела нет. Да и не разговорчивый он так чтобы, часто и без выпивки сидит в углу, слушает других и временами поддакивает или слово вставляет.       А сейчас, когда Чимин так миленько с Тэхеном беседуют, у Чонгука даже нет сил ревновать. Он пьян, отвергнут и обижен. Все, что он хочет — выпить еще, и, может самую малость, покурить. Только Юнги ему голову свернет, если в квартире закурить, а встать так тяжело, голова немного плывет, а ноги совсем не держат.       Чонгук тянется к бутылке с пивом, отпивает немного, и пытается ногтем сдернуть влажную этикетку от стеклянной бутылки. Бесится, когда не выходит, громко выдыхает и обиженно смотрит уже на бутылку.       — Думаю, ему хватит, — слышится чей-то голос.       Подняв голову, Чонгук видит обращенные на него взгляды хенов, сам он уже ничего не понимает и опускает взгляд снова на бутылку. Ему сейчас хорошо, ему сейчас не до Чиминов, которые там по девочкам за метр семьдесят.       На учебу Чонгук ходит раз через раз, ему по статусу позволено. Оценки удовлетворительные, мама директор, отец в институте образования работает, а Чонгуку учеба вот эта со всеми экзаменами на хрен не нужна. Получит диплом о среднем полном образовании, да как птичка полетит на свободное плаванье. У него в планах как минимум художественный вуз, как максимум компания для стажировки в айдолы. Он не скромничает, да и не с его внешностью и голосом невинной овечкой в стороне сидеть.       Потому после пьянки Чонгук дома не появляется сутки, отлеживаясь, по доброте душевной, у Юнги, и в школу, соответственно, не идет. Взволнованные расспросы от матери, конечно, не игнорирует, ссылаясь на оказываемую помощь для заболевшего друга, за что от Юнги получает шлепок по подзатыльнику, а вот от отца нагоняй получает уже дома, лишаясь карточки. Не надолго, правда.       О Чимине не думать выходит откровенно херово, но Чонгук мысленно хвалит себя за попытки, обреченные на провал, а в итоге, на четвертый день после их последней встречи, не выдерживает, пишет ему.       Чимину: Ты вот меня постоянно отвергаешь, а я вот, знаешь, спать ночью из-за тебя не могу. Возьми на себя ответственность.       И как только нажимает на отправку, уже бьется головой о подушку. Да ему самому такое не писали, даже те милые девчушки, с которыми он перепихивался в клубах и давал номерок на «возможно, еще разочек встретимся». Куда он катится, черт подери.       Тем не менее, ответ приходит где-то через минуту и тридцать семь секунд, и Чонгук почти уверен, что даже на математике столько внимания цифрам не уделял.       От Чимина: «Отвергаю я тебя, по уже разъясненной тебе причине. Спать ты не можешь, потому что меньше нужно в овервотч рубиться (знаю я, потому что Джин часто говорит как проигрывает тебе, когда остается у тебя). Теперь ответственность с меня снята?».       И вот отвечать-то нечего на такое. Не написать же ему «возьми на себя ответственность за то, что своей красотой заставил влюбиться и голову потерять!».       Пока Чонгук терзается своими мыслями, ворочаясь из стороны в сторону, его телефон разрывается еще одним оповещением.       От Чимина: «Ты в порядке после того вечера? Выглядел не очень. Тебе не следует так много пить в столь юном возрасте, Чонгук».       В голове Чонгука происходит «б у м». Он даже не успевает подумать о том, что это совсем не дело Чимина, что ему следует делать, а что не следует. Обычно он посылает таких людей, как только те открывают свой рот, но сейчас в его голове только: «Чимин же беспокоится обо мне? Так ведь? Это же забота?».       И счастливое сердце, такое глупое и наивное, совсем затмевает разум, пока пальцы быстро печатают ответ.       Чимину: Тебе следует контролировать своего донсэна.       Проходит больше двух часов, прежде чем Чонгук понимает, что ждать ответа не стоит. Сон накатывает вместе с образовавшейся внутри парня неуверенностью.       