Это красиво.
После этого вечера в фантазиях Ацуши появляется третий. Чуя резко тянет его за ноги, заставляя Накаджиму упасть спиной на кровать, пока Осаму устраивает его голову на коленях и ласково гладит по щеке. Здесь у Дазая шоколадные добрые глаза и голос другой, более мягкий и перекатывающийся на гласных. Он улыбается ему тепло и оглаживает нежно, пока Чуя нетерпеливо стягивает с парниши штаны сразу с бельем. Ацуши самоублажается, мечтая о том, как парень с терпким запахом апельсина и винно-шоколадным взглядом будет медленно терзать его губы и надрачивать его член одной ладонью, уделяя повышенное внимание головке и сжимая ту крепкими пальцами. А Чуя растягивает грубо этими своими красивыми руками и касается жгучим металлом вспотевшей груди. Накаджима встречает Дазая неожиданно. Тот холодной, осенней ночью только в одной кожанке, безумно пьян. В его руках тонкая, прелестная девушка с ярко-пунцовыми губами. Дазай громко смеется, открыто обнимает свою новую даму одной рукой, а другой прикладывает к своему рту бутылку и пьет прямо с горла большими глотками. На Ацуши они не смотрят, но Ацуши смотрит на них во все глаза, заводит за угол и провожает парня Накахары, когда тот целует свою девочку жадно, размазывая по своим губам яркую помаду.Осаму порочно красив, а у Ацуши новый кинк.
Он представляет, как высокий парень из параллельного класса обмазывает свои пухлые губы развратно-красной косметикой и целует в кадык, прихватывает зубами зацелованное место и проводит языком, щедро смачивая слюной. У Накаджимы мурашки. Чуя смотрит на них, сцепившихся в страстной агонии, с кресла, у него антрацитовые, атласные глаза. Он нечитаемым взглядом буравит, сжимает свои колени. Ацуши безумен. Он в первый раз так сильно перепивает на сходке, где Чуя целуется уже с кем-то другим, пока Дазай пьяно хихикает в чужих руках. У рыжего девочка какая-то растрепанная, некрасивая даже, она слишком не такая, Осаму лучше. И парень в этом уверен больше всего. Крылатый тает в лапах высокого, крепкого парня, у которого голос — низкий бархат. Но не то. Это вообще не то. Он блюет в туалете полчаса, умывает лицо, таращится в потолок, а потом по новой.Ему так хреново.
В соседней кабинке высоко стонет Дазай. Накаджиме видится, что это он, он прижимает Осаму дома, в ванной к холодному кафелю, ласкает под громкие стоны его соски и растягивает, не торопясь, своим членом. А Чуя пристраивается сзади, прижимается бедрами к упругим ягодицам, выдыхает ему в шею, имитируя толчки. Ацуши сходит с ума. И когда на следующей попойке его задевает плечом какой-то пьяный парень, Накаджима звереет. Он бьет его безжалостно, ведь перед глазами сегодняшний Чуя, который прожигает Дазая своим существом, а тот улыбается все еще рядом со знакомым высоким придурком. Ацуши бьет и бьет еще раз, у него жутко ноют костяшки, но внутри будто что-то отпускает. Ему нравится это чувство. Парень под ним стонет, стараясь прикрыться, и Накаджима рад бы добить. Но его за плечи оттаскивает Накахара Чуя. Он рычит на ухо. — Ты его, блять, убьешь. Расслабляется в руках рыжего, не забывая пнуть напоследок избитое тело, попадая куда-то в подбородок. А его волокут дальше. Накахара тащится с ним на кухню и толкает головой под кран. Снежный, как его прозвали за бледность шевелюры, старается отодвинуться, но мелкий-сан сильный, у него хватка стальная на чужой шее. Ледяная вода неприятно стекает по носу, попадая внутрь, и Накаджима думает, что у него сейчас отмерзнут мозги. Руки держат, пока худое тельце не останавливается брыкаться, а после встряхивают. Голубой лед всматривается во влажное лицо и словно