Взгляд с экрана

(это неправильно я знаю это неправильно) Кэрри растерянно смотрела на салфетку в своей руке. Раньше она часто стирала такими помаду, но мисс Дежардин... мисс Дежардин показала, для чего они нужны на самом деле. А Сью Снелл кричала вместе со всеми. И бросала эти белые, белые... (неправильно я знаю) Сью Снелл. Она тоже. Да и кто бы сомневался — можно подумать, кому-то нужна жалкая отверженная Кэрри Уайт. Тогда, в христианском лагере, Сью лгала. Они все лгали — всегда. Почему Сью должна быть исключением? На белом кровь видна только ярче. (это неправильно) Золотая девочка Сью Снелл твердо знала: никого не отвергают просто так. Сью знала: с отверженным поведешься — сама отверженной станешь. Какого черта красотка с обеспеченным будущим должна ради кого-то из трусов выпрыгивать? Тем более если этот «кто-то» — Кэрри Уайт, молельщица Кэрри, про которую все говорят, что она ест дерьмо, которая даже одеться нормально не может и страшная, как жаба. У Сью не было ни малейшего желания общаться с Кэрри, входить в зачумленный кровавый круг; сколько не три, кровь не отмыть. На Кэрри — негласное проклятие, Кэрри травят, и это не делает ее саму лучше. Кэрри куста боится, (нельзя же так бояться в самом деле девушки должны быть сильными ну в самом деле Кэрри) вечно подлизывается и пытается смеяться сквозь слезы — слабая, слабая, слабая. Кэрри понятия не имеет о таких вещах, как месячные. (нет я не хочу вспоминать неприятно но и забыть почему-то не могу) Сью никогда не горела желанием общаться с Кэрри. За всю жизнь она сказала ей не более ста слов, притом тридцать из них — сегодня. (впрочем был ведь еще и лагерь) Сью поежилась. Было холодно. Она поняла, что уже довольно долгое время сидит на кровати, поджав ноги, встала, вдела ступни в тапочки и побрела вниз, на кухню. Горячий шоколад — то, что нужно. (бьюсь об заклад Кэрри ни разу не пила горячий шоколад с кем-то мать не в счет кажется у нее только мать) Сью остановилась у двери на кухню. Прижалась к ней лбом. «Да что такое?» Из головы у Сью не шла Кэрри. Кэрри с очень темными затравленными глазами и лицом, скорее круглым, чем овальным; Кэрри с созвездием прыщей на плече и красивой полной грудью, Кэрри, которая плакала в летнем христианском лагере — опухшие веки, покрасневший нос, и очень мокро — слезы, сопли, но почему-то не противно. Не так противно, как Сью думала. «Красивой». Я подумала, что Кэрри красивая?» Сью до боли сжала виски и протяжно застонала. — Кэ... Кэрри? Кэрри вздрогнула. Она не привыкла, чтобы к ней обращались так — по имени, хотя втайне всегда этого хотела. Она не привыкла, чтобы к ней вообще обращались. Нормально, по-человечески, оклики с целью унизить — не в счет. Впрочем, кто сказал, что ее не хотят унизить? «Они смеялись надо мной. Они всегда смеются». Кэрри несмело подняла глаза на того, кто заговорил с ней — и встретила светлый взгляд Сью Снелл. Встревоженный, неспокойный. На Кэрри никто так не глядел. Вспомнились глупые фильмы по телевизору, которые она иногда смотрела втайне от мамы, и книги, прочитанные в читальном зале библиотеки. В этих книгах говорилось о том, что любить можно не только Бога. И люди в фильмах тоже любили — друг друга. Они обменивались такими одухотворенными взглядами, что мысли о грехе, про который говорила мама, отступали. (мама мне так хотелось бы помочь тебе что-то ведь не так но я все равно люблю тебя мамочка) Кэрри не строила иллюзий — к ней, страшной корове, никогда не будет такого отношения. Ее никто не полюбит, об этом глупо даже мечтать, а фотографию Бобби Пикетта надо было выбросить