За окном не шел дождь, было сухо, даже слишком, даже ветер не хотел дуть.
Огни были слишком яркими и ослепляли, все шумело и кипело. Люди бежали и неслись в известном только им направлении, они были похожи на маленьких жучков.
В квартире было темно. Она пахла горечью и слезами. Зейн сидел на холодном плиточном полу, опираясь на чугунную ванну с покрываясь мурашками все сильнее с каждым всхлипом. Слезы, накопившиеся за столько лет, продолжали литься по худым щекам, капая на тихо вздымающуюся грудь.
Вокруг него валялось около тысячи долларов. Банкноты были разбросаны по всей площади, некоторые даже намокли.
Золото лежало в примесь с ними, поблескивая от маленьких огоньков с улицы.
Черные волосы находились в бесконечном беспорядке, как и все вокруг него.
Зейн сжимал в руке телефон с треснутым стеклом.
На экране горел известный ему номер.
Парень хочет позвонить и извиниться за все плохое, что причинил этому человеку, но понимает, что это у него не выйдет. Точно не с первого раза. Он так сильно оплошал, такую ошибку уже не исправишь.
Малик набрался смелости через ещё один бокал и, через слезы с острой жгучей болью в горле, все-таки набрал номер.
Гудки были слишком долгими, тянущимися целую вечность. Его сердце пропустило уже тысячу ударов, пока они не прекратились.
— Алло, — сказал собеседник, получая в ответ молчание, — говорите громче, я не слышу.
— Привет, мама.
Боже мой, мама, прошло столько лет. Я ведь ужасный человек, да? Я понимаю, что ты не хочешь меня слышать, ненавидишь, но… Мама… — сказал он вперемешку с всхлипами, — я все потерял. Теперь я богат, у меня куча денег, — он сгреб купюры в пустую ладонь, — я влюбился в мужчину, и все потерял. Я так ужасно с ним поступил, врал ему, использовал в своих целях. Наверное, нет… Это точно — я отвратительный мелочный человек, который ничего не достоин. Причиняю людям только одну боль, ему… Тебе… Прости, что я ушел тогда. Не позвонил ни разу за столько лет. Я все исправлю, мама…
Я всё исправлю.
Конец первой части.
