Контракт с условием (Через тернии к звездам)

Антон не отходил от кровати Мартена ни на минуту. Он безумно боялся пропустить тот момент, когда француз проснется после операции. Ему просто жизненно необходимо было знать, что с Мартеном будет все в порядке — все уверения врача он игнорировал. И сколько не убеждал его Симон хоть чуточку отдохнуть самому, он пресекал все эти разговоры на корню, упорно твердя, что с ним все в порядке, хотя, на самом деле, валился с ног от усталости. — Антон, поспи хотя бы минут сорок, — Шемпп умоляюще заглядывал в воспаленные глаза, которые давно потеряли свой неповторимый серо-зеленый цвет, став почти бесцветными, окруженными ореолом покрасневших век. — Симон побудет с братом, и если будут какие-то изменения, то мы тебя сразу разбудим… — Я в полном порядке. — Шипулин упрямо тряхнул головой, отметая тем самым любые попытки немца хоть как-то вразумить его. И Симон отстал, прекрасно понимая, что переупрямить Антона мог только лишь один человек во всей Вселенной, и именно тот, который сейчас лежал на больничной койке, не подавая практически никаких признаков жизни, кроме, разве что, равномерного вздымающейся груди. Дверь палаты открылась, и внутрь внесли вторую кровать. Антон кивком головы поблагодарил медперсонал за заботу, прекрасно осознавая, что она ему все равно не понадобится — нет такой силы на данный момент, которая бы заставила его встать с пола возле кровати Мартена и выпустить его руку из своей ладони. Он напряженно вглядывался в бледное любимое лицо и мысленно молил всех богов, чтоб закрытые, чуть подрагивающие веки открылись, и его снова опалило огнем темных горящих глаз. Шипулин абсолютно не замечал ни своей усталости, ни боли и ломоты в собственном истерзанном, затекшем от неудобной позы, теле. Он просто продолжал поглаживать безжизненную руку своими пальцами и говорил… говорил, стараясь не умолкать ни на секунду, как будто это могло что-то изменить, но ему казалось, что стоит только замолчать и хрупкая надежда на то, что он снова увидит свое отражение в черных глазах, улыбку на искусанных, но от этого не переставших быть такими желанными, губах, исчезнет как призрачная надежда. Антон рассказывал своему мужу о том, как сильно он его любит, что просто не представляет своей жизни без него, пересказывал все любимые Мартеном мифы и легенды, обещая тому, что он, как и все эти великие герои, готов опрокинуть небеса на землю, спуститься в ад, лишь бы только француз не оставлял его. Потом ругался, обвиняя в эгоизме, кричал, что это было эгоистично и одновременно жестоко со стороны Мартена, оставлять ему эту никчемную жизнь ценой своей собственной. Затем, остыв, просил прощения за свое малодушие и трусость, потому что сам собирался поступить точно так же… Он уже тысячу раз пожалел и обругал себя за свои глупые мысли оставить мужа. Мартен, своим отчаянным поступком, защищая его, закрывая его от неминуемой смерти собой, еще раз доказал, что нет ничего в этом мире, что они не смогут преодолеть, если будут вместе. Шипулин был весь поглощен любимым мужчиной, и совершенно не замечал, как изредка приоткрывалась дверь, и внутрь палаты заглядывали, кидая на него обеспокоенные взгляды, то один, то другой Симон. Он даже не сразу заметил, что тонкие пальцы, зажатые в его ладони, слегка дернулись и попытались сомкнуться на его руке. — Антон… — слабый шепот заставил его выйти из своеобразного транса и посмотреть на супруга. — Марти… Марти, хороший мой… — Шипулин вскочил с пола и навис над Фуркадом, — Ты очнулся… ты жив… о, Господи, спасибо тебе… — Почему так темно, Тош. Я не вижу тебя… Антон внимательно всматривался в лицо Мартена, стараясь поймать его блуждающий расфокусированный взгляд, но не улавливал его. Француз растеряно крутил головой, но его глаза оставались неподвижными, и Шипулина словно окатило ледяной водой от страшной догадки — Мартен ослеп. Антон