Моя дорогая Атерг

Я наблюдаю за ней. В последнее время чаще, чем хотелось бы, но у меня нет выбора. Я вообще ничего больше не могу, кроме как смотреть, изучать ее. Атерг похожа на меня. У нее волосы, как и мои, черные, черты лица резкие, а голос – хриплый. Мне нравится думать, что я – это она. А она – это я. Вот только никогда такого не произойдет. Хватило и одного перелома… Я часто мерзну – это нормально в моем положении, пора бы привыкнуть. Я пробовала согревать пальцы собственным дыханием, но от этого еще холоднее. Я выдыхала не теплый, чуть обжигающий воздух, а ледяной пар, словно кто-то распахнул морозильную камеру. Когда я резко вдыхаю, мне кажется, будто внутри все покрылось инеем – так обжигает эта ненормальная, болезненная прохлада. Поэтому я и слежу за моей дорогой Атерг. Я неустанно следую за ней, не выпускаю из вида даже ночью или в ванной комнате. Там, правда, очень тяжело ее разглядеть, но оно, быть может, и к лучшему. Мне больно видеть, как она совершает одну ошибку за другой. Глупая, жестокая подруга! А я не могу ничего ей посоветовать. Я нема и бесполезна. Сегодня я видела, как она, с помощью юнца-охранника, влюбленного в нее, испортила тормоза в машине своего шефа. Он начал разочаровываться в ней еще два месяца назад, а сегодня разочарование достигло своего пика. Публичное унижение, оскорбление в кругу коллег. Я видела, как яростно сверкнули ее глаза. Тогда как ее босс ожидал извинений, я ждала, когда она сделает то, что сделала в конечном итоге. Я видела собственными глазами, как он, не сумев затормозить на светофоре, свернул на тротуар в какой-то отчаянной, звериной попытке остановиться. Я видела, как дорогой автомобиль влетел в забор и замер. Я была близко. Так близко, что имей возможность – протянула бы руку и коснулась струйки крови, что стекала по лицу мужчины. Подушка безопасности не сработала. Руль и осколки лобового стекла превратили лицо шефа дорогой Атерг в кровавое месиво, где среди красной кашицы виднелись белые куски перемолотых костей. Удар вышел слишком сильным, я даже не ожидала. Впрочем, этот молодой, преуспевающий, а ныне покойный мужчина меня мало волновал. Я смотрела на его кончину безразличными глазами, а в глубине надеялась, что кто-нибудь, выясняя причину его смерти, проложит дорожку из улик к порогу черноволосой рядовой сотрудницы одной из многочисленных фирм города. Когда Атерг убивала моего бывшего молодого человека, я закрыла лицо руками, впиваясь пальцами в глаза, будто желая вырвать их из глазниц. Хотя, почему будто? Я желала, так искренне, как только могла. Но вместо этого я широко распахнула их, опуская руки. И смотрела, смотрела, смотрела… Можно ли удушить молодого и сильного парня? А Алекс был действительно силен. Так отчего он не проявил ни малейшего сопротивления? Лишь слегка трепыхался, да хрипел, а затем наступила смерть. Он был так уродлив в этот момент! Лицо перекошено, а от веревки остался ужасный бурый след… Как сейчас перед глазами мелькает искаженное холодной яростью лицо Атерг, которая сосредоточенно душила старой веревкой такого близкого, такого родного мне человека… Он любил меня, но спал с ней, по крайней мере, последние пару месяцев. Мне кажется, что он до последнего не понимал, что она задумала, а как понял – не верил. Тоже до последнего…своего вздоха. Я чувствовала его боль и непонимание. Когда моя дорогая Атерг отпустила его, то я испытала нечто сродни облегчению. Как хорошо, что все закончилось. Так же я думала, когда неделю спустя в своей ванне была найдена моя подруга. Она плавала в собственной крови, разбавленной водой. А я смотрела на ее труп, прищурив левый глаз, как всегда, когда видела что-то на редкость занимательное. Смотрела на труп, а видела, как моя черноволосая подруга осколком зеркала перерезает девушке горло, а затем наносит множественные удары по всему телу. Хаотично, бешено, шипя что-то неразборчивое. Как вгоняет по маленькому тонкому осколку в каждый распахнутый голубой глаз. Но порой, уже смирившись с поведением Атерг, я все равно испытываю волнение и недовольство. Зачем она так поступает? Что она говорит? Что делает? Что пьет? Как танцует? Она все делает не так. Я бы даже убила лучше, дай мне кто-нибудь такую возможность. А ты, моя милая, сама забрала ее у меня. А теперь проявляешь такое дилетантство, что становится тошно. Уж лучше не смотреть на тебя вовсе! Но что мне остается кроме этого? Если тебя поймают и посадят, то я не смогу видеть тебя, а это невыносимо. Если тебя убьют, то я уйду в небытие, а это страшно. Я терзаюсь, страдая в своих сомнениях: то жажду правосудия и мести за убитых тобою людей, то отчаянно надеюсь, что ты заметаешь следы подобно лисице. Я зависима от нее, как это ни грустно. А она от меня? Кто я ей? Просто сторонний наблюдатель. Нам с ней никогда не поговорить по душам. Она забрала мою жизнь, она вытеснила меня в вечную мерзлоту, она во всем виновата! Но я не могу ее винить или ненавидеть. Это выше моих сил. Я прижимаюсь носом к прозрачному и холодному стеклу, копирую ее, когда это необходимо, не сплю, охраняя ее сон. Она – это я. А я – это она. Мы с тобой связаны навечно, моя дорогая Я. Ее зовут Атерг. А я – Грета, живая душа, вытесненная собственным отражением по ту сторону зеркала. Я безучастный свидетель ее жизни. Дышу на пальцы. Холодно.