теплеет. А Ацуши смеется. Глухо и неестественно. Вода стекает неприятно за воротник, остужая разгоряченную кожу. — Ты такой ебанутый, знаешь, — сипит, но словно восхищается. Впивается поцелуем в холодные губы, усаживая на сухой стол узкие бедра в джинсах. А тот улыбается ему, не веря, что вот он, прямо перед ним и обратил свое внимание. Резко вспоминает свою выдумку про пирсинг в языке и понимает, что это совсем не выдумка. Он чувствует, как металл из чужого рта жжет, словно его только выплавили. Горячий. — Оу, — глумливо смеется Дазай, — мы помешали, упс? Высокий дружок тянет шатающегося любовника, одаривая Чую ухмылкой. На что одаренный стискивает кулаки на мокрой ткани новенького между их с Осаму отношениями. — Тут лузеры одни, пошли, а то заразимся, — гудит высокий своим неприлично низким голосом, смотря прямо в лазурные глаза, пафосно целуя кареглазого. Но Дазай отталкивает от себя прижившегося возле бока парня и звонко смеется. — Кажется, лузер теперь тут только ты. Медленно шагает к столу и откровенно пошло улыбается. Воображает уже, что могут сделать ему эти двое парней сразу. Кажется, именно для этого он так изводил рыжего. Просто играл с его чувствами. — Какая же ты все-таки сука, Осаму, — выдыхает Накахара, притягивая за собой на вид растерянного происходящим Ацуши. Они втроем идут на второй этаж в излюбленную комнату. Только у них есть такой приватный комплекс, только они могут находиться там хоть всю жизнь забесплатно.Это даже лучше всех его фантазий.
Щелкает замок, они вместе запираются здесь в душных стенах на бесконечность. Чуя садится на угол просторной кровати, забирая к себе на колени мальчишку и крепко обхватывая вокруг талии своими красивыми руками. Разворачивает к себе милое лицо и улыбается, так тепло и любовно. Просто хочет, чтобы тот доверился им, хоть на одну ночь.Хоть на миллион ночей.
Скользит поцелуями по сладким губам, которые пробует во второй раз, блаженно причмокивает и касается чужого языка. Готов даже поспорить, что этот чертов новичок целуется лучше самого Осаму. — Можешь не спешить, Дазай. Двое на кровати тихо смеются, продолжая испытывать топящие сознание ощущения. А Дазай лишь более нервно стучит деревянными дверцами и полочками в поисках всего необходимого. Необходимого по его мнению. Их беспардонно разрывают друг от друга жилистые руки, что хватают за худенькие плечи ногтями, впиваясь теми по самые кости. Такая резкая перемена нежностей и цепкой грубости ему нравится. Она кружит голову Ацуши. Накахара отползает назад по шелковой простыни, давая возможность Дазаю развлечься с их общим теперь любимым. Но совсем немного, буквально на пару минут. А тот использует их по максимуму. Стоит сзади все так же сидящего с ногами на кровати Снежного. Спускает руки с плеч на грудь, цепляя подушечками уже торчащие соски, расстегивая пару верхних пуговиц. Заползает холодными сухими змеями под ткань и массирует мальчишеские мышцы, расцеловывая серебристую макушку. В такие моменты Накахара чертовски рад, что наблюдает. Почти незаметные изменения в линиях лица. Эти нотки наслаждения в них. И Чуя просто не выдерживает, начиная расстегивать ремень на своих бедрах. Но ему не дает продолжить Ацуши, возмущенно простонав и раскрыв глаза. Он притягивает помутневшим взглядом к себе. И тот повинуется. Прошагивает сантиметры на коленях, утыкаясь шеей в нежные губы и помогая аккуратным пальцам раздевать себя. — Меня он любит больше, чем тебя. — Мразь рыжая. Рыжий поднимается и целует Дазая. Целует как всегда грубо и уверенно, кусая губы и язык. Именно так, как любят они.И именно такие их поцелуи любит Ацуши.