Учеба протекает относительно нормально. Последний год Чонгук херит, как и предыдущие десять, но ни в коем случае не жалеет об этом. Сейчас в приоритете чаще посещать занятия в художественной академии по подготовке к вузу, и уделять время вокалу и танцам, готовясь вступить в компанию в качестве новичка.       Последние два месяца, с тех пор, как Чимин появился в его жизни, подобно штурму, Чонгук попросту прекратил уделять должное внимание своему запланированному будущему. Как ни крути, а поступать придется, здесь родители глаза не закроют.       Посещение клубов резко сократилось, недотрах резко возрос. В штанах уже дымилось, до того хотелось потрахаться, и Чонгук сделал себе поблажку, отправившись вместе с Джином в клуб вечером пятницы.       Выряжаться особо в планы не входило, поэтому Чонгук пошел во всем черном, убирая кредитку в чехол телефона, чтоб наверняка. Вечер обещал быть продуктивным; выпить-потрахаться-позалипать на Чимина (если он там будет)-добраться до дома.       В клубе народу уйма, все танцуют и веселятся, а Чонгук прямиком направляется к барной стойке, желая пригубить пару рюмок для развязывания языка на вбросы комплиментов. Сегодня хотелось мальчика, а потому Гук начал активно стрелять глазами из стороны в сторону, присматриваясь к симпатичным парням в одиночестве. Таких было не мало, но заметил Чонгук только одного.       Опустошив рюмку, Чон кинул Джину, что тот может без него уходить, а сам направился к пареньку. Тот стоял у стены, поправлял черные волосы за уши и кусал губы. Замашки с губками прокатили, Чонгук легко мог представить Чимина.       — Обольститель, я только пришел, а твои губы уже сводят меня с ума, — не отрывая взгляда с губ и выпирающей челюсти, Гук медленно облизывается, маниакально улыбаясь. Очень губки смахивают на одни любимые Чоном. Пухленькие, влажные, верхняя чуть больше. Облизавшись еще раз, Чонгук слышит низкий голос этого парня.       — Я не по мальчикам, — а как неуверенно сказал-то.       И уже через полчаса Чонгук максимально расслаблен, пока этот я-не-по-мальчикам ему отсасывает в туалете, прежде чем позволить себя трахнуть без резинки.       Кабинка туалета чистая, но запах мочи и секса напрочь убивает желание здесь дышать, и потому, чувствительный к запахам Чонгук, утыкается носом в темную макушку, глубоко вдыхая запах шампуня и пота. Уж лучше так, чем моча.       Парень, чье имя так и не было озвучено, после секса улыбнулся и, вытеревшись, вышел. Чонгук поставил напротив парня галочку за понимание. Секс был хорошим, теперь можно и нажраться, чтобы собственное имя не вспомнить.       Как ни странно, но застать Чимина в клубе не удается, да и не горел желанием его видеть и Чон. После секса с незнакомым парнем совесть взыграла, сжирая его. Стало как-то неприятно, что вот он еще вчера ныл о любви к Паку, а уже сегодня, ради угождения собственному члену, трахнул кого-то. Стыдно было за себя, перед самим же собой.       Остаток ночи он провел за столиком, выпивая слишком много алкоголя, чтобы помнить, как добрался домой.       Новость о том, что у Чимина появилась девушка, вызвала в Чонгуке смешок, перекочевавший в истерический смех и слезы.       Просто одним хреновым вторником, когда Чон потянул лодыжку на практике и не мог вытянуть ноту из-за сковывающей горло простуды, ему пришло сообщение от Джина, который предупредил, что сегодня заедет к нему вечером.       Родители дома почти не появляются, постоянно занятые работой и поиском новых впечатлений. Чон все ждал, когда те уже признаются ему, что ходят налево, изменяя друг другу по обоюдному согласию. Но спустя два года этого все еще не произошло.       Джин приехал к двенадцати ночи, сразу же открыл банки с пивом и протянул одну Чонгуку, усаживаясь возле дивана и смотря куда-то в пол.       — У Чимина девушка теперь.       Молчание недолгое, но прерывает его вновь Ким.       — Красивая очень. Их Юнги познакомил. Они теперь, как бы, вместе. Вроде как, уже неделю или больше. Поэтому с нами не тусовался в прошлый раз.       