зажмурил глаза, не давая пролиться непрошенным слезам и еще крепче сжал руку мужа… По прошествии месяца Шипулин, наконец-то, смог забрать Мартена из клиники. Рана уже затянулась и практически не беспокоила Фуркада, но зрение… зрение так и не вернулось, вопреки всем уверениям врачей. После тщательно проведенного обследования, доктора лишь разводили руками — сами не понимая, почему Мартен ослеп. Единственное предположение, выдвигаемое ими, сводилось к тому, что его слепота — это чисто психосоматический процесс, просто перед тем, как впасть в забытье от полученного ранения, Мартен видел что-то такое, чего не хотел бы увидеть никогда в своей жизни, и его мозг просто зафиксировал это и сработал по своему, заблокировав зрительный нерв. Остается только надеяться и ждать, что со временем слепота пройдет. Оказавшись дома, вне больничных стен, постоянно чувствуя присутствие и заботу супруга, Мартен довольно-таки быстро учился обходиться другими чувствами, раз уж в зрении ему было отказано. Антон в прямом смысле стал его глазами. Они вместе учились заново строить свою жизнь, стараясь вернуть ей спокойный размеренный темп, который существовал до тех неприятных событий, которые чуть было не разрушили все, что они с таким трудом выстраивали годами. Фуркад быстро научился воспринимать на слух мельчайшие детали в договорах и документах, которые ему зачитывал Антон, который, в свою очередь, стал более серьезно вникать во все нюансы семейного бизнеса. Постепенно жизнь входила в привычное русло. Мужчины предпочитали не вспоминать о том, что случилось с ними в недавнем прошлом, стараясь вычеркнуть все темное и неприглядное из собственной жизни. Мартен даже почти смирился с тем, что темнота теперь его вечный спутник, но какое это имело значение, по сравнению с тем светом, который дарил ему любимый супруг, постоянно находясь рядом с ним. Он постоянно чувствовал его прикосновения, а когда тот находился слишком далеко, чтоб дотронуться до Мартена, то он всегда слышал его голос. Антон ни на секунду не позволял себе оставить мужа в одиночестве. Единственное, что до сих пор не вернулось в их отношения — это секс. Да, они по прежнему спали в одной постели, и Антон по прежнему обнимал его во сне, бережно прижимая к себе, но… за все это время они ни разу не занимались любовью. — Антон, что происходит? — Мартен не выдержал и первым начал разговор, который долго назревал, но оба, все это время оттягивали этот момент. — Ты о чем, Марти? — Шипулин сделал последнюю попытку уйти от ответа. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я. — Фуркад был непреклонен. Он крепко держал Антона за руку, не давая ему не единой возможности отстранится от себя и под каким-либо благовидным предлогом прекратить разговор. — Если ты меня больше не хочешь, то тогда зачем вообще остался со мной? — слова Мартену давались с трудом, но он был полон решимости, наконец-то, расставить все по своим местам. — Из жалости? Их чувства долга? Если так, то ты мне ничего не должен. Все что я сделал, я сделал только для себя… просто я не смог бы жить дальше, зная, что тебя больше нет… — он еще сильнее сжал руку Антона, словно стараясь убедиться, что тот все еще рядом и все еще слушает его. — Я не хочу сейчас удерживать тебя рядом с собой насильно. И если ты больше не любишь меня, то просто уходи. Не разрывай мне сердце окончательно. — Ну что ты себе напридумывал? — Антон нежно коснулся свободной рукой щеки Мартена, — Как я могу тебя не любить? Я же живу только тобой, я дышу тобой, без тебя меня просто не существует. Куда я уйду от себя самого? — Тогда почему ты… — Мартен не договорил, потому что в этот момент мягкие губы нежно накрыли его собственные и утянули в сладкую негу поцелуя. — Я просто… — Антон запнулся, подбирая слова, — Марти, ты ведь… — Антон, я слепой, но я не импотент! — Фуркад резко рванул его за руку, заставляя