Белая рубашка проезжает по плечам, создавая легкий ветер, что почти не ощущается из-за плотности воздуха между тремя горячими телами. Она падает на пол, на ноги высокого, и тот откидывает ее в сторону. Четыре ладони ласкают бархатную кожу, а их обладатели радуются, как черти, тихим стонам. По очереди впиваются в райские губы, каждый оставляет свою отметину в уголке. Один садится на колени, щекотно скользя пальцами по ямочкам на стопах Накаджимы. Растирает едва огрубевшую от ходьбы кожу, расслабляет, давя на хрупкие косточки, и вызывает легкий смех от щекотки. Осаму забирается на матрац, и парочка переключаются на него. Не обласканного касаниями, с невлажной кожей, терпко пахнущей тем самым апельсином. Стягивают верх, даже не понимая, что это. Свитер? Может быть. Вдвоем кусают шею, проводят ногтями по черным крыльям на пояснице, а Осаму гладит их по волосам. Будто они его шлюхи и хорошо выполняют свою работу, за что их так хвалят. Аха-ха. До крови сжимают кожу зубами на ключицах и толкают, заставляют лежать и стаскивают штаны. Чуя роется в брошенных на кровать штучках из этой комнаты и безумно скалится, когда находит что-то. Парочка темных капсул вибраторов. — Ты же их для себя достал, да? — Хочешь, всунь себе. Он поднимается на локтях, ухмыляясь так по-привычному, за что его резко царапают по колену. — Ты законченный ублюдок, Дазай. В руки Ацуши попадают те самые игрушки, пока Накахара снимает трусы с длинных ног, зацеловывает свои следы от ногтей на ноге. Подопытный как-то неожиданно выкручивается на простынях и хватает черную кожаную ленту, одним движением цепляя ее кольцом за чокер на тонкой шее рыжего. И вновь игрушка попадает в руки Снежного, который осмелел. Он тянет за поводок на себя, неприятно сжимая горло, и сразу же утешает за принесенную боль. Милует языком шею, проходит им под кожаным украшением, от чего Чуя покрывается мурашками. Наверное, никто из них не ожидал такого.Ацуши сам не ожидал того, что ему дадут шанс повелевать любимой парой.
Его окружают с обеих сторон, зажимают влажными телами. Он наматывает на запястье ленту и ведет привязанного к Дазаю. Руки Накахары такие красивые, отдающие дорогим алкоголем, скользят по ребрам того, сползают по животу и грубо обхватывают стоящий колом член, получая в знак одобрения блаженный стон. А Ацуши рад просто тому, что видит их так близко, так легко может с ними претворять в жизнь все свои прошлые фантазии. — Поднимись. Ацуши приказывает Осаму, и тот несомненно подчиняется. Он поднимается на коленях, из-за чего появляется пространство между ним и кроватью. Своими худыми руками держится за чужие плечи, не видя, но различая по ощущениям. Это плечи Накаджимы, они такие угловатые, даже колющие, но очень надежные. Шумно стонет и сглатывает слюну со слезами удовольствия, потому что Чуя продолжает нагло дрочить ему, пачкая свою ладонь и неширокие бедра смазкой. Снежный отдает обратно в те самые руки темные капсулки, от чего они немного нагреваются и смазываются. Плавно вводятся одной ладонью сразу до самой простаты, пробуждая трепет в хорошо растянутом теле. Он подгибает пальцы на ногах и что-то шепчет с закрытыми глазами. Продолжает шептать даже тогда, когда его целуют, целуют в шею и грудь, цепляя клычками тонкую кожу. Дазай раскрывает свои глаза и обволакивает ими мальчишек, как топленным шоколадом. Что-то щелкает, и он вскрикивает, склоняется над Ацуши, давя руками на его грудь. Снимает с него последнюю одежду, и теперь остается в белье только Чуя, сидящий сбоку. Осаму идет губами вниз по животу, слизывая капельки пота и оставляя свои мокрые следы над багровеющими засосами. Обнимает ими же малиновую головку, пробует на вкус пьяным языком. Дрожит и поднимает бедра выше, выгибаясь, точно кошка в течке, прося внимания. И получает его. Рыжий подсаживается сзади, прижимая к себе руками под крыльями. Выцеловывает созвездия на волглой спине, улыбаясь. Отирается нескрываемым стояком, вливая и свой голос в отрадную сегидилью, что слышна, наверняка, за бетонными стенами. А ведь это только начало.Они вместе смотрятся лучше всех.