У Чонгука внезапно сильной болью отдается в лодыжке, за которую он хватается, чтобы размять. Сказать что-то в ответ не выходит, горло сковано, и Чон понимает, что это не столько его простуда, сколько сдерживаемые им рыдания. Что, блять, за день.       Выходит смутное "угу", а в следующее мгновение он загибается пополам, раздаваясь рыданием. Джин обнимает его со спины, не говоря ни слова. И если даже хен не говорит сейчас успокаивающих слов, это означает лишь одно — Чонгук действительно проебался, влюбившись в Чимина.       Чонгук редко говорит про чувства, наверное, ему это передалось от родителей. Не то чтобы он смущается, или не хочет поделиться тем, что на душе, парень просто не умеет это делать. Он не видит в этом крайней необходимости, да и как-то не получается говорить об этом. Вроде, сидит он с Джином, лучший друг, как никак, а стоит попытаться рот открыть, как вместо запланированных интимных разговоров вылетают саркастические предложения закинуться выпивкой и порубиться в овервотч.       Как бы смешно не было, но Чимин стал первой любовью.Той клишированной безответной любовью, у которой колом стоит на девчонок.       Первую неделю Чона не мог узнать сам Джин, другие парни реагировали на отказы потусить с пониманием, мол, занят подросток, поди, свои уроки учит, а Ким, как верный хен, сидел с мелким и утешал по-своему.       — Зато теперь знаешь какого это, впервые влюбиться, — так себе утешал, правда, но пытался.       Скептически глянув на хена, Чонгук отвернулся к стене, пытаясь уснуть.       — Да ладно тебе, не игнорируй меня. Сам подумай, из-за чего ты страдаешь, мелкий. Ты же Пака не знаешь, от слова совсем. Увидел, понравился и начал приставать. Чего ты себе воображаешь.       Слова Сокджина кольнули. Чонгук пытался от них отмахнуться, но горькая правда вжиралась внутрь, заставляя сердце громко стучать, а живот неприятно сжиматься.       Он понимал, что не знает Чимина. Понимал и то, что скорее всего, единственно, что ему в нем приглянулось — внешность, но почему же так больно и скребет на душе, раз просто попался на оболочку с красивой фольгой?       — Чимин волнуется о тебе. А я уверен, что напрасно. У него сейчас отношения, он так их желал. Ты его не знаешь, а потому скажу: Чимин не может без любви, без внимания. Они ему необходимы. Ему нужен не ты Чонгук, как и тебе не нужен он, вернее то, что у него на душе — тебе нахер не нужно, тебе лишь нужно трахнуть его. А он сейчас волнуется о тебе. И я злюсь. Потому что ты и он мои друзья, и я знаю вас как облупленных, чтобы сметь утверждать, что сейчас ты страдаешь по своему пострадавшему эго, а Чимин слишком добр, раз интересуется все ли у тебя в порядке, когда вы даже парой ласковых слов не перекинулись.       Чонгук начинает злиться, разворачивается на кровати, смотрит прямо на Кима, и со злостью бросает:       — Раз я такой хуевый в твоих глазах, нахер мы тогда продолжаем дружить?       — Я не говорил, что ты хуевый. Дружу, потому что ты отличный друг, но ты херовый партнер в отношениях. Я знаю тебя пиздецки долго, за это время у тебя было столько людей в постели, скольких я не вспомню, так с чего ты взял, что увидев Пака пару раз, влюбился в него?       Ответить было нечем. Джин был прав во всем, и это чертовски било по Чонгуку. Он не привык к такому тону их разговора, как и не привык к тому, чтобы кто-то высказывался о нем так.       Этой ночью Чонгук копался в своих мыслях, не имея возможности найти ни одной причины, по которой он мог бы объяснить, почему влюбился в Чимина.       Находиться в общежитие скучно. Чонгук решает забрать документы, уступив койку на дряблой кровати кому-нибудь другому, и полностью переезжает домой. Не так уж часто он и бывал в общаге, в принципе.       Тэхен звонит на неделе, приглашая потусоваться вместе, ведь, вау, они давно не встречались вне общей компании. Чон соглашается, в очередной раз наматывая круги в танцевальном зале с другими новичками.       