еще до того, как мама ее нашла. И все-таки Кэрри продолжала надеяться, что когда-нибудь... Может, и на нее посмотрят так, как мужчины из фильмов про любовь смотрели на своих прекрасных, возвышенных возлюбленных? Сейчас, заглянув в глаза Сью Снелл, Кэрри вспомнила о тех застывших на экране взглядах. Они смотрели друг на друга считанные доли секунды. Сью тут же потупилась, будто ей стало неловко, а Кэрри опять вспомнила — лагерь. Захотелось швырнуть что-нибудь через весь класс и, наверное, Кэрри швырнула бы — теперь ей не требовалось прилагать для этого физических усилий, хотя все равно было тяжело. Только на глаза не попалось ничего подходящего. «Она заодно с ними, я помню. Она пришла смеяться и только разыгрывает неловкость. Как мисс Дежардин. Все они...» — Кэрри... тебя так долго не было, — неожиданно затараторила Сью, — я переживала, мы все переживали, что с тобой случилось, Кэрри, нам назначили отработку, мы сами виноваты, Кэрри, ты... Сью запнулась. Кэрри смотрела на нее и не могла поверить. — Я надеюсь, у тебя все хорошо, Кэрри, — выдавила Сью. Фальшивые, фальшивые слова, разве у отверженной Кэрри что-то может быть хорошо? Сью, похоже, и сама поняла свою ошибку, но сказать больше ничего не смогла. Развернулась спиной к Кэрри и бросилась вон из класса, по дороге споткнувшись о чью-то сумку и налетев на Дейла Уллмана. Сью даже не оглянулась. Дейл проводил ее изумленным взглядом. «Она хотела извиниться, — вдруг поняла Кэрри. — И, кажется... (лагерь и взгляд как с экрана любовь это взгляд с экрана) я ждала этого?» Девушка с темными кругами под глазами и жирными волосами, с отчетливым запахом менструальной крови — вот какой, должно быть, видели Кэрри Уайт остальные. Сью больше не могла смотреть на нее так. Все оказалось не таким, каким она себе представляла, она сама была не такой — и не знала, сможет ли это принять. Ее ломало. Не хотелось никого видеть — она даже не пошла на свидание с Томми Россом. Он был хорошим, очень, у них даже был секс, целых два раза, но Сью перестала понимать, почему с ним встречается. «Потому что так — правильно». Но это была не ее собственная мысль. Так считали окружающие, а сама она думала о полной груди Кэрри. О волосах Кэрри, о том, как удивленно она посмотрела сегодня, когда Сью к ней подошла. И о христианском лагере, снова и снова, где ей впервые показалось, что другая девочка может быть не только соперницей за мужское внимание — истинное значение избитого слова «подруга». Кэрри смотрела на Сью так, будто та была ангелом. (заткни течь) Но даже ангелы, бывают, падают с небес. Если бы Сью могла вернуться в прошлое. Если бы могла взять тампон и, уговаривая Кэрри, успокаивая ее даже не словами, одним тоном своего голоса, поглаживая по сгорбленным плечам, — если бы могла медленно раздвинуть колени Кэрри, чтобы вставить тампон во влажное, сочащееся кровью, словно вишневым соком... (если бы мы были одни тогда в душевой если бы не они меня заставили я хочу не этого) Сью в замешательстве посмотрела на собственные ладони. В ее первый раз с Томми Россом казалось, будто ее пытаются проткнуть ручкой от мотыги. Томми потом признался немного смущенно, что неправильно надел резинку. Во второй раз она почувствовала смутное подобие удовольствия, но все очень быстро закончилось. Сью скрыла от Томми свое разочарование — столько возни, столько разговоров, а тепла всего ничего. Сейчас Томми не было рядом. Сью отказалась встретиться с ним и сидела на своей кровати, думая о том, какой оказалась бы Кэрри на вкус, как бы это ощущалось — ввести тампон в ее тело и облизнуть пальцы. А