Непредвиденные последствия

      Гарри лежал на траве в одном из укромных уголков на берегу Чёрного озера, щурился на яркое солнце, пробивавшееся сквозь листву плакучих ив, и расслабленно грыз травинку. В его голове беспорядочным роем носились самые разные мысли. Начиная с самых прозаических: на что просадить министерскую награду? Заканчивая вполне себе философскими: если Волдеморт и в самом деле мёртв, то в чём смысл?              Гарри зевнул и закинул руки за голову. Это утро его порядком утомило. Начиная с самой церемонии награждения, его весь день преследовали толпы учеников, репортёров и фотографов. Его победа в турнире — ерунда. Пленённый Волдеморт — вот, что интересовало решительно всех. И праздношатающиеся любопытствующие его реально задолбали! Ладно, хоть на учеников нашлась управа: учителя споро и без разговоров разогнали всех по кабинетам — уроки-то никто не отменял.              С репортёрами и фотографами было сложнее. Уступая личной просьбе Фаджа, Гарри даже пришлось дать эксклюзивное интервью Рите Скиттер. Благо министр клятвенно заверил, что она получила хорошее внушение, и в данном конкретном случае не будет гнать свой фирменный ад. Но и они наконец-то отстали от Поттера и разбежались по своим редакциям строчить вечерний материал. Гарри же, чуток поразмыслив, просто сбежал из школы в свой любимый укромный уголок на берегу Чёрного озера, где намеревался проваляться чуть ли не до ужина.              Так что в данный момент Гарри просто наслаждался тишиной и покоем, прокручивая в голове события последней недели. Кто бы мог подумать, что случайная мысль спереть хроноворот сможет привести к подобным последствиям? Неделю назад он провожал безумным взглядом падающего в Арку Смерти Сириуса, а сегодня узнал про окончательное уничтожение Волдеморта. Притом, что Сириус жив, здоров и скоро будет оправдан. Красота!              Правда, во всём этом нашлась и своя ложка дёгтя: Гермиона и Рон. Первая, в результате глупого стечения обстоятельств стала считаться чуть ли не главной неудачницей всея Хогвартса. Второй же... С ним вообще всё было сложно. Похоже, все события последних суток, а именно те невероятные успехи и достижения Поттера, окончательно смутили неокрепшую душу Рона.              Поттер целовался с Гермионой. Поттер выиграл турнир. В честь Поттера закатили самую крутую вечеринку в Хогвартсе. Поттер набил ему морду. Поттер целовался с Лавандой. Поттеру дали медаль и тысячу галеонов. Поттер ни единым словом не упомянул его в своей речи. Поттер захватил двоих Пожирателей смерти и самого Волдеморта в придачу. Поттеру дали Орден Мерлина первой степени и ещё двадцать тысяч галеонов. Поттер, Поттер, Поттер! Везде один только Поттер! Мерлинов везунчик!              Всё это Рон прошипел прямо в лицо Гарри, когда тот попытался было заговорить с другом. У рыжего просто сдали нервы на почве острой зависти. Зависть была его единственным существенным пороком.              Нет, Рон был хорошим человеком, отличным другом и надёжным соратником. Но таким он был только с равными. Все пять лет их дружбы Гарри практически ничем от него не отличался. Да, он был богат. Но он не видел этих денег. Да, он был знаменит. Но польза от этой знаменитости была столь же непостоянна, как и общественное мнение. Да, на пятом курсе у него появилась девушка, и какая девушка! Но их отношения были далеко не безоблачными, и при первой же возможности пошли крахом. Гарри и Рон были равны, именно поэтому их дружба была столь крепка.              Сейчас же... Сейчас Гарри оказался на вершине успеха. У него были деньги, красивые девушки и слава, достойная самого Дамблдора, а что было у его лучшего друга? Ничего. Рон не смог этого принять и не смог этого простить. Печально, но что поделать? Такой уж у рыжего был характер.              Гарри отвлёкся от своих невесёлых мыслей о потерянной дружбе и прислушался: кто-то целеустремлённо шёл к его убежищу. О нежной любви Гарри к этому месту знали только два человека, и раз один из них больше не желал иметь с ним никаких общих дел, то иных вариантов не оставалось...              — Привет, Гермиона, ты где пропала-то? — улыбнулся Гарри, не открывая глаз.              — На уроках, где же ещё?              Гарри удивлённо распахнул глаза. Судя по голосу, подруга находилась далеко не в лучшем расположении духа. И в самом деле, она чуть ли не пыхтела от возмущения или даже... от злости? Такой он видел её всего один раз. Как раз перед тем, как она начала угрожать Дамблдору охотничьим ружьём своего отца. Правда, тогда она была на порядок злее, но и сейчас её взгляд не предвещал обидчикам ничего хорошего.              — Боже, что случилось? — всполошился он, принимая вертикальное положение.              — Общественное мнение со мной случилось! — проворчала она, повесив свою школьную сумку на сук и устраиваясь рядом с Гарри. — Нет, ты представляешь, эти идиоты верят всему — всему, Гарри! — что влетает в их пустые головы!              — Да что ты говоришь? — протянул он.              Гермиона, напоровшись на его полный иронии взгляд, чуть смутилась, но от своего не отступила:              — Извини, конечно, я всё понимаю, но... — она покачала головой, — из тебя не делали всеобщее посмешище. Тебя обожали, тебя боялись, тебя защищали, тебя порицали, тебя называли лжецом, тебя считали за психа — да, всё это было! Но что бы о тебе ни говорили, какие бы сплетни ни ходили по Хогвартсу, какую бы чушь ни писал Пророк, тебя никогда не считали за главного неудачника и посмешище всего Хогвартса!              — О, я так понимаю, тебе откликнулась болтливость Рона и моя пьяная несдержанность? — сокрушённо вздохнул Гарри. — Прости, я не думал, что так получится.              Она посмотрела на действительно расстроенного друга и потрепала того по плечу:              — Да причём тут ты? Ты виноват лишь в том, что напился до полного изумления. В таком состоянии тебе что Лаванда, что Буллстроуд — все на одно лицо. Лишь бы было что пощупать и что целовать. Тем более она сама к тебе полезла, иначе ты бы так и пил без остановки.              — Ну хоть что-то успокаивает, — снова вздохнул он. — И чем же тебя так допекли?              — Я знала, что он обязательно от неё сбежит! Она его недостойна! Я больше чем уверена: она и знать не знает, что такое парни, что с ними делать и как удержать! — явно кого-то цитировала она. — И это самое приличное из всего, что я услышала за это утро!              