Беда не приходит одна

      Марта умерла. Карл так и не смог найти денег на лекарства. Он молил, требовал снизить цену, но Аллоизий Шпак остался непоколебим.       Маленькое тело лежит в кроватке. Вот так, кажется, и спросит: «Папа, а со мной всё хорошо?», а он ответит: «Да, детка». Бедная девочка! А ведь недавно в подвале звенел её смех! Анна рыдает над телом. Надо попросить её успокоиться. «Плакать — нарушение директивы. Если Слуга Народа заметит — мало не покажется» — подумал он. Но не сейчас. Патрик смотрит на сестру и словно не верит.       Слуга Народа пинком открыл дверь. Оттолкнул Анну и забрал тело. Она порывается броситься за ним вдогонку, но муж и брат её удерживают.       За ужином царит необыкновенная тишина. После все сразу же разошлись. Анна рыдала в своей комнате, Патрик попросту заперся, а Карл уединился с бутылкой виски. К чёрту всё! К чёрту этот грёбаный мир! Он хлебнул напиток прямо из горла. Жидкость приятно обжигает горло, туманит разум. После пятого глотка бутылка пустеет. Он швыряет её на пол. Стекло разбивается. К чёрту! Марта, Марта… Он поднялся и, шатаясь, вышел в гостиную. Мартина кровать была пуста.       Марта мертва. Мертва! Она больше никогда не обнимет его, не засмеётся, не попросит найти куклу. Как-то невольно из глаз потекли слёзы.       — Не плакать, не плакать, — сказал он себе и заполз в кабинет.       На следующий день Аллоизий Шпак был арестован. Карл торжествовал: «Вот тебе за Марту!» Всё же на душе у него скребли кошки. Где-то в глубине души он осознавал, что неправ. Что так нельзя. И всё же какой-то неистовый бес в его душе торжествовал. Он отомстил за Марту! Пусть её уже не вернёт, но и Аллоизий больше не будет злоупотреблять своими служебными полномочиями.       За ужином состоялся разговор:       — Пап, ты когда-нибудь думал, что будет если Сопротивление станет правящей партией?       — Ничего хорошего.       — Ты неправ. Подумай: сколько бы тогда было счастливых людей!       — Да что ты понимаешь в политике, сын! Сопротивление, Правительство — одно и то же, под разными именами!       — Да ты что! Сопротивление, по крайней мере, ценит своих слуг!       — Так я и поверил! Подумай головой, сын: ты думаешь, они держали бы Антона Грубица, зная, что он двойной агент, будь у них выбор? Да ни за что! Ты думаешь, их действительно волнует ситуация в стране? — у него задёргался глаз.       Вдруг Анна, до того плакавшая, улыбается.       — Да, волнует. Иначе бы они давно присоединились к таким, как ты!       — Я, по крайней мере, забочусь о нуждах семьи!       — Заботится он, как же! Спроси у Марты, как ты заботишься, Спроси у меня, как ты заботишься!       — Марта, Марта, иди сюда. Марта, пошли погуляем, — Анна вышла из комнаты.       — О, нет, — только и сказал Карл и рухнул на стул.

***

      Верно, говорят: беда не приходит одна. Смерть Марты перевернула жизнь семейства Штейнов: Карл всё чаще стал заглядывать в бутылку, Патрик вступил в Сопротивление, Анна сошла с ума. Она носилась по всему дому в поисках Марты, иногда сидела с игрушками, утверждая, что играет с ней.       Развязка наступила, когда Слуга Народа забрал Патрика. Карл тогда был слишком пьян, чтобы как следует осознавать происходящее. Слуга Народа ворвался в подвал и схватил Патрика. Тот сопротивлялся. Его били в живот, спину, пах. Били, пока он не свалился без чувств. Затем бросили в машину. Анна следила за всем этим безумными глазами.       — Это ты! Ты убил его! Ты написал рапорт на Патрика! Ты чудовище, Карл!       Она вынула откуда-то нож и ударила.       — Анна, это не я…— голос его захлебывался в кашле.       Она ударила ещё и ещё. Карл не сопротивлялся. Он так и не смог поднять руку на жену.        — Прости меня, Господи, если ты есть, — прошептал он одними губами. Его взор остекленел.        В дверях толпились любопытные.       — Что смотрите? Это я его убила! Я! — она размахивала окровавленным ножом. Любопытных как ветром сдуло.        Анну вскоре забрали. Больше о семействе Штейнов никто не слышал.