Накаджима хватается за одеяло, сжимает и тянет на себя, слабо контролируя свои поступки. Он упускает кожаную ленту, пока Дазай с парой вибраторов в заднице сладко отсасывает у мальчишки. Незаметно для себя, но слишком ощутимо для высокого, переключает кнопки, веселя того. Тотчас же побуждает прикусывать пульсирующие венки и глядеть заплаканными от возбуждения глазами на реакцию условно испытуемого. Берет по самую глотку, непристойно хлюпает ртом, заглушая свои стоны твердой плотью. А Ацуши уже не может. Он зажимает коленями крашенные волосы и кончает со звонким вскриком. Выпачкивает чужие губы спермой, смущенно вздыхая. Будто он подпортил репутацию Осаму, выставил его на позор. Хах. Как же давно тот в низах общества из-за своей распутности. Можно даже сказать, что это его слегка подняло, ведь не редко снисходит к нему в руки такой дар. В четыре блудливые, но такие красивые руки. Дазай спокойно размазывает языком по небу горько-сладкое семя, смешивая со слюной. Льстиво облизывается, сглатывая и утирая ладонью остатки. — Хочешь, мы тебя научим заканчивать все не так быстро? Он кивает, кивает, не помня себя, и тянется за поцелуем. Приторные губы мягчат, открываются, чтобы поделиться вязкой горечью. И так же горько выдыхает тот, чей зад вибрирует на максимальной мощности. Накахара снова находится поодаль от них, наблюдает. Грешит уже в своей голове с падшим ангелом и демоном. Крадется рыжей бурмиллой к своим любовникам и, подсев к самому уху, ведет раскаленным металлом по ушной кромке и кусает, кусает так, словно желает отгрызть к чертовой матери. Это заставляет Дазая отпрянуть, тихо взвыть. И пока это отвлекает, Чуя подбирается к Ацуши, усаживается на его голые бедра и упивается недовольством за спиной. Плавно доминирование в руках Снежного перепадает в татуированные лапы, что ни за что не отдадут его обратно и тем более крылатому. Губы навеселе скачут по чистому лицу, по шее, оставляют везде свои влажные отпечатки. Он тешится с ним, теша и парнишу под собой. — Ты слишком развратный, если твердеешь от таких поцелуев. И будто в доказательство своим словам ерзает бельем по нужному месту, довольствуясь румянцем на щеках. — И мне это так, блять, нравится. Именно этого им не хватало. Этой застенчивой красноты они давно не видели.А Ацуши рад быть этим их робеющим звеном.
Укладывает спину Накаджимы обратно на шелк. Давит на плоский живот всем весом. Проглаживает своими красивыми руками вельвет кожи и считает, сколько раз простонет парнишка его имя. Один… Накрывает губы цвета спелой земляники своими, познавая уже в который раз их нежный вкус. Елейно шкрябает тонкими пальцами под ребрами, жаля острыми клыками подрагивающую в гортани косточку. Сиплый два… Наверное, третий раз не переживет теперь Чуя. И Снежок, как его неблагопристойно зовет тот, все видит охристо-шафрановыми глазами. Он нарочно громко лепечет его имя, вытягивая каждую гласную и смакуя ответом. Чертов три. Накахара исступленно скалится, поднимаясь на коленях, и с еле слышимым треском сдергивает с бедер промокшую ткань. Нагибается обратно к дорогому лицу и наматывает на пальцы белую прядку, впитывая мятную свежесть шампуня из дешевого киоска. Его целуют за ухом, в ямочки ключиц и плеч. Просто ищут чувствительные места, чтобы завести этот праздник в паху на все двести процентов.Просто Ацуши на «ты» с похотью.