может, Кэрри сама облизнула бы пальцы Сью, глядя как сегодня — с удивлением и одновременно... Сью поднесла левую руку к губам, лизнула, чувствуя соль собственного пота. Правой она потянулась к своей груди — когда Томми трогал ее за грудь, ощущения были очень приятными. Если бы они с Кэрри оказались только вдвоем в душе, коснулась бы Кэрри груди Сью? Разрешила бы потрогать свою, такую красивую и высокую, как у женщины с обложки? А может... Правая рука Сью спустилась к бедрам и проникла под юбку. Поглаживаний через трусы было недостаточно, поэтому Сью отодвинула их, развела свои уже влажные половые губы и между ними, вверху, нашла твердый бугорок. Томми никогда не трогал ее здесь, да она бы ему и не позволила. Достаточно того, что он трахал ее. Еще и... трогать... здесь. Трогать... Сью прикусила губу, чтобы не застонать. Она почти видела Кэрри Уайт. Это рука Кэрри была у нее под юбкой, это Кэрри доставляла ей удовольствие, которое и не снилось Томми, ритмично двигала пальцами, потирая самую чувствительную точку. А еще Кэрри больше не плакала. Она улыбалась. За ней кто-то шел. От самого магазина. Несколькими днями раньше это напугало бы Кэрри до крика, но не теперь. (я вижу тебя) Послышался сдавленный выдох. Кэрри обернулась и сказала уже вслух: — Я тебя вижу. — Кэрри, ты... только что? Сью Снелл казалась растерянной. Она смотрела огромными глазами, и у Кэрри шевельнулось что-то внутри: «Хочу, чтобы она смотрела так всегда. Хочу, чтобы на меня одну». (это неправильно) — Почему ты следишь за мной? — Я... просто... — Ты хочешь поговорить, — предположила Кэрри. — О чем? «О лагере». Сью не произнесла ни слова, но Кэрри ее услышала. Так же, как сама Сью услышала первое «я вижу тебя», до того, как Кэрри его озвучила. Лагерь, да. Место, где Кэрри встретила первого человека, который был добр к ней. Который думал прежде всего о ней, не о себе. В лагере Сью не побоялась быть отверженной. Когда Кэрри чуть не утопили во время «игры» на пляже, она растолкала всех, вытащила Кэрри из воды и (неправильно я знаю) прижалась губами к ее губам. Дыхание жизни, первый поцелуй — Кэрри уже знала о романтической любви достаточно, чтобы понять. У нее кружилась голова от нехватки воздуха, но воды не было, ни в легких, ни во рту. Сью вдыхала в нее самое себя, апельсиновый сок, нежные сливки, возвышенные возлюбленные из фильмов. У Кэрри кружилась голова. Потом она плакала, уткнувшись лицом в едва наметившуюся грудь Сью. Та обнимала ее и шептала «все будет хорошо», и не подпускала к ней никого — до самого конца лагеря. Они не говорили. Сью просто брала Кэрри за руку и усаживала рядом с собой, и никто не решался задирать ее. Тень хорошего отношения к Сью ложилась и на Кэрри. Сью была для Кэрри ожившей мечтой. Такое случалось, но не в этой жизни, не с ней. Только на экране. После лагеря они даже не здоровались, встречаясь в школьных коридорах. Иногда Кэрри видела Сью с подругами — другими девушками, теми, которые не раз обижали ее. Потом она начала видеть Сью с Томми Россом. В первый раз, застав их целующимися за школой, Кэрри проплакала весь день. (так неправильно) Кэрри пыталась убедить себя, что все иначе. Она молилась, а, поняв, что молитвы не помогают, выбрала Бобби Пикетта. Ей надо было в кого-то влюбиться, не в Сью Снелл, конечно, не в Сью. Сью кричала и швыряла в нее тампоны, потому что Кэрри не решилась в нее влюбиться. Уж куда ей, страшной корове, соперничать с первым парнем школы, правильным мальчиком Томми Россом. В лагере Сью поступила как хорошая девочка, только и всего. А сейчас поступает как хорошая