Она - Балерина

На моих глазах творилась сказка. Прежде мне она не нравилась. Все эти слова, синяки, дополнительные занятия... Они ничего хорошего не давали, но она шла вперёд и, каждый раз вставая на пуанты, становилась сильнее. Я не забуду её, ведь она помогла мне найти свою мечту.       Где-то объявили набор новичков, и моя мама сразу решила меня записать в это место. Танцы... Мама обожала смотреть на танцовщиц, на балерин, стоящих на пуантах, на девушек в больших шароварах, выполняющих трюки, о которых никто дажене слышал. Это был тот вид искусства, что развивался и шёл вперёд, но для этого он требовал от ещё маленьких, не понимающих несправедливость этого мира детей столько энергии и сил, что они порой падали.       Да, я видела, как однажды упала моя подруга прям на репетиции перед выступлением. На её теле было тридцать синяков. Это больно. Но почему никто не замечал? Ответ прост. Все стремятся к идеалу, а те, кто не способен пройти эти занятия, должны уйти из этого «боевого» вида искусства. Но некоторым везёт больше.       Не помню, чтобы меня били, я всегда старалась, но никогда не стояла в первой линии. Там, на самом видном месте, была одна очень красивая, маленькая, тоненькая девочка. И когда начинала играть музыка, она подскакивала и становилась на пуанты так, как могли бы сделать любые профессионалы. Её танцы вызывали у всех восторг и восхищение. Не прошло ни одного конкурса и фестиваля без её сольного номера. Может, это было и нормально, но лишь до тех пор, пока я не поняла, что это слишком больно.       Передочередным концертом, когда кто-то проверял растяжку, кто-то повторял какие-то вечно вылетающие из головы движения, я сидела на скамейке и ждала выхода нашей группы. Хоть я и молчала, но тишины не было: одна из наших дверей выходила сразу же на сцену, где в самом разгаре был праздничных вечер, посвященный дню рождения какого-то человека, которого я, конечно, даже не знала, как зовут. Долго текли минуты ожидания, мой взгляд был уставлен в пол, как вдруг дверь чуть приоткрылась, впуская ещё больший шум, идущий со сцены, и в комнату зашла она. Укрытая своей маленькой кофточкой, она излучала усталость. Казалось, будто ей совсем не радостно за прекрасное выступление и полученные аплодисменты. Подойдя к скамейке, она лишь опустилась на неё и просидела так минут десять, совсем не двигаясь. Мой взгляд не отрывался от неё, но она и его не замечала до поры до времени. По истечению этих долгих, лишенных жизни минут её глаза посмотрели на меня, а я шелохнулась, уже собираясь убежать, но она меня остановилась.        – Подожди, – на выдохе попросила она и, переведя взгляд на меня, уже стоящую у двери, продолжила, – помоги, пожалуйста.       Её голос был таким тихим, словно шелест листвы в порыве несильного ветра. Её было почти не слышно. Но я поняла, чего она хотела. Я подошла к ней, немного боясь встретиться с такой звездой взглядом, всё-таки я всегда стояла за её спиной, а она никогда не поворачивалась. Я встала рядом с ней, не решаясь сесть, как вдруг её голос снова прозвучал в этом шуме:        – Садись и… – она задумалась и отвела взгляд в сторону, как будто вспоминая нечто очень важное, а потом добавила, – не бойся меня, я не кусаюсь.       Её глаза посмотрели в мои, в них пробежала маленькая, чуть видная искорка, и я наконец увидела её улыбку.       Я села рядом, ошеломлённая таким поворотом событий, ведь я всегда считала её бесчувственной, хотя бы потому что она выдерживала все эти жутчайшие тренировки. Я смотрела на её дальнейшие движения, не отрываясь. Она провела по пачке рукой так, будто этот предмет одежды был её возлюбленным, которого она давно не видела. Она легко встала со скамейки, развернулась на пуантах и мгновенно стянула со своих плеч кофточку. Потом сначала одну ногу, потом другую ставила на скамейку, снимая поочередно твёрдую и в то же время мягкую обувь. Затем она положила всё рядом с её пустым местом (вокруг всё было закидано вещами, потому что дети просто снимали с себя одежду, переодевались в костюмы и уходили прочь, оставляя её валяться и занимать скамейки) и снова села. Это длилось всего несколько мгновений, но я помню каждое движение её рук, ног, я помню это отрешённое лицо, которое ничего не выражало, но было так красиво. Я удивилась, как могла не замечать такой красоты до сих пор, но ответ был прост. Я всегда была далёко и завидовала ей. А теперь не хочу.       