Гермиона некоторое время помолчала, пока Гарри тихо офигевал от её рассказа. В конце концов, она вздохнула и покачала головой:              — Но вся эта ситуация была бы ещё терпима, если бы не всякие разные сочувствующие и абсолютный бред некоторых из них. Сочувствие, если оно оправдано — хорошо. Сочувствие в данном же случае — попросту оскорбительно! А вот советы о том, как вернуть парня и удержать его около себя от пары клинических идиоток — это вообще, как ты выражаешься, форменный ад!              — Да? — неподдельно заинтересовался Гарри. — А ну-ка поделись.              — Нет, тебе этого лучше не слышать, иначе ты непременно разочаруешься во всём женском племени, — сардонически усмехнулась Гермиона. — Оно тебе надо? Я думаю нет.              Гарри хмыкнул и снова откинулся на спину, попутно утянув взвизгнувшую от неожиданности подругу за собой. Та сначала немного побарахталась в крепких объятиях, но потом смирилась и пристроила голову на его плече.              — Полежи немного, Гермиона. Расслабься, посмотри на небо, послушай пение птиц. Успокойся. Ну а потом мы вместе подумаем, как с наименьшими потерями выбраться из этой ситуации.              — С каких это пор ты стал таким романтиком? — несколько расслабившись, фыркнула она.              — Наверное, когда узнал, что Волдеморт мёртв, — улыбнулся он в ответ, — а у меня впереди вся жизнь, без всяких там Тёмных Лордов, дементоров и прочей нечисти.              Молодые люди лежали на берегу Чёрного озера, щурились на яркое солнце и размышляли о чём-то своём. Где-то там, у самой поверхности, грелся гигантский кальмар, которого выдавали лишь редкие волны, с еле слышным шорохом накатывающие на пологий песчаный берег. Гарри прикрыл глаза раз, другой и, пригревшись, постепенно погрузился в лёгкую дрёму.              — Я согласна, — внезапно сообщила Гермиона.              — А? Что? — сонно встрепенулся он. — С чем согласна?              — Не с чем, а на что. Я согласна попробовать стать с тобой парой.              Разом потерявший всю свою сонливость, Гарри приподнял голову и заглянул в глаза подруги. Та безмятежно смотрела в небо, и лишь порозовевшие щёки выдавали её смущение.              — Да, видать, тебя конкретно допекли, — впечатлённо протянул он.              Гермиона недоумённо посмотрела на него, но потом до неё всё же дошло, и она рассмеялась над его воистину неописуемым выражением лица:              — Ох, Гарри... — она вздохнула и приняла серьёзный вид: — Нет, я не буду утверждать, что вся эта ситуация никак не повлияла на моё решение — это было бы неправдой. Но и решающим фактором она также не явилась. Скажем так, общественное мнение попросту стало последней каплей.              — Ну хоть честно и то ладно, — проворчал он, снова распластавшись по траве. — Хорошо, и как ты себе это представляешь? Оно тебе вообще надо?              — Как я уже говорила: это было бы довольно любопытно, — с некоторым смущением произнесла явственно покрасневшая Гермиона. — Новый интересный опыт, как-никак.              Гарри попытался было хоть как-то ответить или возразить, но подходящие слова упорно не желали приходить на ум. Все те фразы и доводы, толкающиеся в его голове, могли быть расценены Гермионой как грубость, пренебрежение или, чем чёрт не шутит, издевательство. Спустя некоторое время нужные слова всё-таки нашлись, и Гарри осторожно сел, внимательно посмотрев подруге в глаза:              — Знаешь, мне всегда казалось, что подобного опыта лучше набираться в компании любимого человека, а не просто друга. Ты уверена, что я подходящая кандидатура?              — Уверена, — кивнула она. — Ты, вон, почти всю зиму пытался набраться опыта с условно любимым человеком. И как, успешно?              — А вот сейчас обидно было! — пробурчал он.              — Прости, не специально получилось, — без всякого раскаяния хмыкнула она. — Да и где они, эти мифические любимые? Что-то не видно их на горизонте. Или я кого-то упустила? Ладно, давай тогда рассмотрим кандидатуры из тех, с кем мы общались в несколько ином плане, чем просто по дружбе. Начнём с тебя, — она на секунду задумалась. — Чжоу? Да ты и сам, наверное, сейчас не стал бы с ней встречаться. Теперь-то, при живом-то Седрике? Нет, не вариант. Парвати? Лаванда? Признаю, ты мог бы завести интрижку с кем-нибудь из них, но до серьёзных чувств к своей партнёрше у тебя бы не дошло: не тот у них характер, совершенно не в твоём вкусе, — она выразительно пожала плечами и посмотрела на друга, порядком озадаченного таким раскладом его отношений с девушками. — Теперь посмотрим в мою сторону. С кем, кроме вас я общалась? По сути, только с Виктором. Может, он и имел на меня какие-то свои планы, но, как ты знаешь, я их не поддерживала. Дальше поцелуев в щёчку на прощание да переписки на отвлечённые темы у нас не заходило. Так что тоже не подходит. И что из всего этого следует?              — Мы неудачники? — почесал затылок Гарри.              — Не знаю, кто тут неудачник, но уж точно не я, — негодующе погрозила ему кулачком Гермиона. — Из этого следует, милый мой, что сейчас, как и весь следующий год, мы полностью свободны от своих чувств к кому бы то ни было. Это, может, и грустно, но также имеет и свои плюсы. Я ведь к чему веду: есть любовь, а есть доверие, уверенность и надёжность. И если первое рождается сравнительно быстро и легко, то вот остальное просто так не появляется и всегда что-то да значит.              Гарри поднялся на ноги и прошёлся по берегу, обдумывая слова Гермионы. Нет, он, в принципе, уже догадался, к чему она ведёт, но, дабы избежать возможного недопонимания, всё же попросил подругу пояснить свою мысль. Та с готовностью отозвалась:              — Может, то, что я скажу, покажется тебе кощунственным, но я на самом деле так считаю. Ты можешь безумно любить человека, но ему от этого, по сути, не будет ни жарко, ни холодно. Он может с равной вероятностью и поддержать тебя, и предать. То есть факт твоей любви к нему нисколько не гарантирует его порядочности.              — А так как мы только начинаем разбираться в человеческих взаимоотношениях, то лучше бы это делать в компании с тем, кому доверяешь и в ком полностью уверен. Так?              — Именно! — одобрительно кивнула Гермиона. — Как известно, везде соломки не подстелишь, но почему бы не попытаться постелить её хоть где-то?              