девушка. Девушка, которая не хочет встретить осуждение со стороны своих подруг. Нет. Ее подруги не одобрили бы попыток заговорить с Кэрри Уайт. Если только не... Кэрри должна была знать. Она потянулась к Сью — не телом, разумом, туда, к непроизнесенным словам про лагерь, в самое сердце сущности Сью, через нить соединившего их взгляда — глубже. Еще. Сью вздрогнула, когда Кэрри проникла в нее, но не двинулась с места. Стояла, приоткрыв глаза, ничего не пряча: равнодушие к Томми Россу, ревность, эгоизм, стремление подчинить его своей воле, быть лучшей во всем, чтобы другие завидовали, чтобы все восхищались, презрение к Кэрри, ненависть к мисс Дежардин, ненависть к себе, а потом — жаркое, томное, невозможное, рука под юбкой и сама Кэрри, отраженная в зеркале восприятия Сью: большая грудь, разметанные волосы, поцелуй под душем, которого не было. Никого рядом, только они, Сью и Кэрри, и звук струящейся воды. Кэрри улыбается — она такая красивая. Кэрри направляет руку Сью с зажатым в ней тампоном — и откидывает голову назад, волосы рассыпаются по плечам, мокрые, как тогда, в лагере. Кэрри трогает Сью за грудь и спускается рукой к чужим бедрам, Кэрри целует Сью, возвращает дыхание жизни. Кэрри смотрит на Сью, как мужчины с экрана — на своих возлюбленных, и в приглушенном свете установленных в душевой ламп она похожа на ангела. Вот он — ореол вокруг головы и свет за спиной, вот... (не может быть как о Сью это же почему у тебя так правильно нет нет да) Кэрри отшатнулась. Прижала руку к лицу — из носа шла кровь. Слишком глубоко. Она не должна была вторгаться в Сью, у нее не было такого права. «Это расплата». — Кэрри, что с тобой, — Сью придержала за плечо. — У тебя кровь, Кэрри. — Не может быть, — сказала Кэрри. Она только что узнала чужой секрет. — Держи. — Сью вложила Кэрри в руку платок, такой же белый, как те салфетки. Кэрри коротко хохотнула. Просто не смогла удержаться. — Ты же знаешь, что это грех? — О чем ты? — О том, что я люблю тебя, — говорить было удивительно легко, — а ты — меня. — Кэрри, я не понимаю... — Сью все поняла. Кэрри не нужно было погружаться в нее, чтобы узнать, хватило изменившегося выражения лица. — Моя мама говорит, отношения — грех. С любым человеком, кроме нее. Особенно... такие. — Она чертова сумасшедшая, — сказала Сью. Опустила взгляд: — Прости. Ты часто приходила в школу с синяками. И тогда, в лагере... Они обижают тебя потому, что она обижает. Ты позволяешь им — она приучила тебя. Кэрри... ты достаточно взрослая, чтобы жить отдельно от нее. — С тобой? Пока все не закончится, — уточнила Кэрри. — Как в прошлый раз. — А хоть бы и со мной, — Сью снова смотрела ей в глаза. — Я... уже другая. — Нет. Я не могу бежать из своей жизни. — Кэрри покачала головой. — Для тебя — бал с Томми Россом, Сью. Чтобы запомнить навсегда. Для меня — примирение с матерью и жизнь с ней. Равновесие. Она больше не сможет ранить ни меня, ни других. Все изменится. — Изменится, — согласилась Сью. — Хотя бы потому, что на бал с Томми Россом пойдешь ты. Кэрри недоверчиво рассмеялась. Перед выпускным балом Сью приснилась Кэрри. Она стояла напротив Сью в опустевшей кухне, одетая только в лунный свет, просачивающийся сквозь окно, и за лезвие протягивала нож — хочешь, возьми. Ударь. Сью проснулась с криком. Томми Росс был обворожителен, когда заехал за Кэрри — Томми, которого отправила Сью. Подарок от нее, который Кэрри не могла не принять. Шанс на то, чтобы побыть нормальной. Хотя бы раз. Сью давала эти шансы ей один за другим, а Кэрри не решалась их принять, поверить взгляду Сью, взгляду с экрана. (пятна нет