Для воспоминаний еще будет время

Сэм возвращается вечером, когда солнце уже прячется в ветвях окружавших дом сосен, и темнота, выскальзывая из лесного сумрака, расползается вокруг, деликатно окружая одинокий дом в лесу. Парень, тяжело передвигая ноги, словно каждый шаг дается ему с трудом, проходит на кухню и опускается на стул у стены, обхватывает голову руками. Он чувствует себя совершенно разбитым и измотанным, настолько, что хочется прямо сейчас тихо сдохнуть. Он не реагирует, когда перед ним возникает невысокий мужчина, тенью выскользнувший из гостиной буквально секунды назад, и принимается рассматривать пришедшего. — И чего это ты такой смурной? Винчестер не отвечает, и молчание становится почти осязаемым, и это здорово раздражает. Мужчина настойчиво тянет за рукав куртки, пытаясь привлечь к себе внимание, и Сэм убирает руки и поднимает голову, но смотрит куда-то мимо, пока цепкий взгляд другого отмечает ободранные костяшки пальцев и разбитые губы. — Я сказал ему… — Что? — Я сказал Дину, что мы вместе. — Ты… ты… Что?! Сэм, упрямо мотнув головой, снова утыкается взглядом в противоположную стену, самым бессовестным образом игнорируя укоризненно-возмущенное сопение, но хватает его ненадолго. — Ты пойми, он бы все равно узнал, — начинает оправдываться бывший охотник, нервно расчесывая запястья, пока не получает по рукам пару коротких шлепков. — Уж лучше от меня, чем как-то иначе. — А может мне стоило превратить кого-то в хомячка? Или в пуфик? М? — скептически ворчит мужчина, складывая руки на груди. За привычной ухмылкой легко маскируется беспокойство, но Сэм давно не ведется на маски. Он отлично видит в прищуренных ореховых глазах страх. — Я разберусь с этим, Гавриил. Обещаю, — Винчестер тянется, чтоб обнять трикстера, но тот уворачивается, обиженно насупившись. — Разберется он, — бормочет арх. Нет, старшего Винчестера он не боится. Упрямства ему самому не занимать, а преимущество в силе не на стороне Дина. Одного щелчка пальцами было бы достаточно, чтоб избавиться от этой постоянной занозы в заднице. Боится бывший Архангел другого — потерять это длинное лохматое недоразумение, виновато хлопающее глазами. — Папа! И за что мне это? — риторически возмущается неугомонное пернатое, все же позволяя сцапать себя и оказываясь в крепких объятиях Винчестера младшего. Сэм утыкается лбом ему в грудь и сбивчиво шепчет объяснения, в которых Гавриил совершенно не нуждается. Он знает, что здоровяк прав, но признавать этого не собирается. Не сейчас. — …и я сказал, что мы живем вместе. И что я тебя люблю. Голос Сэма немного хриплый, а дыхание горячее, и арху щекотно, но он не пытается отстраниться, перебирая отросшие пряди тонкими, возможно слишком изящными для мужчины пальцами. — Если он еще раз тебя ударит, я его убью, — обманчиво-ленивым ласковым голосом, от которого у Винчестера нервно дергается уголок рта, сообщает он парню. Сэм замолкает и отстраняется. Он смотрит снизу вверх на арха, прекрасно зная, что тот не шутит. — Не надо. Это не он. — А кто? — прищуренная моська трикстера просто светится скептицизмом. — Ну, — Винчестер смущается и начинает краснеть. — Я это… Поскользнулся на шишке, когда машину ставил, и упал. На другие шишки. Тут кругом шишки валяются. — Мда, — арх театральным жестом прикладывает руку к глазам. — С твоей грацией, Лосенок, только в балете выступать. Сэм отворачивается, делая вид, что обиделся. Но это тоже ненадолго. Ровно до тех пор, пока Гавриил не берет его за подбородок и не разворачивает к себе, заглядывая в глаза. Он проводит подушечкой большого пальца по разбитой губе парня, и ранка мгновенно пропадает, не оставляя и следа. И Сэм довольно щурится, когда арх целует его в кончик носа. Сэму не спится. Он лежит на спине, закинув руку за голову, и улыбается, прислушиваясь к ровному дыханию Гавриила. Говорят, что ангелы не спят. Другие, нормальные, может и нет. Но вот один вполне конкретный, весьма язвительный и не в меру хитрожопый пернатик сопит, свернувшись у него под боком, и Винчестер боится шевельнуться лишний раз, чтоб не потревожить это чудо. Темнота, так пугавшая его раньше, теперь не кажется такой уж враждебной, хотя ничего особо не изменилось — в ней все так же водятся монстры. Но