Гарри задумчиво кивнул, сорвал травинку и засунул в рот. Погрыз её. Нет, в принципе, она всё верно говорила. И с её доводами он был согласен. Но что-то всё-таки не давало ему покоя. И, припомнив свои разногласия с Чжоу, Гарри сообразил, что именно:              — Всё это хорошо, но здесь есть один нюанс. Влюбляться я могу сколько угодно — это ведь, по сути, обширнейшее поле для самых разных косяков и ошибок. Да и сбежать можно практически в любой момент, — он немного помолчал и посмотрел ей в глаза: — А вот ты у меня одна, и меня как-то не радует перспектива в случае какой-нибудь особо эпичной неудачи потерять единственного по-настоящему близкого мне человека.              — Ох, Гарри, — она тепло улыбнулась и обняла друга, — я очень благодарна тебе за такую трогательную заботу, но, — она отстранилась и внимательно посмотрела ему в глаза, — что я тебе говорила на счёт доверия и уверенности? Так вот, говорю максимально откровенно, без намёков и экивоков: я доверяю тебе, — она сильно ткнула Гарри указательным пальцем в грудь, заставив того пошатнуться. — Доверяю целиком и полностью. Доверяю настолько, что абсолютно уверена: ты никогда и ни за что не сделаешь мне ничего такого, за что я могла бы всерьёз обидеться. Надеюсь, это взаимно?              — Ещё бы! — кивнул Гарри, украдкой потерев грудь. — Разве я когда-нибудь давал повод в этом усомниться?              Гермиона просияла и звонко чмокнула его в щёку.              — Ну так в чём проблема?              Гарри кротко вздохнул. Что-то ему никак не давало покоя. Создавалось такое ощущение, словно Гермиона в последнее время взяла за правило постоянно ставить его в тупик. Он внимательно посмотрел на подругу, которая терпеливо дожидалась ответа, посмотрел в её глаза и внезапно осознал истинную подоплёку происходящего.              Во время всего этого разговора Гарри замечал какие-то совершенно не относящиеся к делу эмоции, регулярно проскакивающие в её взгляде: немного неуверенности, чуток отчаяния, доля страха. И, связав с этим вчерашний разговор в Выручай-комнате, он сообразил: её согласие на его, в общем-то, довольно дурацкое предложение, которое сформировалось и слетело с языка абсолютно без участия мозга, обосновывалось не только приведёнными ею доводами, и даже не общественным мнением, на которое Гермионе, по большому счёту, всегда было плевать, но и ещё одним моментом. Разумеется, не самым главным, ведь это же Гермиона: мисс Здравомыслие, Благоразумие и Любознательность в одном лице, но, тем не менее, моментом довольно значимым.              Она боялась. Пройдя по самому краю между жизнью и смертью, сейчас она боялась чего-то не успеть, чего-то не сделать, чего-то не почувствовать. Гарри не был психологом, не был и легиллиметом, но он отлично знал свою подругу и поэтому был практически уверен в истинности своей догадки.              — Я понял твои доводы и примерил их на себя, мне они тоже подходят, — с некоторой долей фатализма кивнул он. — Ну что? Мне сделать официальное предложение или же просто пожмём друг другу руки?              — Нет, уж, с официальщиной пора завязывать, её и так сегодня было слишком много, — улыбнулась она, протягивая руку. — Ну так что, мистер Поттер, попробуем стать идеальной парой?              — Попробуем, мисс Грейнджер! — подкрепляя свои слова рукопожатием, кивнул Гарри. — И пусть только попробуют заявить, что мы не подходим друг к другу!              После утверждения достигнутой договорённости, Гарри вдруг почувствовал, что его молодой растущий организм активно требует компенсации за испорченный завтрак и пропущенный обед. Решение родилось как-то само собой — ни Гарри, ни Гермионе не хотелось появляться в замке — и тут же вызванный Добби получил заказ на организацию пикника на двоих. Обрадованный выше всяческих мер, он в течение десяти минут организовал и корзинку со съестным, и посуду, и большое клетчатое покрывало. Разве что гриль не приволок.              Гарри открыл небольшую плетёную корзинку для пикника и с любопытством заглянул внутрь. Там были любовно запакованные в бумагу и аккуратно уложенные копчёные колбаски, пара жареных куриных бёдрышек, небольшие плошки с салатами, нарезанный тонкими ломтиками сыр да свежая румяная выпечка. Всю эту ароматную композицию венчали две стеклянных бутылки — с соком и вином. Да, на этот раз Добби превзошёл сам себя. И где только вино умудрился спереть? Причём, судя по штампованной голографии на этикетке, маггловское.              — Итак, на чём мы остановились? — продолжил прерванный разговор Гарри, раскладывая добытую неугомонным домовиком провизию на покрывале. — Идеальная пара, так? И как ты её себе представляешь?              — Гарри, ты всё усложняешь, — несколько отвлечённо ответила она, разглядывая бутылки. — Не нужно стремиться к какому-то выдуманному идеалу отношений. Просто будь собой, и, я уверена, у нас всё получится.              — Всё? — хмыкнул он. — Что именно ты понимаешь под словом всё?              — А вот сейчас ты уже придираешься к словам.              Гермиона протянула другу бутылку с вином, уверенно кивнув на его вопросительный взгляд. Тот в некотором сомнении пожал плечами, но спорить не стал, вытащив пробку манящими чарами.              — Чего это тебя на вино потянуло? — наконец, поинтересовался он.              — Пить на брудершафт сок? Ты шутишь? — фыркнула она, наполняя пару пузатых винных бокалов.              Лицо Гарри приняло такое выражение, какое бывало у кота Гермионы, когда к нему с радостным визгом бросались первокурсницы, дабы всласть потискать рыжего пушистика.              — Что? Уже?              — Да, уже, — Гермиона с явственным укором во взгляде протягивала ему бокал. — Ну, за нас.              Они сцепились руками и, глядя друг другу в глаза, пригубили терпкий напиток. “Чёрт, и во что я опять ввязался?!” — обречённо подумал Гарри, отставив бокал и как-то механически потянувшись к Гермионе.              Первый их поцелуй получился быстрым и довольно смазанным. Но, как бы глупо ни чувствовал себя Гарри, целуясь с лучшей подругой, ничего страшного не случилось. Ему даже понравилось. И ей, судя по румянцу на щеках и весёлым искрам в тёплых карих глазах, тоже. Но всё же некоторое время после этого поцелуя они смущённо молчали, не решаясь сказать хоть слово.              Смущение начало потихоньку перерастать в самую настоящую неловкость, и Гарри, по собственному куцему опыту зная, как опасна бывает подобная неловкость, со временем превращающаяся в недосказанность и некоторое отчуждение, решил избавиться от неё первым же пришедшим в голову способом. Он притянул Гермиону к себе и поцеловал снова. На этот раз поцелуй получился что надо: долгий, чувственный и нежный. Когда-то давно он мечтал, что таким будет их первый поцелуй с Чжоу, а оно вот как получилось... Кто бы мог подумать?              