О Чимине Чонгук не хотел знать ничего. После того разговора с Джином, Чонгук действительно понял, что попросту страдает из-за ничего. Внешность Пака была слишком завораживающей и соблазнительной, а он слишком поддатым и несчастным, когда увидел его таким. Красивым, легким, миниатюрным и желанным. Должно быть, нехватка остроты ощущений сыграла с ним в тот день несколько месяцев назад злую шутку, или освещение так красиво падало на лицо Пак Чимина, или алкоголь заставил его посмотреть как-то иначе. Чонгук не знает.       Правда состоит в том, что сейчас Чонгук концентрируется на повороте в воздухе, приседании и упрямом взгляде в отражении зеркала. Чонгук желает танцевать вечность. Его единственная страсть — танцы. Он ими живет, дышит, не может насытиться, сколько бы не старался.       — Блять.       Очередной прыжок и падение.       Чонгук реально заебался.       Какого черта этого Пака так много в его голове, если он дал себе слово прекратить. Осознал, что тот ему нахер не нужен. Тогда почему он не прекращает думать о нем уже бесчисленное количество дней?       Должно быть, это галлюцинация, появившаяся на почве постоянных тренировок и изнеможения. Или у Чонгука поехала крыша, тоже вариант. Но нет. Чимин стоит в десяти шагах от него, держится рукой за дверную раму, выглядит неуверенно и немного глупо.       Глупо настолько, что Чонгук хотел бы поцеловать его и завалить на себя, обнимая так крепко и вдыхая его аромат так быстро, как может. Он понимает, как сильно соскучился по Чимину, только когда замечает его. Так сильно соскучился.       — Привет, Чонгуки, — глаза-улыбки, обращенные на него. Черт. Чонгук не уверен, что произошло, почему Пак прямо сейчас тут, в комнате трейни и как он сюда попал.       — Привет.       Чимин не похож на себя; слишком пассивен и мягок, обычно он не ведет себя так в компании Чонгука. Хоть они и оставались лишь дважды наедине.       — Джин-хен сказал, что ты много работаешь в последнее время.       — Разумеется, ты не мог прийти просто так. Джин.       — Это не то, что я имел ввиду, Гуки, — Чимин выглядит неуверенно, пытается подойти ближе, размахивая руками. Чонгук не понимает, почему тот вообще пришел и почему пытается доказать ему, что волнуется о нем.       В комнате повисает тишина. Чонгук не намерен ее нарушать. Ему достаточно неуютно, чтобы оставаться в своем положении; облокотившись о зеркальную стену и глубоко дыша после тренировки. А Чимин глядит по сторонам, словно ищет что-то, но вздыхает, не находя и вновь обращая внимание на Чона.       — Ты не дурак, а я не любитель врать. Джин рассказал о том, как ты отреагировал на мои отношения. Мне жаль, что я не могу ответить на твою симпатию взаимностью, Гуки. Ты милый ребенок, и должен знать, что я бы с удовольствием общался с тобой, как хен и донсэн, но разве это разумно, находиться рядом с человеком, который тебе нравится и пытаться к нему охладеть?       Чонгук смущен. Шокирован и смущен. Хен знает о его симпатии. То есть, не то чтобы Чонгук не проявлял ее, но в последнее время он осознавал, что выглядел как глупый подросток в пубертатный период, околачиваясь вокруг Чимина и выклянчивая уединиться. Все его поведение было именно таким. Вульгарным и откровенно намекающим на секс, без проявления каких-либо чувств. Но это не значит, что их не было. Просто он не знает, как их показать.       И Чимин, кажется, понял это, понял, что за неудачным флиртом и грязными словами прячется мальчик, который впервые влюбился и не смог найти слов для выражения своих чувств.       Чонгук краснеет. По его шее и телу течет пот, а сердце барабанит по ребрам.       Он не успевает подумать, прежде чем выдает:       — Мы могли бы попробовать.       — Гуки?       — Могли бы попробовать дружить. Пожалуйста.       Прямой взгляд в сторону Чимина.       Принимая дружбу Чонгука, Чимин не знал, что за этим будет следовать.       Взгляд. Прямой, не увиливающий при поимке, ревностный, до неуютного злой и собственнический. Им Чонгук его жрет до мурашек по спине. Чимин смеется, поправляя своей девушке прядь волос, и по звуку отодвигающегося стула рядом понимает, что Чонгук дружить нихуя не умеет.       