теперь его куда больше волнует другое. То самое, что спокойно спит сейчас. А монстры… Они были, есть и будут. Всегда. Темнота не мешает мыслям течь и даже наоборот — дает возможность восстановить равновесие в голове, разобраться в информации. Сэм не жалеет о том, что случилось сегодня. Да, он снова поссорился с братом. Дин взбесился и наорал на него. Он не желал иметь ничего общего с прошлой жизнью, и уж тем более с бывшими знакомыми. Особенно с такими, как Гавриил. Но это не такая уж и беда. Сэм привык подобным вспышкам. Он знал, что старший брат так и не простил ему того, что Сэм захотел жить отдельно. Но он настолько был на пределе, что просто физически не мог выносить присутствия людей вокруг себя. Даже брата. Особенно брата. Он пытался объяснить, но Дин его не слышал. И Сэму пришлось так поступить. Он сбежал. Уехал, не оставив адреса. Этот дом в лесу, где он устроился, нашел ему один из его старых знакомых. Дин, конечно, все равно его нашел. И сломал ему два ребра. Не специально, но все же. Однако на этом поползновения на жизнь Сэма закончились. Дин купил небольшой дом в городке и устроился механиком в автомастерскую. На том и остановились. Ездили друг к другу в гости иногда, пили вместе пиво, как это делают обычные люди. Так что очередная истерика Сэма не пугала. Не такая уж и беда. Старший когда-нибудь отойдет. Дину придется, если не принять, то смириться. Сэм прекрасно знает, как добиться своего от несговорчивого и упрямого брата. Нужно лишь немного терпения. А этого добра у Сэма навалом. Ждать он умеет. Гавриил тихонько всхлипывает, и Сэму не нужно видеть его лицо, чтобы понять, что арх хмурится. Им обоим порой снятся кошмары. Винчестер осторожно поворачивается на бок и тихо гладит напрягшегося трикстера ладонью вдоль позвоночника. Несколько коротких поглаживаний между лопаток, там, откуда крылья растут, и арх расслабляется и затихает, облапив охотника руками и ногами. Сэм улыбается. Сэм не знает, как именно это началось. Когда ненависть к монстру, столько раз убивавшему брата у него на глазах, превратилась во что-то иное? Он не мучает себя подобными вопросами. Он просто принимает это, как факт, не позволяя сомнениям отравлять его и без того не особо сладкую жизнь. И так же, как факт, Сэм принял самого трикстера, когда тот, неожиданно воскреснув, нарисовался в его доме. Словно ничего не было. Ни войны, ни смерти. Гавриил просто пришел. И остался. А Сэм… Сэм ворчал, что разгонит всех пернатых из своего жилища, собирая раскиданные по всему дому вещи неизвестного происхождения и одежду на несколько размеров меньше его собственной, но с упорством маньяка вставал пораньше, чтоб испечь блинчики, так любимые Гавриилом. Сэм ругался и обещал изрисовать стены енохианскими закорючками против ангелов после каждого фокуса. Но впадал в депрессию и начинал паниковать, стоило арху исчезнуть на пару дней. Сэм скрипел зубами на каждое небрежно брошенное «Сэмми», но усиленно делал вид, что не имеет никакого отношения к заполонению его холодильника сгущенкой, которую сам Винчестер терпеть не мог, а Гавриил мог есть литрами. Сэм раз в неделю стабильно клялся, что сдаст трикстера Дину, на опыты, но был благодарен Архангелу за то, что тот снова научил его улыбаться. — А ты, Лось, спишь на диване. — С чего бы это? Я не буду спать на диване. Он маленький. И я там не помещусь. И вообще… Я у себя дома. И спать буду на своей кровати. А тебя сюда никто не звал. — Не жди, когда тебя позовут — приходи сам! Зануда. Понакупят маленьких диванов, а приличным людям спать негде. — Это ты-то «приличный людь»? — Злой ты, Винчестер. Вот как обижусь и уйду. — Выход там. — … — А у меня клубника есть. Будешь? — Буду. И сгущенку. И вообще. Повезло тебе, Сэмми, что я отходчивый. — Вот уж счастье-то привалило… — Почему на люстре трусы висят? — Сегодня Всемирный День Трусов. Ик. — Охренеть. Поздравляю. — Это тебе. Ик. — И что это? — Открой. Ик. — Трусы. Надо же какая неожиданность. — Ага. Со Спанч Бобом. Ик. — Я сейчас помру от счастья. — Ах, вот ты как! Я тут стараюсь, выбираю, а он… Лось неблагодарный! Ик. — Ох. Ну, ладно тебе. Очень симпатично. Мне нравится. — Правда? Ик. — Правда. Почему ты икаешь? — Замерз. Ик. — Иди сюда, чучело пернатое. Так