Когда Гарри наконец-то отстранился от её губ, его просто распирало от положительных эмоций. Исчезли все сомнения и вопросы, страхи и опасения, ему было хорошо. Просто хорошо. Её затея постепенно переставала казаться Гарри такой уж странной.              — Ну как? Ещё не пожалела, что ввязалась во всё это? — весело осведомился он.              — Не дождёшься! — раскрасневшаяся Гермиона проказливо стрельнула глазками и беззастенчиво полезла целоваться.              Спустя ещё некоторое время и парочку не менее умопомрачительных поцелуев, Гарри всё-таки нашёл в себе силы оторваться от губ Гермионы и в изумлении покрутил головой:              — У меня нет слов! У меня просто нет слов.              — И ты ещё спрашиваешь: жалею ли я? — она счастливо улыбнулась и взяла за ножку уже давно позабытый бокал вина. — Веришь-нет, это лучшее из того, что со мной случалось за последние месяцы. И, самое главное, после всего напряжения последних двух недель, после того, как я два раза подряд оказывалась на волосок от гибели, подобная встряска была мне просто необходима. О, боже, всего-то пара хороших поцелуев, а какой заряд положительных эмоций!              — Рад за тебя, — улыбнулся Гарри, глядя на счастливую подругу. — Рад за себя. Рад за нас, — он поднял свой бокал и отсалютовал им: — За Гарри и Гермиону?              — За Гарри и Гермиону!              Хрустальный звон бокалов, опережая ветер, понёсся над спокойной гладью озера куда-то в сторону Запретного леса. Молодые люди пили вино и молчали. Вот только на этот раз молчание не было неловким, нет. Они молчали, абсолютно довольные и обществом друг друга, и всем произошедшим между ними. Это молчание было уютным.              Но сколько бы захватывающим ни было развитие отношений с Гермионой, молодой растущий организм Гарри не мог ждать, и всё ещё требовал немного еды.              — Как говорится: война войной, а обед по расписанию, — улыбнулся Гарри. — Извини, моя дорогая, но я всё-таки перекушу. С утра и не поел-то толком ни разу.              — Тогда и мне салатика тоже передай, — кивнула она. — Кстати, долго ты собрался тут сидеть?              — Как минимум до ужина, — Гарри взял копчёную колбаску и кусок хлеба с сыром. — Задолбали меня эти любопытствующие, спасу нет! Всё им интересно: как это я умудрился два раза предотвратить его возрождение тогда и обломать ему всю малину вчера?              — И что ты им сказал?              — Да ничего. Посылал всех без разбору то к Дамблдору, то к Фаджу, то к старшей Боунс, а потом просто накинул невидимку и... О, кстати, чуть не забыл!              Гарри поднялся на ноги и вытащил из карманов повешенной на дерево школьной мантии коробочку с орденом, пару чеков и плотно свёрнутую мантию невидимку.              — Прибери их к себе, если не трудно. Иначе точно до вечера всё растеряю.              — Без проблем, положи сам, — махнула она рукой в сторону свисающей с ближайшего сука сумки. — Ну а теперь, раз у нас всё получилось и возрождения Волдеморта в ближайшее время не предвидится, чем планируешь заняться летом?              Гарри сел рядом с ней, откусил кусок колбаски и задумчиво его пожевал.              — А чёрт его знает, — в конце концов, пожал плечами он. — Насколько я могу судить, нашествия дементоров на Литтл Уинтинг так же не предвидится. Значит, торчать всё лето у родственников мне совершенно незачем.              — Раз так, тогда я повторяю своё приглашение провести лето у нас.              — Помнится, когда я попытался принять твоё приглашение в прошлый раз, ты начала угрожать Дамблдору ружьём, а потом за тобой пришли авроры. Ты уверена, что хочешь повторить этот незабываемый опыт? Только учти, хроноворота у меня больше нет, — поддразнил он Гермиону. Та возмущённо фыркнула. — А если серьёзно...              Гарри задумался. Вариант послать Дурслей к чёрту даже не обсуждался, он подразумевался по умолчанию. А вот где именно провести лето — это был вопрос. Гермиона приглашает его к себе. С одной стороны, это было бы довольно весело. С другой же... Он припомнил все свои прошлые летние каникулы. Дурсли, Уизли, дом на Гриммо — везде один сплошной контроль. Он нигде не был, ничего не видел, никогда не оставался по-настоящему наедине с собой. Даже сидя в тесном чуланчике у Дурслей, он знал, что на кухне трещит по телефону Петуния, а в зале развалился на диване перед телевизором Вернон. Хотелось свободы и полной независимости. Хотелось хоть на короткое время обзавестись своим личным жильём.              — А если серьёзно, — повторил он, — то я, пожалуй, сниму, или даже куплю, если получится, квартирку где-нибудь в Лондоне. Слишком уж долго я слоняюсь по чужим углам. Можно сказать, всю свою жизнь. Везде в гостях, везде на чемоданах. Ты даже представить себе не можешь, как мне всё это надоело.              — Да, наверное, не могу, — грустно кивнула дочь успешных родителей с благополучным браком.              — Осталось только придумать, как всё это провернуть. Не думаю, что в большом мире вот так вот запросто сдают квартиры пятнадцатилетним подросткам.              — Это не проблема, — успокоила его Гермиона. — В крайнем случае, квартиру для тебя снимут мои родители. Я им рассказывала о твоей ситуации, и если уж ты не хочешь погостить у нас, то, уверена, они не останутся в стороне и помогут.              Гарри благодарно кивнул, хотя в душе сильно сомневался: ну какой адекватный взрослый даст несовершеннолетнему подростку жить одному? А в том, что родители Гермионы люди адекватные, он был уверен абсолютно.              Тем временем почти вся принесённая Добби еда закончилась, и Гарри, собрав оставшийся мусор обратно в корзинку, блаженно растянулся на покрывале. Сорвал очередную травинку, сунул её в рот и закинул руки за голову.              Гермиона же сняла свою сумку с дерева, достала лист пергамента и принялась что-то споро в нём строчить, лишь изредка замирая и в глубоких раздумьях покусывая кончик пера.              — Что пишешь? — лениво поинтересовался Гарри.              — Раз уж у меня появилась такая прекрасная возможность изменить будущее, так почему бы этим не воспользоваться? — отвлечённо ответила она. — Осень и зима будут непростыми для клиники моих родителей. Вот, прикидываю, как бы им помочь. Да и вообще, в целом...              — Ты молодец.              Под скрип пера, шелест листьев и шуршание накатывающих на берег волн, Гарри зевнул раз, другой и незаметно для себя задремал.                     