Сокджин успокаивающе машет рукой, мол, все в порядке, сиди, сам с мелким разберусь, и выходит из комнаты Юнги на балкон, к Чону. Пятничная компания пополняется девушкой лишь сегодня. Чимин не знал, что это приведет к таким последствиям, если бы знал, не сказал бы Сыльги, что да, это окей, прийти к его друзьям вместе, ведь Сокджин тоже как-то приводил свою бывшую к ним. Это окей.       Не сегодня. Не с Чонгуком. Не с его дружбой тире чувствами.       Чимин впервые в отношениях, не трахнуться-извини-ты-не-в-моем-вкусе, а в отношениях, когда «ты мне нравишься» перед прощанием с чмоком в щеку, когда «я волнуюсь, позвони мне» поздно вечером, когда вместо «давай забудем эту ошибку» идет «давай помнить и учиться на них». У Чимина соулмейт нашелся, давний, потерянный, нежный и такой ему подходящий.       Не сегодня. Не с чонгуком. Не с его дружбой тире чувствами.       Чимину извиниться приходиться, поцеловать руку Сыльги, чтобы услышать теплый смех и увидеть мягкую понимающую улыбку, а затем идти к Чонгуку, выпроваживая Сокджина.       Печальный какой. Облокотился на перила балкона, смотрит вниз, футболка белая сзади испачкана грязью, прислонился похоже сначала. Пак усмехается, ближе подходит, проводит рукой по спине, отряхивая грязь, и чувствует как мышцы на спине парня напряглись под его касанием.       — Мы ведь учимся дружить, Чонгук.       — Ты не представляешь, как сложно с тобой дружить, хен.       — Так ты объясни.       И Чонгук устал пытаться, устал учиться, устал так сильно. Чимин уже месяц весь такой дохуя друг, а у Чонгука какого-то черта совсем не легчает. Он поворачивается лицом к Паку, облокачивается на перила спиной и пальцем манит подойти ближе к себе. Чимин с улыбкой отрицательно качает головой, но ближе подходит, сложив руки на груди.       Тепло их дыхания создает между ними общие вдохи. Чонгук смотрит на губы хена, улыбается, а затем спускает весь месяц попыток в черную бездну глаз Чимина.       — Это хен, когда я смотрю на тебя, и мне хочется не только залезть в твои трусы, но и прижаться к твоей шее и вдыхать твой запах, пока не усну.       Чимин ловит ртом последний вдох, прежде чем случается две вещи: Чонгук касается его губ своими, а Чимин чувствует тепло в груди.       Чонгук ворочался на постели, пытаясь осознать, что это не его нажравшееся алкоголем сознание выдает ему поцелуй с Чимином, а что это было в действительности. Что Чимин ответил ему.       — Да, блять, быть не может, — лежа на спине, он уставился в потолок. Чимин ответил ему. Типа. Выпятил губы. Помотал головой. Остановился. Приоткрыл губы. Коснулся языком верхней губы Чонгука. Сжал губы. Мягко отстранился.       — В смысле? — Чонгук повернулся набок, нахмурив брови. Чимин ответил ему. Провел рукой по щеке. Улыбнулся нежно. Посмотрел на их ноги. Взглянул в глаза Чонгука исподлобья. Отошел. Развернулся и вышел с балкона.       — Блять, это реальность.       Чонгук резко сел на постели, схватившись за футболку в области груди и громко задышал, пытаясь отыскать что-то в своей комнате взглядом. Сердце барабанило так сильно, Чон не слышал ничего, кроме грохота и его тело трясло до такой степени, что он встал и быстро подошел к окну, открывая его настежь и вытаскиваясь почти наполовину.       Холодный ветер Сеула привел его в чувства, заставляя вспомнить каждую деталь поцелуя, инициатором которого был он сам. А Чимин позволил ему целовать его, не оттолкнул, не послал, не ударил, а потянулся губами к Чонгуку, даже язык высунул.       Чонгук воет. Падает на пол, прижимаясь спиной к стене и сворачивается в клубочек, обнимая себя руками и всхлипывая.       Чимин пожалел его, ответив на поцелуй. Позволил ощутить то, что Чонгук мог бы получить, дал возможность остыть и выпустить пар, да только теперь Чонгук с полуоборота хочет врезать себе за это. Пак пожалел его, несчастного и глупого, тем самым Чон просто стал капризным ребенком, требующим к себе внимания в глазах Чимина.       — Блять.       Чонгук учится держать дистанцию. После осознания, что Чимин жалеет его, на душе настолько стало гадко и омерзительно, словно в него плюнули. Чон чувствовал себя преданным, хотя и понимал, что Чимин ничем ему не обязан, а тем более дал ему то, что Чонгук взял без разрешения, почти силой.       Позволить себе касаться губ Пака было неверным решением на пути сближения. Поцелуй дал кратковременную дозу счастья и пустоты внутри от избавившейся тяжести, а затем взамен кинул мешок боли.       Прятаться и играть в кошки-мышки Чон не собирался, но играет очень даже неплохо. Бегать от Чимина ему не требуется, тот не гонится, но вот игнорировать его присутствие в квартире Юнги запросто. Пару стопок водки, сверху закинуться пивом и выйти в туалет, якобы, по делам.       Самое блядски раздирающее душу на куски, это то, что Чимин пытается подойти, как можно безопаснее обустраивает их взаимодействия, попадись они метр на метр в компании друзей. Он не просит поговорить, им не о чем. Не просит держаться подальше, придвигается ближе. Не просит не смотреть на него, единственное, что Чонгук избежать не может. Чимин просто остается Чимином. Мягким, добрым. Таким его узнал Чонгук за время их месячного общения.       — Чонгук, расслабься, — Тэхен наваливается на его колени, обнимая за шею, смеется, как гиена, доволен тем, что видит. Довольствуется тем, что Чонгук по уши в Чимина, а тот ему не дается. Чону послать хочется Тэхена, но он теплый и безопасный, а атмосфера между ним и Чимином слишком не располагает к комфорту, поэтому Тэхен вовремя. Еще бы молчал.       — Юнги сейчас пишет новую песню, и Чимин будет ее исполнять, — Намджун сидит облокотившись на диван и перебирает пряди волос Мина, пока тот недовольно бросает на него взгляд. Чимин удивленно вскидывает брови.       — А разве это не было секретом Юнги-хена?       — Было, но пиво развязало кое-кому язык, — недовольно тянет Юнги, мимолетно наблюдая за тем, как Чонгук весь собрался, выпрямившись вместе с Тэхеном на его руках.       Чонгук, кажется, проебал половину жизни, раз только сейчас узнает про певчие данные Чимина. Это где он так хорошо приложился, что ему это не было известно за почти три месяца, как он знает самого Пака.       — Ты не говорил мне, что поешь.       Дистанция к хуям, Чонгук возмущен и прикладывается к бутылке пива. Смотрит на Чимина, подтягивающего колени к груди на диване. Выпячивает губы, волосы трогает. Чонгук так соскучился, что чувствует, как начинает напрягаться его член под штанами. И это чувствует Тэхен. Но молчит.       — Да я так, вот, Юнги сказал, что я неплох, и... Он же хен, я как мог отказать? — Джин забавляется, наблюдая за всем со стороны, Хосок занят в телефоне, а Юнги и Намджун скептично смотрят на Чимина.       — Да, но ты не сказал об этом мне. Мы ведь друзья, разве нет? — Чон напирает.       — Блять, Гук. У тебя встал.       В комнате воцаряется тишина. Хосок даже отвлекся от телефона, чтобы встать и поднять Тэхена с колен Гука, пока тот сидел безумно красный и смотрел на растерянного, застывшего на месте Чимина.       — Гукки, сколько раз мне нужно извиниться, чтобы ты прекратил игнорировать меня?       Дохуя, хочется "Гукки" ответить. Из-за этого пернатого друга, который язык за зубами держит только при минете Хосоку, Чону пришлось краснеть перед хенами и стыдливо глаза в пол при Чимине опускать. Еще никогда Чон не позорился так при друзьях. Никогда.       Даже когда блевал в ванной Джина, а тот потом убирал за ним. Даже когда Юнги застал его за мастурбацией на своей кровати ранним утром. Да миллион ситуаций. Но Ким Тэхен, как обычно, отличился. Знал зараза, что не из-за него у Чонгука встал, знал и не удержался, высказался.       — Отвали.       Тэхен такого слова не знает, глазами хлопает, обнимает, в шею хнычет, просит простить. Чонгук бы и дальше мог злиться, что он и делает, но все же принимает попытки хена и отстраняет его от себя. Тот смотрит щенячьим взглядом, счастливо улыбается, руки снова тянет.       — Харош уже, а.       — Я же хотел посмотреть, как Чимина отреагирует. Ну-ну, согласись, ревновал же, да-да? — Чонгук кипит при упоминании Чимина. Вспоминать, как тот осоловело на него смотрел, а затем перевел взгляд на его стояк под джинсами... Это, блять, выше чоновых сил.       — Из-за тебя он думает, что у меня встал на тебя и я конченный извращенец. Вот и все. Не было никакой ревности.       — То, что ты конченный извращенец он знал и до этого, когда видел тебя целующегося с двумя парнями поочередно, а вот то, что у тебя встал, пока ты на него смотрел — факт, а еще факт — Чимин знает это.       — Блять, в смысле? Когда он меня видел? Я делал, что?       — Гук, проснись, в клубе, может, месяц назад, или полтора, ну я не помню, помню только ты у стены прижимался там к ним, парнишкам, а Чимина еще такой красный сидел, спрашивал, чего это ты делаешь, ха-ха, такой наивный ребенок, айщ, вот бы мн-       — Тэ, не бубни. Я в очередной раз проебался, да? Он знал, что я бляденыш, и все равно поцеловал меня, бля... — Гук падает лицом на парту, игнорируя шум вокруг.       Его светлый Чимин знал, какая он сучка, своими глазами видел, и все равно ответил ему на поцелуй тем чертовым вечером... Какая стыдоба.       — Он что?       Чонгук поднимает лицо с парты и осознает, что про поцелуй было известно только ему и Чимину.       — Бля.       — Живо рассказывай!       Горящие огнем глаза Тэхена не давали надежду на то, что он не возьмет дело в свои неуклюжие руки.       О своем плане Тэхен молчал так же хорошо, как и о том, что узнал про поцелуй между Чоном и Паком. Хоть где-то не проебался. Однако, узнать, что именно задумал Ким так и не удается ровно до того момента, как его план срабатывает.       Чимин в квартире Тэхена — не то, что ожидал увидеть Чонгук, придя по просьбе Кима порубиться в игру вместе. Самого хозяина квартиры не было. Зато был расслабленный Пак Чимин в мягком свитере на кровати Тэхена. Чонгук сглотнул слюну слишком громко.       — Привет, Чонгукки. Тэхен позвал тебя поиграть вместе? — Чонгук отрицательно мотает головой. Он готовым к сладкому голосу Чимина не был. Они две недели не виделись, у Чона пиздец на душе творится.       — Где он?       — Тэхен сказал, что дома нечего кушать, поэтому ушел в магазин, скоро вернется. Вы, наверное, разминулись.       Невинный Чимин трогает свои пальцы, теребя на них кольца. Чонгук через рот дышит, собираясь с силами, чтобы не позвонить Тэхену и не выбить из него дух своим криком. Такой подставы он не ожидал.       — Хен, ты не злишься.       — Это не вопрос, Гук.       — Это не вопрос.       — Не злюсь.       Чонгук вздыхает, подходит ближе, хочет сесть рядом. Чимин двигается, уступая место. От Чимина духами вкусно пахнет, так свежо и приятно. Облизаться хочется.       — Мы с тобой ведь дружить пытались, а тут я снова накосячил... Целоваться полез. Мне стыдно. Пиздецки стыдно, — Чонгук не хочет выглядеть жалко, он так этого не хочет, но его чертов голос надламывается, а глаза щиплет, и будь он проклят, но он вынужден спрятать лицо в ладонях, чтобы не рыдать на глазах Пака.       — Чонгук, — горячие ладони на шее, Чон вздрагивает как от холода, не двигается, ощущает пальцы, гладящие его шею. Чимин шуршит одеялом, двигаясь ближе, вплотную, чтоб бедра касались, а сердце Чона барабанило. Пальцы ведут по шее, пока вторая рука аккуратно отстраняет ладони от лица.       Дышать? Чонгук, дыши, хочет он крикнуть, но Чимин смотрит ему в глаза, у него взгляд пронзительный, цепляющий, такой громко говорящий о чем-то, и, хрен его знает о чем, но Чимин гладит его щеку, а Чонгук подыхает уже без кислорода.       Только он хочет сделать один вдох, как Чимин впечатывается своими губами в его, лишая возможности и даря целый диапазон чувств.       