лучше? — Определенно. Хм… — Я больше не буду спать с тобой в одной кровати, Лосяра! — И что же на этот раз, позволь уточнить? — Я боюсь за свою честь! -??? — … — И с чего бы это? — Ты меня лапал. — И почему же я этого не помню? — Это потому, что ты в этот момент спал. — … — Ты поосторожнее с этими фейспалмами, Сэмми, а то синяк может на морде лица появиться. — Почему у меня под подушкой растаявший шоколад? — Потому, что я его ел. — Под моей подушкой? — А где же еще? — Если тебе так хочется есть шоколад под подушкой, ешь под своей. — У меня нет подушки. — Теперь есть. Я купил тебе подушку. Э… Гавриил, ты что? Ты же не собираешь плакать? — Никто еще не покупал мне подушку. О, Сэмми, это так романтично! Дай я тебя поцелую! — Отстань от меня, извращенец пернатый. — Лосик, что я тебе говорил про фейспалмы? М? — Потому что я нафиг никому не нужен. И никогда не был нужен. — Ты не прав. — Никто даже не заметил, что я умер. — Я тебя искал. — Ты что? Но… как? Разве? Ты… — Может недостаточно усердно, но я пытался. Тайком от Дина. Он даже думать запретил. А я… Я не хотел верить. — Но почему? — Не знаю. Может потому, что ты мне нужен. — Да не дергайся ты, алкоголик малолетний. Что «ай»? А драться не «ай» было? Зачем вообще ты в драку полез? Зачем вообще ты пил? Не умеешь — не пей. Кто ушел? Гавриил ушел? Куда ушел? Вот он я. Куда я от тебя уйду. Мне и жить-то негде. Эй… Ты не отключайся тут! Я тебя не потащу. Я же хрупкий и лосей волочь не приспособлен. Папа! На земле тыщи… мильарды всяких человеков. Так нет же! Меня угораздило влюбиться вот в это недоразумение! За что, Папа? За какие грехи? Хм… Ну, ладно. Допустим грехи были. Но это я так. Риторически. — … — Э! Ты чего? Неееет! Убери грабли! Фу! Плохой Лось! Ааааа!!! И не пыхти мне в ухо. Щекотно же… — Йа сааам. Сам. Я. — Сам он. Ага. Щаз. А ну прикинулся обратно бревном, и не мешай себя транспортировать! Фух… А ты тяжелый. И ведь ни капли жира. Хм… — … — Лосикам пить вредно. Закодирую я тебя нахрен. Вот завтра с утра и закодирую. Ээээ! Куда ты свои лапы тянешь? Не трожь. Я может в обиде. Ты меня придавил вообще-то. Расплющишь же, медведь. Ай… А теперь что? Куда? Стоять! Лег обратно. И руку положь, где было. Спи уже, алкашонок. Спишь? Ну, спи, спи. Чтоб ты без меня делал? Да, знаю я. Жил бы спокойно и горя не знал. Вот что б я без тебя делал… А вот храпеть совершенно не обязательно. — И чего это мы не спим? М? — вырывает Сэма из мыслей хрипловатый со сна голос арха. За ворчливыми нотками — плохо спрятанное беспокойство, — Сэмми? Сэм снова улыбается и, не отвечая, чешет пернатику между лопаток. Гавриил откликается мгновенно, выгибаясь и урча, напрочь забыв о вопросах, и Сэм почти уверен, что слышит, как распрямляются сложенные крылья. — Это нечестно! — бурчит трикстер, тая от ощущений, и уже сам подставляется под ласку. — Зато работает, — смеется Винчестер-младший. Сегодня ему не хочется делиться мыслями. К чему воспоминания, если можно вот так запросто погладить крылья Архангелу, его личному любимому Архангелу, пока тот мурлычет с выражением полнейшего блаженства на хитрющей моське. Для воспоминаний еще будет время. Но не сейчас. — Зачем я тебе? Я превратил твою жизнь в сумасшедший дом. — Моя жизнь никогда не была нормальной. И ты это знаешь. А ты не думал, что мне это может нравиться? Может я всю свою жизнь ждал, когда ты вломишься и перевернешь все с ног на уши? А вот зачем я тебе? Ты же совершенство. Ты мог выбрать кого угодно! Лучше. Умнее. Красивее, в конце концов, а не такого неуклюжего зануду, как я. — А может у меня слабость к лохматым неуклюжим занудным лосикам? Может я всю свою гребанную совершенную смертельно скучную жизнь ждал только тебя? — Так уж прям и всю… — Не бросай меня, а? Я без тебя пропаду. Я может и выжить смог только потому, что ты в меня верил… — Я с тобой. Пока не умру. Или пока ты не найдешь кого-то получше. — А я никого искать не собираюсь. Лучше не бывает. И, кстати. Я ревную. — ..? — К соседу. — … — Ась? Чего такое, Сэмми? — Тут кругом лес. До ближайшего жилья миль двадцать. Тут даже звери в округе не водятся. Какой нафиг сосед?! — Отсутствие соседа — не повод не ревновать. Что? Ну, вот. Я же тебе говорил — синяк будет от этих фейспалмов.