буквально упасть на себя, вовлекая в новый поцелуй, в котором вел уже он. И Шипулин сдался. Он слишком долго терпел, безумно желая прикоснуться к любимому телу более интимно, чем позволял себе все это время, но боясь, что Мартену будут противны его ласки после всего, что тому довелось увидеть, изо всех сил сдерживал себя. Антон с жадностью покрывал поцелуями все тело француза, оглаживал его руками, и ему все равно было мало. Мартен извивался и стонал под умелыми руками и губами Шипулина, поощряя того действовать все более смелее, наслаждаясь каждым прикосновением. Антон быстро избавил их обоих от одежды, умудряясь при этом ни на секунду не отрываться от желанного тела. Он с восторгом ощущал, как дрожит под ним Мартен, стараясь прижаться еще сильнее, еще больше подставиться под жаркие ласки, слушал сбивчивое дыхание, сквозь которое все чаще и чаще прорывались сдавленные стоны, с головой выдавая нетерпение мужчины, плавящегося под ним. Но Шипулин не спешил, мучая и себя и любимого нежными, неторопливыми ласками, невыносимо долго зацеловывая его шею, медленно опускаясь на ключицы, сводя с ума своими действиями, заставляя почти умолять о большем… Он старательно вылизывал мускулистую грудь, слегка прикусывая напряженные соски, несколько раз нежно проведя языком по шраму, как будто старался стереть эту отметину с идеального тела своего мужа. Потом опустился ниже, перемещаясь на подрагивающий живот, тщательно облизав каждый кубик пресса и, наконец, сомкнул губы на изнывающем члене. Мартен всхлипнул и подался бедрами вперед, желая получить больше влажной теплоты, по которой он уже истосковался. Антон не сопротивлялся, наоборот, он постарался максимально расслабить горло и принять француза полностью. Он сосал так жадно и увлеченно, получая огромное удовольствие от того, как стонет и дрожит Мартен, нетерпеливо толкаясь в его рот. Доведя мужа почти до самого пика, Антон отстранился, пережав член Фуркада у основания и подтянулся вверх, снова захватывая его губы в жаркий плен своих. Мартен, прервав поцелуй, слегка отстранил супруга, заставляя чуть откинуться, и, вслепую нащупав грудь любимого, нежно провел по ней рукой. — Знаешь, о чем я действительно жалею, — прошептал он. Антон слегка сжал его пальцы, давая понять, что он слушает. — О том, что не могу сейчас видеть твое тело. Могу только вспоминать, как красиво перекатываются мускулы под, блестящей о пота, кожей, как ты прикусываешь нижнюю губу и мило морщишь нос, когда тебя охватывает возбуждение, как твои горящие глаза постепенно затягивает дымкой наслаждения… я постоянно держу в памяти эти образы, но… если бы ты знал, как мне хочется увидеть это снова своими глазами… — Подожди, я сейчас… — Антон быстро спрыгнул с кровати, но буквально через несколько секунд снова вернулся, оседлав бедра Мартена. — Дай руку, Марти, — он поднес ладонь мужа к своей щеке, — Чувствуешь? Теперь мы с тобой на равных. — Шипулин провел рукой Мартена по своему лицу, давая почувствовать мягкую ткань на своих глазах. — Теперь я тоже тебя не увижу. Давай сейчас мы будем просто чувствовать… Он снова наклонился, впиваясь в губы супруга, проникая языком внутрь, сплетая его с языком Мартена. — Как ты хочешь, Марти… — прошептал он прямо в губы, — Что мне сделать? Мартен молча, тяжело дыша, лишь шире раздвинул ноги и вскинул бедра вверх, потеревшись каменным стояком о живот Антона. Антон тихо засмеялся и отодвинулся от мужа. — В другой раз, Марти, не сегодня… Сегодня я хочу чтоб ты был внутри меня… чтобы, наконец-то, стер собой все воспоминания о других… — Шипулин запнулся, но сглотнув подступивший к горлу комок, продолжил: — Хочу знать и помнить только тебя… так, как ты хочешь? Чтобы я все сделал или сам… Сердце Мартена пропустило удар. За все это время они впервые заговорили о том, что случилось в том особняке. Фуркад прекрасно понимал, что хочет Антон, что ему на самом