на тебе) За прошедшее с лагеря время она повзрослела. Наверное, потому и приняла приглашение на бал от Томми — ведь Сью не могла пригласить ее сама. Выпускной бал казался Кэрри событием из другой жизни. Все вокруг были такими красивыми, и она не стала исключением. Никакой отверженности, блестящие украшения на стенах и потолке... Украшения, которые повесила Сью. (близкая моя) Все было так здорово, они танцевали, Томми улыбался, и Кэрри чувствовала, что нравится ему. Он не считал ее уродиной, он был неплохим парнем, Сью бы не выбрала другого. Сью собиралась стать королевой выпускного бала. Только вот теперь ее место заняла Кэрри. Принцесса и нищая, Золушка, получившая хрустальные туфельки от феи. Помни, это только до двенадцати... Кэрри обвела карандашом их с Томми Россом имена в бюллетене. За себя, такую, какой она стала. За Сью. (вся ты прекрасна) Грифель сломался, и Кэрри укололась. На коже проступила кровавая капля. Нет, конечно, она не думала, будто может победить. Только в сказках дурнушки становятся королевами бала. Когда Кэрри услышала, что выбрали их с Томми, она ощутила желание заплакать. Сью, передавшая ей дыхание жизни, Сью, представлявшая ее под душем, Сью, предлагавшая уехать... Это должна была быть Сью. На месте Кэрри или, может быть, Томми, или на месте их обоих. (вся ты прекрасна, близкая моя, и пятна нет на тебе) Им аплодировали. Томми вручили скипетр, обтянутый алюминиевой фольгой, на плечи Кэрри набросили мантию с пышным воротником из собачьего меха, и парень с девушкой в белых пиджаках повели их к сцене, где должна была состояться коронация. Шаг за шагом, все ближе и ближе... (берегись, Кэрри!) Кэрри остановилась. Томми посмотрел на нее — он все еще ошарашенно улыбался. (Сью?) Голос, прозвучавший у Кэрри в голове, не повторился, но что-то было не так. Кэрри в замешательстве переводила взгляд с гостей на украшенные стены, на сцену и еще выше... Выше. Над сценой стояли два ведра. Судя по тому, как они опасно покачивались, но не падали, ведра были полными. Зал возмущенно роптал. Кэрри почувствовала у себя на плечах чужие руки, но вывернулась. Указала наверх: — Что это?! Собственный голос показался ей визгливым и противным, но своей цели она добилась. Взгляды всех обратились наверх, а потом одно из ведер рухнуло, заливая сцену темно-красным, почти черным, забрызгивая нарядных людей, стоявших неподалеку. Поднялась паника. Впрочем, учителя быстро ее остановили — в суматохе двум людям, подготовившим ведра со свиной кровью, не удалось уйти. Кэрри этого не видела. Она точно знала, что должна встретиться со Сью, должна принять ее приглашение, прямо сейчас. Потому что другого шанса не будет. Мама не простит ее — Кэрри пошла на бал вопреки ее воле и сумела даже вернуться, не заляпанная кровью. И те, на балу, не простят. Она впервые не позволила над собой издеваться. А если они не простят ее — не простит и она. Тогда в Чемберлене разверзнется ад. Кэрри не помнила, как добиралась до с детства знакомого дома, только то, что Сью встретила ее, стоя в дверях. Сьюзен Снелл, босая, растрепанная, в сползшем с одного плеча домашнем халате. Она показалась Кэрри невероятно исхудавшей. (что же ты сделала с собой что же ты сделала Сью девочка моя глупая ты так и не поняла) (Кэрри чего не поняла это не чужое Кэрри ты в моих мыслях Кэрри не потому что ты этого захотела Кэрри а потому что я) — Сью, — сказала Кэрри и сделала шаг вперед. Это был очень долгий шаг. Из домашнего словаря семейства Сьюзен Снелл и Кэрриетты Уайт: «Предупредить Кэрри» — избежать крупной неприятности. «Бал Кэрри» — хэппи-энд.