* * *

             Гарри, как и намеревался, провалялся у озера до самого ужина, и Гермионе не оставалось ничего иного, кроме как составить ему компанию. До самого вечера они разговаривали, смеялись, грустили. Вспоминали прошлое и размышляли о будущем: каким будет следующий учебный год? Особенно учитывая, что ни возродившегося Волдеморта, ни вышедших из повиновения дементоров, ни сумасшедшей Амбридж на пятом курсе не ожидалось.              И этим тихим вечером Гарри впервые за долгое время полноценно отдохнул душой. Он уже и не помнил, когда в последний раз выдавались столь беззаботные моменты. Постоянно, как назло, находились какие-то проблемы, вопросы, мелкие неприятности. Когда в последний раз они вот так вот просто сидели на берегу, весело общаясь практически ни о чём? Это было давно.              Гарри и Гермиона вошли в Большой зал и направились к своему столу. И сразу же начались не то чтобы неприятности, просто досадные недоразумения. Не успели молодые люди сесть за стол, как Гермиона поймала на себе полный удивлённого недоумения взгляд Парвати:              — Гермиона, ты всё ещё с ним общаешься? Как так можно?!              — Вот, Гарри, представляешь: и так всё утро! — закатила глаза она.              — Мда... — почесал затылок Гарри. — Парвати, слушай, что бы там ни вопил вчера Рон, — он посмотрел на насупленного друга, который уныло ковырялся в тарелке на другом конце стола. Видимо, сегодня его предала не только выдержка, но и аппетит. — Так вот, что бы он там ни вопил, говорю тебе совершенно серьёзно: вчера в том чулане мы с Гермионой не целовались, как он подумал. Мы всего лишь тихо и спокойно, в стороне от лишних ушей, обсуждали как бы так подобраться к тому Пожирателю, который ходил под личиной Грюма и обезвредить его. Обезвредить так, чтобы он до последнего момента ничего не заподозрил.              Гарри окинул взглядом своих соседей, которые слушали его с нескрываемым интересом. Ещё бы! Информации о вчерашнем происшествии любопытным школьникам перепало оскорбительно мало. К Дамблдору и Министерству не подберёшься, а Поттер, гад такой, слал всех лесом, совершенно не желая колоться.              — Ну и как многие вчера заметили, Грюма вырубил не я, а Гермиона, — Гарри улыбнулся подруге и перевёл взгляд на Парвати: — Так что, вопреки всем слухам, никто никому вчера не изменил.              — К чёрту эти бабские заморочки! — выкрикнул Симус. — Лучше расскажи, как выловил Реддла.              — К чёрту Реддла! — отмахнулась Парвати. — Ты зачем Лаванду обидел?              Гарри удивлённо покрутил головой, но той за столом не было. Ах, да, он же обещал ей разговор наедине, а сам в наглую провалялся весь день у озера.              — Отлично, теперь из меня сделают ещё и разбивателя женских сердец, — тихо вздохнул Гарри. — Никого я не обижал, просто весь день был сильно занят. Как ушёл из школы после обеда, так сейчас только и вернулся.              Все последующие вопросы Гарри нагло проигнорировал, разве что посылая всех особо докучливых лично к Фаджу. Всё-таки знакомство с министром имеет свои плюсы: всегда можно состроить загадочную физиономию и сослаться на него. Народ поверит. Народ всегда всему верит.                     

* * *

             — А я уж было подумал, Дамблдор наконец-то махнул на меня рукой. С Реддлом-то, вроде как, уже покончено, — рассуждал Гарри, поднимаясь на этаж к кабинету директора.              Сразу же после ужина, когда Гарри и Гермиона поднимались к себе в башню, их выловил один из домовиков Хогвартса, который и передал Поттеру записку от Дамблдора. В этой записке директор сообщал пароль и выражал надежду на скорую, прямо-таки сиюминутную встречу.              — Это ещё надвое сказано, — вздохнула Гермиона. — Ты же помнишь, как Фадж отрицал его возрождение? Мог и тут горячку спороть.              — Мог, но тогда бы возмутился Дамблдор. Уж как бы я к нему не относился, ни возрождение Волдеморта, ни промахи Министерства он скрывать не станет. Хотя, если честно, я всё-таки не могу понять: какой был смысл выносить уничтожение Реддла на всеобщее обозрение? Нет, они, конечно, молодцы, что рассказали, но каковы их мотивы? Ведь все и так были уверены, что он погиб тринадцать лет назад. Зачем лишний раз будоражить народ?              — Фадж захотел набить себе побольше рейтинга? — предположила Гермиона. — Либо профессор Дамблдор настоял на этом. Других вариантов я пока не вижу.              Друзья сообщили пароль каменной горгулье и поднялись в кабинет директора Хогвартса. Тот был всё таким же, каким его помнил Гарри. Разве что некоторые хрупкие безделушки, расставленные по полкам, были целы и невредимы. Ну ещё бы, пришествие бешеного гриффиндорца, разбившего всё, что можно разбить, и разломавшего всё, что можно разломать, ожидалось не менее чем через год. Да и то, по всей видимости, не в этой истории.              — Добрый вечер, профессор Дамблдор. Вы хотели меня видеть?              — Здравствуй, Гарри, заходи, садись... — тут директор заметил замершую в дверях Гермиону. — А, и мисс Грейнджер с тобой? — он несколько помедлил, явно над чем-то размышляя, но всё же кивнул и указал на небольшой круглый столик с четырьмя креслами у дальнего окна кабинета: — Ну что же, присаживайтесь вон туда. Разговор будет долгим и, чего скрывать, трудным.              Сейчас перед Гарри и Гермионой стоял не добрый дедушка — директор Хогвартса, и даже не пожилой матёрый маг — победитель Гринденвальда, а уставший от всего, в том числе и от жизни, древний старик. Сейчас глаза Дамблдора не сверкали лукавым весельем, как бывало всегда при общении с учениками, а на его лице, казалось, нестираемой печатью отложились все прожитые годы.              Дамблдор собственноручно достал из серванта чайный набор, вскипятил воду и занялся заваркой. Казалось, он хотел как можно дальше оттянуть этот разговор. Странно, для Дамблдора это было отнюдь не характерно.              — Так о чём вы хотели со мной поговорить? — всё же поинтересовался Гарри, когда директор поставил перед ними исходящие ароматным паром чашечки.              — О прошлом, настоящем и будущем, — грустно улыбнулся он, устраиваясь напротив. — Но сначала я был бы совсем не против узнать, как вы распознали Крауча под личиной Аластора.              — О, это было не трудно, — улыбнулся Гарри с некоторым недоумением в душе. — У меня была созданная Мародёрами карта Хогвартса, на которой отображаются все люди в замке. Так вот, в один момент мы заметили, что Грюм безвылазно торчит у себя в комнате, а там, где мы видели Грюма вживую, на карте отображался Барти Крауч. Поначалу мы ничего не поняли, но после тех эпизодов, что я увидел в вашем Омуте Памяти, сложить два и два оказалось совсем просто.              Дамблдор порылся в ящике своего стола и выложил на стол ту самую карту.              — Интересная вещь, — улыбнулся он, проводя рукой по старому пергаменту. — Боюсь, когда я попытался её активировать, она несколько раз весьма непристойно меня оскорбила. Да, узнаю специфическое чувство юмора Джеймса и его друзей.              