Её глаза снова поднялись на меня, и во взгляде, измученном всеми этими выступлениями, я увидела грусть. Её слова я даже не настроилась сначала слушать, из-за чего ей пришлось повторять ещё раз. Эти три слова, «Помоги снять корсет», а мне потребовалось целая минута, чтобы осознать, что нужно делать, хотя до этого я частенько надевала, снимала и помогала другим с этими удушающимпредметом одежды.       Я подпрыгнула со скамейки, когда сообразила, что от меня требуется, она повернулась ко мне спиной, и я быстро, как и всегда до этого, «расчехлила» её, но только я попыталась помочь снять с неё корсет, как увидела на спине синяки. Синие, фиолетовые, в крапинку, они выделялись на её истошно-белой коже, и так и хотелось сказать«Прикройся!», но такое говорить было бы неприлично, ведь до этого я хотела быть на её месте. Ах, какой я была дурой, что думала, что всё даётся так легко. Нет, ей было очень трудно. И то, что иногда её оставляли после уроков, было не «прикольно», было печально. Эта грусть в её глазах... Мне стало жаль её.       Я аккуратно помогла снять её корсет, а после вышла из гримёрки, не проронив ни слова. Боже, что это было? Словно я вышла из оцепенения. Я задрожала. Какой кошмар! Я не осознавала того, что творилась буквально в паре метрах от меня всё то время, что мы ходили на танцы вместе. Я была совсем слепой.       Почему-то именно сейчас я заплакала. Я стояла у двери, и слёзы невольно текли из моих тёмных глаз. «Как же это... больно?» – пронёсся в моей голове то ли вопрос, то ли утверждение, но я точно знала, мне нужно успокоиться.       В тот вечер её забрали раньше всех, сразу после выступления. Она выбежала со сцены раньше нас и, не переодеваясь, кинулась домой. Я проследила, стоя столбом, как она взяла свои вещи, закинула их в сумку, почти сорвала с ног пуанты и, натянув тёплые сапоги, убежала из гримёрки. Учитель долго искала её, но я не говорила о том, что видела. Нет, я не могла сказать. Мне было горько за неё, за то, что она помогла мне понять. Я покачала головой, осознавая всю суть этого дела, и с этого момента я перестала заниматься балетом. Конечно, маме это не понравилось, но я не хотела быть избитой, хотя, думаю, тут была другая причина. Я просто боялась встретиться с Аллой (той девчонкой) ещё раз.       Однако мама всё-таки уговорила меня начать ходить в другую группу, где учили современным танцам. Но я всё ещё была передана балету, поэтому часто следила за репетициями той группы, где занималась раньше. И мне иногда становилось так же больно, как тогда. Но я сдерживала слёзы и шла тренировать то, что от меня требовалось на новом месте.       Помнится, это было весной. С последней наши встречи прошло немало времени. На улице уже совсем потеплело, солнце било во всю. Я сидела на ступеньках, ведущих ко входу в здание, где проводились уроки танцев, и кушала какой-то очень вкусный пончик. Как вдруг мою счастливую, нагретую солнечными лучами персону закрыл кто-то от источника тепла. Нависшая надо мной тень всё не уходила, поэтому я посмотрела в её сторону и увидела Аллу. Я подпрыгнула с места, а она лишь села на ступеньку рядом с моей сумкой, про которую я совсем забыла. Подол её длинной летней юбки чуть развивался, следуя лёгким порывам ветерка. Она подперла руками голову и улыбнулась. Девушка с такими до изумления красивыми чертами лица посмотрела на меня и произнесла тем мягким, шуршащим голосом:        – Присядь на минутку, пожалуйста. – и снова замолчала, отведя взгляд в сторону, наблюдая, видимо, за стаей собак, за которой гонялись двое несчастных.       Я, ошеломлённая, села рядом. Конечно, я понимала, что выгляжу сейчас не очень, да и кушать в тот момент хотелось так сильно, но я всё же подала ей второй пончик и спросила: «Будешь?». Если честно, я думала, она откажется, но, протянув руку к еде, Алла взяла и надкусила пончик. Я поставила между нами колу (единственное, чем можно было запить этот лёгкий перекус) и обратилась к ней, уже пересилив себя и осознав, что ничего она мне сделать точно не сможет:        – Ну и почему ты меня остановила? – я не была зла, но чувство беспокойство меня не оставляло.        – Я лишь хотела поблагодарить тебя за тот случай... – начала она, но я несветская персона и без своих комментариев не могла.        – Ну, конечно, не буду же я сдавать людей каким-то идиотам. Ты вообще выглядела так подавлено. Я аж испугалась! Каково было бы тебе, если бы на тебя посмотрели такими глазами, будто человек умирает? Я вообще-то плакала, – размахивая руками и одновременно прожёвывая пончик, говорила я, как вдруг её голос, почему-то поникший и вновь ставший слабым, произнес это горькое «Прости».       Повисла тишина. Да, тогда я поняла, что совершила ошибку. И больше я её не перебивала. А она всё рассказывала о том, как после концерта убежала домой, подгоняя папу и умоляя не отвечать на телефонные звонки. Как скрывалась и убегала после занятий, чтобы, недай Бог, не остаться дополнительно заниматься, как это было всегда до того дня. Как через уже три занятия на неё стали меньше уделять внимание. И как однажды она ушла из группы.        – Ушла?! – удивилась я, подавившись от неожиданности колой. Она похлопал меня несильно по спине и продолжила свой рассказ.        – Да, ушла, потому что я поняла, что хочу другого. – она сложила руки замочком, спокойно вздохнув, – Мне было очень больно, но от этих побоев лучше мои навыки не становились. Я поняла, что переросла их, но они этого не понимали. В тот день мне предложили какие-то люди перейти в другую группу при театре оперы и балета. Я тогда ничего не ответила, но в моей голове промелькнула мысль. А что, если я буду заниматься в другом месте? Она застыла у меня в голове, а когда я увидела тебя, мне показалось, что я смогу воплотить её в жизнь. И ты мне помогла это сделать. Мама созвонилась с этими людьми. Они правда оказались очень хорошими. Сейчас я, как и все в той группе, занимаюсь балетом. Нам дают партии в зависимости от того, как мы стараемся и чего мы сами хотим.       Она снова перевела на меня взгляд, и я сразу почувствовала его, будто что-то неизвестное и непонятное, но посмотрев на неё, я увидела, как она плачет и улыбается одновременно. Я достала салфетки и подала ей, она взяла и начала плакать после этого ещё сильнее. Прохожие уже стали думать, что я на неё напала, ведь видок у меня был не самый приятный. Я помахала руками возле неё, пытаясь вернуть её в чувства и говоря, что выглядит всё не так, как она предполагает. Но только через минут пять Алла перестала хныкать и всё же сказала. Твердо и ясно.        – Я хочу быть учительницей бальных танцев.       Такого я явно не ожидала, но её голос, совсем другой, не тот, что был раньше, заставил меня хмыкнуть и улыбнуться от души.        – Что ж, значит, ты нашла свою мечту. – встав со ступенек и потянувшись, произнесла я, – Значит, и мне нужно не отставать. Как-никак, а через боль иду и я. То есть просто так я тебя не оставлю, соперница.       Я протянула ей пончик, чтобы «чокнуться» с ней вкусняшками. Но она лишь посмотрела на меня взглядом, полным непонимания, а потом спросила: «Что это означает?».       Мы долго смеялись, но я не понимала, как так получилось. Сначала зависть, потом боязнь, а теперь... дружба? Что-то тут было точно не так, но мы разбираться уже не стали. Я пригласила её на свой урок танцев и показала, чему научилась за то время, что мы с ней не виделись. Оказалось, нам есть что у друг друга перенять. Но это было далеко не самое главное.       – Алла, знаешь, у тебя сейчас такой счастливый взгляд. Ты правда радуешься, или мне кажется?        – Глупая! Конечно же, радуюсь, ведь ты открыла мне дорогу на свободу и подарила то, что я теперь называю стремлением, – улыбнулась она, спускаясь по ступенькам вниз.        – Ну, не сильно-то я и стремлюсь куда-то. Ты с кем-то меня попутала, – спрыгнув и уже ожидая её у подножия, говорила я.        – Да нет же, ты не поняла.        – Я не поняла, потому что ты не умеешь объяснять. Ох, бедные дети, как я им сочувствую...       Я поломала драму, а потом звонко рассмеялась, из-за чего и она начала смеяться. Тогда мы классно погуляли, обсудили планы на будущее. И когда разошлись, обменялись телефонами, чтобы потом, когда нам будет очень плохо или нужна будет помощь, мы смогли найти друг друга и сделать так, чтобы никаких синяков больше не было на наших спинах от чужих рук, а в наших сердцах всегда горел огонь дружбы и свободы.       «Perasperaadastra» или просто «Через тернии к звёздам». Не забывайте это и стремитесь, боритесь, старайтесь. У Вас всё получится.