Чонгук шокирован, его ладони цепляются за щеки хена, приближая ближе, углубляя поцелуй, делая его страстным и глубоким. Их тела не могут отстраниться, вжимаясь друг в друга, ища ответы и тепло.       Они целуются, и Чонгук не может описать словами то, что расцветает в его груди.       Чонгук не хочет отстраняться, он насладиться хочет губами мягкими, податливыми и горячими. Ему такие еще не доводилось пробовать на своих. Ни разу.       В голове пусто, руки влажные, но Чимина трогают по шее, гладят так, что дрожь пробирает обоих, и не понятно, кого больше: Чимина, которого ласкают длинные пальцы, или Чонгука, который почти скулит в поцелуй до того он чувствует себя истосковавшимся. По губам этим потрясающим.       Чимин отстраняется первым, последний поцелуй оставляя на краешке губ. Взгляд поднимает на Чона, улыбается так ярко, что глаза становятся маленькими полосочками. Маленькими улыбками.       — Ты же поцеловал меня не просто потому что был какой-то момент, да? Чимин, ты же сам поцеловал. Ты же не шутишь, да? У меня сердце сейчас так херачит внутри, что, кажись, я подохну, если ты мне от ворот поворот сейчас пропишешь после этого поцелуя, я отвечаю, сдохн-       Ладонь на рот. Чимин затыкает его, закусывает губу, смущен немного, хмыкает.       — Я поцеловал тебя. Потому что думал очень много обо всяком, решил, что лучше я попробую с провалом, чем не попробую совсем.       Чонгук нихера не понимает, руки хена в свои хватает, в глаза посмотреть просит.       — Хен. Понятнее скажи, я сейчас почти умер, а ты загадками снова.       — Говорю, что я хочу попробовать с тобой, с эмоциями и чувствами, чем не пробовать с тобой.       Чонгук думает, что хена знатно от поцелуя приложило, поэтому за руки к себе тянет, обхватывает падающего на него хена за лицо ладонями и влажно целует в губы.       — Я по тебе с ума схожу.       — Я по тебе, кажется, тоже, Гуки.       — А Сыльги?       Чимин молчит какую-то минуту, у Чонгука внутренности кульбит совершают.       — Мы поняли, что нам комфортно друг с другом, как друзьям. Она очень милая и я не хотел впутывать ее в свои метания от мыслей о тебе. То есть... Конечно, я о тебе думал. Ты же так смотрел на меня, мне льстило очень, но еще я видел, какой ветреный ты в отношениях, и хоть ты мне сказал, что я нравлюсь тебе, я тебя видел с другими. Я не говорю, что ты должен был мне держать обет, но твои зажимки с другими не давали мне повода довериться твоим искренним чувствам. И в итоге я просто понял, что слишком часто о тебе думаю, а Сыльги слишком умная и проницательная. Поэтому, я решил, что хочу попробовать с тобой, даже если совсем скоро ты решишь уйти к кому-нибудь-       — Блять, хен. Никогда. Пожалуйста, твою мать, я такой ублюдок. Я не знал, что ты вообще меня замечаешь, черт, ты обо мне думал? Я же говно такое, ты только плохое думал? Да и правда... Во мне хорошего с горошину, черт-       — Чонгук, не говори о себе так! Я не думал о тебе плохое, ни разу. Ты просто был в моих глазах не определившимся ребенком, вот и все. А затем я невольно начал засматриваться и понимать, что ты уже не ребенок, а мужчина. Взрослый мужчина, к которому я имею интерес.       Чонгук, все-таки, умер. Он обнимает Пака крепко, целует его лицо без внимания на легкие протесты, почти о б л и з ы в а е т Чимина. Он никогда не был настолько возбужден и удовлетворен одновременно.       Чимин, его маленький хен, который всегда "я, Гуки, по девочкам", думал о нем как о мужчине (плевать, что сначала считал его ребенком), он нашел Чона интересным. Блять.       — Мы встречаемся.       — Гуки, это не вопрос.       — Не вопрос.       — Бесстыжий ребенок.       — Я подарю Тэхену свою приставку, блять. Лучший друг на свете, честное слово.       Чимин смеется, обнимая Гука крепче. Прижимая к груди. Кажется, теперь у него будет кто-то, кто любит его целовать и обнимать слишком сильно, чтобы шарахаться по клубам в поиске случайных связей.       — А Джина пошлю нахуй, давно мог нас свести.       Чимин ударяет Чонгука по лопатке, смеясь в голос.