Гарри кивнул с некоторым смущением на лице и показал, как надо открывать карту. По пергаменту расползлись чернильные дорожки, обрисовывая план школы. Точки, обозначающие бродящих по коридорам магов, так же не заставили себя ждать.              — Вы молодцы, — кивнул Дамблдор. — Когда мы нашли Аластора, он был совсем плох. Сейчас он проходит лечение в клинике Святого Мунго.              — Рад, что всё благополучно закончилось.              Дамблдор кивнул и некоторое время задумчиво смотрел в окно. Молодые люди молчали.              — Собственно, почему я вас позвал. Я бы хотел рассказать вам, чем закончилось пленение Тома Реддла. Что мы узнали и чего добились... После того, как ты вчера ушёл отдыхать после третьего тура, Крауча и Петтигрю отправили в аврорат на допрос, а Реддла сразу же доставили в Отдел Тайн. Он понял, что ничем хорошим ему это не грозит и попытался было выскользнуть из тела гомункула в виде духа, но лучшие из невыразимцев и целителей Мунго помешали ему сделать это. Они продолжают держать его на этом свете и до сих пор.              Гарри показалось, будто его ударили по голове:              — Так он всё ещё жив?!              — Да, пока он жив. Мы сообщили о его смерти только по соображениям безопасности, но я забегаю вперёд... Так вот, пока срочно вызванные маги поддерживали в нём жизнь, мы, не откладывая, напоили его Сывороткой правды. Магия зелий вообще считается весьма сложной в преодолении, а противостоять Веритасеруму... такого ещё не было. Не смог это сделать и Том. За два часа допроса мы узнали многое, очень многое. В том числе и о способе, что позволил ему выжить после того инцидента тринадцать лет назад.              Дамблдор ещё немного помолчал, обновляя чай в чашечках, и продолжил:              — Он пошёл по пути создания хоркруксов. Они не дают истинного бессмертия, но гарантируют выживание в случае внезапной смерти. Хоркруксы — это, своего рода, якоря, удерживающие душу мага в этом мире. Независимо от того, жив тот или мёртв. Они представляют собой кусочки души мага, запертые в каких-либо предметах.              — То есть он разделил свою душу?! — ужаснулась Гермиона, прижав ладонь ко рту. — Он что, сумасшедший?              — Он жаждет бессмертия, мисс Грейнджер, — развёл руками Дамблдор. — И не остановится ни перед чем.              — Но ведь душа — это главное, что есть в человеке! И если её разделить... — она впечатлённо покачала головой, — даже не берусь предположить, какие нарушения и деградации последуют за этим. И сколько же он их создал?              Гарри совсем не разбирался в столь тонких материях, но всецело верил подруге. Раз она говорит, что Волдеморт — жалкий кусок, значит, так оно и есть.              — С течением своей жизни Том Реддл абсолютно сознательно разделил свою душу на семь частей, — печально вздохнул Дамблдор, — и создал шесть хоркруксов.              — Но, я так понимаю, раз его допросили, то вы уже знаете про них всё? — с некоторым напряжением в голосе, поинтересовался Гарри. — Что с ними, они уничтожены?              — Да, конечно, именно этим мы и занимались всю прошлую ночь и сегодняшний день. Я, пара невыразимцев, два целителя, три высококлассных взломщика проклятий да пятёрка лучших авроров из бывших учеников Грюма. Мы занимались, так сказать, полевыми изысканиями, а Амелия и Корнелиус озаботились правовым обоснованием изъятия последнего: один из хоркруксов был спрятан в Гриннготтсе.              Гарри припомнил суровых гоблинов, которые без малейших колебаний пообрывают руки и ноги каждому позарившемуся на имущество их клиентов, и впечатлённо покачал головой:              — И как?              — Учитывая, что хоркрукс находился в личном хранилище Беллатрикс Лестранж, в девичестве — Блэк, достать его оказалось сравнительно просто. Задним числом её признали недееспособной вследствие глубочайших психических отклонений и передали под опеку спешно реабилитированному Сириусу. Тот и провёл нас к хранилищу. Кстати, у него же в родовом доме мы нашли и ещё один хоркрукс. Как оказалось, его брат — Регулус — не пожелал служить расколовшему свою душу магу и в своё время выкрал один из хоркруксов. Правда, сразу же после этого он трагически погиб, так и не успев разрушить свою добычу.              — Что с остальными?              — Они не доставили проблем. Всего мы нашли и уничтожили четыре. Ещё два уничтожил ты сам.              Гарри открыл было рот, но потом до него дошло. Молодой Реддл и заживо сгорающая от одного только его прикосновения Нагайна.              — Дневник и змея?              — Именно, Гарри, — кивнул Дамблдор. — Уж не знаю, что заставило его поместить частичку своей души в смертное существо, но это действительно так.              — Профессор Дамблдор, — подала голос Гермиона, — если все хоркруксы уничтожены, почему тогда его всё ещё удерживают в том теле?              Директор вздрогнул и несколько сгорбился, продолжая бессмысленно помешивать маленькой серебряной ложечкой давно остывший чай. Взгляд его глаз был снова направлен куда-то в окно, в сторону окрашенных закатным солнцем древесных крон Запретного леса.              — Видимо, за всем этим кроется что-то ещё, — пробормотала Гермиона, задумчиво постукивая кончиками пальцев по столу. — Хоркрусы, частички души. Нагайна... Нагайна... Квиррел! Боль от прикосновений, огонь. Боль от взглядов, видения... — она замерла с открытым ртом и медленно перевела взгляд на друга: — Отметит его как равного себе!              Гарри на пару с Дамблдором синхронно вздрогнули и посмотрели на Гермиону. На той буквально не было лица: она сильно, до белизны, побледнела и чуть ли не до крови закусила нижнюю губу. Гермиона вскочила с кресла и, не в силах спокойно усидеть на месте, принялась нарезать круги по кабинету Дамблдора. Через минуту она наконец-то остановилась напротив Гарри и пристально посмотрела ему в глаза:              — Отметит его как равного себе, — прошептала она. — Когда ты смотришь на Волдеморта, твой шрам взрывается болью. Когда ты касаешься любого живого существа, несущего в себе часть его души, оно сгорает. Ты можешь видеть его глазами и глазами его змеи, он может насылать на тебя видения. Вы связаны! И связь эта — хоркрукс! — она буквально рухнула в кресло и с ощутимой болью в голосе простонала: — Тогда, в октябре восемьдесят первого, Волдеморт оставил тебе не только шрам, но ещё и, — она закрыла лицо подрагивающими руками и еле слышно закончила, — ещё и частицу своей души.              В этот момент, Гарри почувствовал себя так, будто кто-то со всей дури ударил его лицом об стол. Ударил раз, другой, а потом ещё и ещё. Осознание слов подруги доходило медленно, но вместе с этим пришла и какая-то болезненная уверенность — она права. Она совершенно права. Иначе как хоркруксом все эти странности не объяснить.              На долгое время в кабинете директора Хогвартса воцарилась тяжёлая, гнетущая тишина. Лишь курлыкал о чём-то своём юный Фоукс на жёрдочке, да тихо всхлипывала сгорбившаяся в своём кресле Гермиона. Немного отойдя от своих переживаний, Гарри устроился на подлокотнике её кресла и прижал подругу к себе. Та вцепилась в него, как утопающая в спасательный круг, уткнувшись носом куда-то ему в грудь. Гарри погладил её по голове и посмотрел на Дамблдора:              — Я так понимаю, именно поэтому вы назвали разговор трудным?              — Да, Гарри, — скорбно кивнул он, в первый раз за весь вечер прямо посмотрев ему в глаза. — Мисс Грейнджер всё поняла правильно. Реддл не планировал создавать новый хоркрукс, это получилось у него случайно. Он сам пока об этом не догадывается, и, будем надеяться, уже не успеет этого сделать.              — И как мы извлечём его из меня?              Дамблдор снова опустил глаза, и Гарри предельно ясно понял — дело дрянь. Он уже не выйдет живым из этого кабинета, и это в лучшем случае. В худшем же: гарантированно лишить человека души могут только дементоры. Попадаться им на уста не хотелось категорически.              — К сожалению, все мои поиски решения не принесли ни малейших результатов. Хоркрукс можно уничтожить, лишь уничтожив его носитель. Других способов нет. Пойми, Гарри, — говорил Дамблдор, как будто постарев ещё на десяток лет, — у нас практически нет времени, ибо искусство целителей и невыразимцев не бесконечно. Они уже сейчас, в любой момент могут упустить контроль над Реддлом. И куда, как ты думаешь, ринется его дух, обнаружив, что из всех его якорей остался только один? Ты сильный маг, Гарри. В будущем ты стал бы равен по силе Реддлу. И если он захватит над тобой контроль и поглотит твою сущность своей, ваши магические потенциалы сольются воедино. И тогда Том станет действительно непобедим. Будет много, слишком много жертв. Я не могу этого допустить. Пойми меня, Гарри.              Гарри попытался было вскочить на ноги, достать палочку, в общем, сделать хоть что-то, но обнаружил, что тело его не слушается. Рядом похожие затруднения испытывала и Гермиона. Дамблдор, решив не осложнять, попросту лишил их возможности двигаться, оставив свободными только головы.              — Я так понимаю, моё время истекло? — безнадёжно спросил Поттер.              — Да, к сожалению, это так. Я не прошу простить меня. Мне нет прощения. Я прошу понять. Ради жизни детей в этой школе, ради жизни их родителей...              — Ради них я должен умереть, — медленно продолжил Гарри.              — Не надо, профессор! — закричала Гермиона. — Зачем же так?! Мы найдём выход!              — У нас нет времени, мы не можем так рисковать, — покачал головой старый маг, поднимая волшебную палочку. По его морщинистым щекам текли слёзы. — Приготовься, Гарри.              Гарри посмотрел на Дамблдора. На одного из тех двоих, чьё незримое присутствие ощущалось в каждый момент его недолгой жизни. И сейчас один из них собирался убить Поттера, чтобы иметь возможность уничтожить и второго. Как будто со смертью Волдеморта что-то изменится...              Умирать не хотелось. До дрожи в ногах, до волчьего воя — умирать не хотелось совершенно.              Гарри опустил голову и посмотрел на Гермиону. Лучшая подруга, единственный по-настоящему близкий ему человек. Не хотелось бы, чтобы она видела его смерть. Но та ни на секунду не сводила с него взгляда своих мокрых от слёз глаз. Он улыбнулся и покачал головой:              — Не надо, не смотри. Тебе не стоит этого видеть.              — Гарри, я...              — Авада...              — Гермиона, прошу тебя, закрой глаза.              — Кедавра!              — Нет, Гарри! Нет! Нет! Гарри, нет!!!              Мир вокруг померк...              Умирать не хотелось совершенно...                     

* * *

             Вокзал Кингс-Кросс. Платформа под номером девять и три четверти. Белый мрамор стен и арок, белый гранит пола. Мерцающий воздух и густой белый туман, скрывающий противоположную стену и уходящие куда-то вдаль железнодорожные пути.              Гарри недоумённо похлопал глазами и повертел головой. Платформа была совершенно пустынной, лишь только какой-то свёрток лежал у него под ногами. Гарри наклонился, осторожно развернул его и с негромким, полным отвращения возгласом отшатнулся: из свёртка на него смотрела отвратительная физиономия Волдеморта. Смотрела и молча лупала красными глазами. Гарри выпрямился, злорадно ухмыльнулся и, точно как заправский футболист, хорошим ударом ноги отправил Волдеморта куда-то в сторону путей. Тот гнусаво взвыл и растворился в тумане.              — И куда же меня занесло? — пробормотал Гарри, медленно шагая по платформе, только лишь самыми кончиками пальцев касаясь гладкой мраморной стены.              Итак, его убили. По мнению Гарри, вполне закономерный исход всех его мытарств на ниве борьбы с Волдемортом. Закономерный, но более приятным от этого не становящийся. И убил его Дамблдор. Какая ирония...              — И что? Это и есть загробный мир? — вопросил в никуда Гарри и громко крикнул: — Хей, люди! Есть здесь кто-нибудь?!              Его крик всего лишь только раз отразился от каменной стены и пропал, поглощённый плотным туманом. Гарри медленно дошёл до конца платформы и попытался заглянуть в сторону тоннеля, куда уходили пути. Ничего. Один только белый туман, плавно скрывающий стальные нити рельс.              — Если это и есть новое приключение, то оно определённо слишком скучное, — пробормотал Гарри, припоминая слова своего убийцы, сказанные четыре года назад. — Ну или мой разум никак нельзя назвать высокоорганизованным, — невесело хмыкнул он, разворачиваясь на каблуках.              Да, собственная смерть расстраивала Гарри, но, на самом деле, не так, чтобы сильно. Он гораздо больше переживал за Гермиону. Она видела его смерть. Мало того, он умер прямо в её объятиях. Глаза в глаза. Гарри по своему опыту знал, как сильно это сотрясает душевное равновесие. А уж если учесть всё, что творилось с Гермионой в последние дни... Девчонку реально было жалко!              — Ничего, — вздохнул Гарри, усаживаясь на пол спиной к стене, — Гермиона сильная. Она справится. Будет сложно, будет много слёз и истерик, но она справится...              Гарри запрокинул голову и прикрыл глаза. Вокруг царила неестественная в своей абсолютности тишина. В голове лениво ворочались самые разные мысли. Как ни странно, он не был зол ни на Волдеморта, что одарил его частью своей души, ни на Дамблдора, что убил его, пытаясь эту часть уничтожить. Ему, по большому счёту, было всё равно. Дамблдор, Волдеморт — он просто оказался между двумя жерновами, и не было ничего удивительного в том, что они его наконец-то перемололи.              Умирать не хотелось. Но куда деваться раз уж такое произошло? Гарри просто сидел на полу потусторонней версии платформы под номером девять и три четверти. Он не знал: то ли это его вариант “того света”, то ли просто “прихожая” к нему. Во всяком случае, ничего особенного он не чувствовал. Ему не хотелось ни есть, ни пить. Он был одет в свою стандартную школьную мантию — как раз в ту, в которой его убили. Даже волшебная палочка привычно нашлась в правом кармане. Всё как в жизни. Даже странно. Гарри не знал, сколько времени он так просидел. Время вообще не ощущалось. Всё вокруг было абсолютно статично. Ничего не менялось, не исчезало и не появлялось.              Гарри глубоко вздохнул, чувствуя, как уходит из тела напряжение и расслабился. Убаюканный окружающей тишиной и спокойствием, он засыпал...                     