деле нужно в данный момент, нужно снова почувствовать себя не игрушкой в чужих руках, а человеком, вольным самому выбирать. Он притянул Шипулина к себе, крепко обнимая его за плечи и прошептал, слегка касаясь губами его уха: — Давай сам… хочу знать… хочу чувствовать, что ты меня хочешь все так же сильно… что ты меня любишь… И этот страстный шепот сломал все барьеры, которые все еще сдерживали Антона. Он снова подтянулся, оседлав Мартена, вскользь мазнул влажным поцелуем по его губам, завел свою руку за спину, обхватив ладонью его член, чуть приподнялся и, приставив его к своему плотно сжатому анусу, стал медленно опускаться на него. Он специально пренебрег подготовкой, не растягивая себя и не позволив сделать этого Мартену — ему хотелось ощутить боль и жжение от проникновения в себя любимого мужа, чтобы навсегда смыть с себя ту грязь, которая просто налипла на него от насилия над его телом и душой в том доме. Опустившись до конца, Антон помедлил несколько мгновений, привыкая к чувству наполненности, давая себе небольшую передышку, и начал двигаться. Сначала медленно, чуть приподнимаясь и снова опускаясь до основания, постепенно расслабляясь, наращивал темп и амплитуду движений. Через несколько минут этой бешеной скачки, Мартен не выдержал и крепко сжал бедра Шипулина, фиксируя их в неподвижном положении, и заставив упереться руками себе в плечи, начал сам с силой вбиваться в тугое отверстие, безошибочно попадая по простате, тем самым доводя Антона до бешеного исступления. Поскольку повязка на глазах лишила Шипулина возможности видеть, то все оставшиеся чувства обострились настолько сильно, что оргазм, закрутивший его в урагане эмоций, обрушился такой огромной лавиной наслаждения, что он почти потерял сознание, обессиленно упав на Мартена, даже не заметив, что француз последовал в нирвану сразу за ним. Антон, придя в себя, нехотя скатился с Мартена, пристроившись рядом, и уткнулся носом ему в плечо. Дыхание постепенно выравнивалось, но отстраняться из теплых объятий не хотелось. Мартен не возражал, крепко, но нежно прижимая его к себе, тоже медленно выплывая из сладкой послеоргазменной эйфории. Он с трудом раскрыл, слипшиеся веки и… привычная темнота отступала, трансформируясь, сперва в туманную дымку, сквозь которую явно проступали очертания предметов. Мартен несколько раз моргнул, сам не веря в то, что видит. Он повернулся к Антону и улыбнулся — тот лежал со все еще не снятой повязкой, и что-то беззвучно шептал искусанными губами. — Может, уже снимешь эту тряпку, — Мартен провел рукой по плотной ткани, — Я соскучился по твоим глазам. — Он бережно стянул с глаз Антона повязку, завороженно наблюдая, как тот морщится и щурится от света. Когда солнечные лучи, освещавшие спальню, перестали резать глаза, Шипулин, внимательно посмотрев на мужа, не смог удержаться от удивления пополам с радостью, то, что он увидел, можно было сравнить, разве что, с ощущением безграничного счастья — на него смотрели темные родные глаза. Именно смотрели, осмысленно, а не слепо, как он привык за последние месяцы. — Марти, ты… — Антон поднял руку, собираясь коснуться любимого лица, но тут же был перехвачен Мартеном, поймавшим его ладонь своею. — Я вижу, Антон, я вижу тебя… — Фуркад поднес руку мужа к своим губам, нежно целуя его пальцы. — Спасибо, Господи… — прошептал Шипулин набрасываясь с жаркими поцелуями на смеющегося мужа. Это точно был их день! Их День Рождения, один на двоих! Начало новой жизни. Жизни, в которой не было места обидам, недолмовкам и недоверию. Только счастье, любовь и они. Вместе навсегда. И в этот день на небосводе совершенно точно появилось новое созвездие. И пусть пройдут столетия, но глядя на звездное небо, все влюбленные будут находить на нем небольшое скопление звезд, как вечный символ Любви! Любви, которая способна преодолеть все на свете, нужно лишь искренне захотеть этого.