* * *

             — Что за чёрт?              Гарри сонно заворочался, недовольно скривился и открыл глаза. Вокруг царили полная тьма, абсолютная тишина и лютый холод.              — Мать же ж вашу! Где это я?! — ошарашенно пробормотал он, чувствуя, как сонная одурь стремительно испаряется в неизвестном направлении.              Гарри попытался было подняться, но руки упёрлись в мягкие стены, а голова ударилась о столь же мягкий потолок. Он лихорадочно обшарил всё доступное пространство и обнаружил, что лежит в низком, узком ящике с мягкой тканевой обивкой. И ящик этот подозрительно напоминал...              — Похоронили меня, что ли? — панической волной прокатилась в голове страшная мысль.              От былого спокойствия, приобретённого им на потусторонней платформе, не осталось и следа. Разум начал захватывать нарождающийся страх.              Гарри саданул несколько раз по потолку и проорал:              — Эй, выпустите меня! Я здесь, внутри! Есть кто снаружи?!              В ответ — тишина. Он покричал ещё, постучал в стены. Никакой реакции.              Гарри закрыл глаза и попытался хоть немного успокоиться. Слава богам, чем-чем, а клаустрофобией он не страдал никогда. Воздуха, вроде, пока хватало. Удушья, во всяком случае, не чувствовалось, а ведь неизвестно сколько уже времени он здесь находится.              — Так, Поттер, успокойся, — Гарри несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки. — Рассудим логически: тебя убил Дамблдор, ты оказался чёрт знает где на какой-то туманной платформе, там ты уснул и... и сейчас проснулся в холодном мягком ящике, без каких-либо перспектив выбраться из него самостоятельно.              Он вдруг настороженно замер и обречённо выдохнул. Кажется, на счёт воздуха он погорячился — дыхание никак не желало успокаиваться, а голова начала еле заметно кружиться. Кажется, его трепыхания израсходовали почти весь доступный ему кислород.              Гарри ощупал всё вокруг в поисках волшебной палочки. Её не было. Оно и верно — зачем она мертвецу? Тогда он основательно упёрся руками и коленями в крышку и надавил что было силы. Надавил до боли в мышцах, до максимального напряжения в связках. Крышка потрескивала, но не сдвинулась ни на миллиметр.              — Вот ублюдки, сволочи, дегенераты! — с чувством выругался он. — Не могли живого от мёртвого отличить! — Гарри потрепыхался ещё немного и, почувствовав уже реальную нехватку воздуха, зло, с некоторой долей истеричности в голосе рассмеялся: — Пережить Аваду Волдеморта! Пережить Аваду Дамблдора! И подохнуть от удушья в собственном гробу! Боже, какая ирония...              Через несколько минут Гарри уже бросил все свои бесплодные попытки выбраться и только лишь лежал, пытаясь усмирить дыхание. Но толку-то? Голова уже кружилась, тяжёлыми волнами накатывала сонливость. Гарри закрыл глаза и от полной безысходности покорно отдался во власть этого сладкого прибоя...                     

* * *

             Гарри и Гермиона лежали в одном из самых укромных уголков на берегу Чёрного озера. Её голова лежала у него на плече, а он расслабленно перебирал её густые каштановые волосы и щурился на вечернее солнце, пробивавшееся сквозь листву плакучих ив.              — Волдеморт мёртв, — с непередаваемым удовольствием произнёс Гарри. — Может, хоть сейчас заживу спокойно?              — Кто знает? — Гермиона в задумчивости выводила пальцем какие-то знаки на груди Гарри. — Если так, чем займёшься? Помнится, дальше, чем на пару лет ты никогда не загадывал.              — Да как-то не верилось, что смогу пережить такого монстра, — вздохнул он и улыбнулся, покрепче прижав к себе подругу. — Ну а чем займусь? Не знаю. Хотел в аврорат — перегорело. Думал о квиддиче — как основная профессия тоже как-то не прельщает. Хочется заняться чем-нибудь типа артефакторики. Стать этаким инженером от мира магии. Насколько я знаю, среди Поттеров всегда было много артефакторов.              Гермиона прыснула со смеху, но, посмотрев на недовольную физиономию друга, попыталась убрать улыбку с лица и успокаивающе похлопала его по груди:              — Ладно, ладно, инженер ты наш, не обижайся. Мозги у тебя имеются, вот только лени бы поменьше, да старания побольше. Во всяком случае всё в твоих руках.              Гарри моментально оттаял и довольно зажмурился:              — Сейчас в моих руках только ты, — он провёл рукой по её щеке и посмотрел в глаза.              Был ли он влюблён в неё? Нет. Любил ли её? Определённо да. Возможно, любил не как избранную девушку, свою будущую супругу, но как самого близкого человека. И если Гермионе, дабы отвлечься от всех невзгод и треволнений прошедших дней, требовалось немного человеческого тепла и хороших эмоций, то кто он такой, чтобы отказывать ей в этом? Тем более такая терапия была не лишней и ему. И, что самое главное, она чрезвычайно нравилась им обоим.              — Но в целом ты, разумеется, права, — счастливо улыбнулся Гарри, обнимая раскрасневшуюся Гермиону. — Мы живы, мы здоровы, и наше будущее действительно находится только в наших руках. И это меня безумно радует!