Он мальчик-паинька, что пропах старыми библиотечными страницами и сладким чаем. Он мальчик-соблазнитель самых опасных парней в колледже. Всей своей скромностью только больше увлекает за собой яркие взгляды, которые хотят узнать каждого иблиса в том тихом омуте. И сегодня полуночный дуэт раскрывает их часть, млея от жуткой радости. Накахара переползает ниже, вставая между красивыми ногами. Подтягивает на свои колени чужие бедра, сминая и негрубо царапая ягодицы. Он прижимается грудью к парнише, прижимается так крепко и целует впадинки на худом теле, заслушиваясь стонами благодарности. Чуя хочет приятно растягивать нетронутые стенки. Хочет быть тем первым в нем, что запятнает ткани под поясницей, смешается с Накаджимой и завяжется в один узел. Он просто хочет, чтобы тот стонал лишь для него. Его хватают за плечи, хватают тонкие руки и блядский ошейник, за который тянут. Вынуждают встать на четвереньки и едва касаются губами. В него буквально врывается Дазай, прибившийся сзади. Цепляет Накахару за низ живота и совсем не позволяет двинуться в сторону. И тот падает головой под подбородок Ацуши, слащаво хрипя. — Когда-нибудь я тебя обязательно выебу, Осаму. — Хочу посмотреть на твое «когда-нибудь». Крылатый издевательски смеется. Шаркает ртом по лопаткам, заходит на чернила татуировок и нетерпеливо толкается. Грубо, как всегда, ведь они любят именно так.И такая их любовь сносит Ацуши крышу.
Накаджима достает кончиками пальцев до члена Чуи и некрепко сжимает, скользит по стволу. — Мерзавец. Рыжая макушка поднимается над лицом того, кто так заботливо ухмыляется. Они неровно целуются, свиваясь языками, пока Дазай перемещает руку на горло. Жмет своими костяшками, преграждая доступ к душному воздуху, и Накахара отцепляется. Падает назад на бледную грудь, тяжело дыша. Это Чуя хотел втрахивать мальчишку в горячие простыни, но втрахивают его. Это он хотел слушать вдохи и чужой сиплый голос, но слушают его. Алкогольная парочка стонет в полный голос, и Ацуши с ними заодно. Он ублажает себя свободной ладонью, а второй — Накахару до исступления. — Мне попросту нравится быть в тебе. Осаму шепчет прямо в ухо, вгоняется еще парочку раз даже несмотря на то, что уже кончил. Обнимает руками за талию и шумно сопит в шею. Снежного кусают за губу, смягчают двойной скулеж, который летает эхом в пустой голове. Они пятнают друг друга.Ацуши пропадает в отключке.
Он просыпается в судорожных порывах рвоты, задыхается лающим кашлем от табачного дыма. Выползает с кровати в одной простыни и падает, падает еще пару сотен раз, пока добегает до ванной. Накаджима стоит босиком на ледяном кафеле, мерзнет и стучит зубами.У него собачья меланхолия.
Слышатся шаги, стук. Дверь почти слетает с петель от сильных рук, а Ацуши немеет из-за отражения в зеркале. Кого угодно, но только не его. Пожалуйста, нет. Парень ступает к нему, шурша одеждой. Говорит слишком мягко и непривычно встревоженно. — Ты как? Ацуши падает перед ним на колени, упиваясь в слезах. Он никак. Он давно разбит и психически сломлен. — Не реви. Чуя садится к нему на морозную плитку и обвивает руками, встряхивая. — Не реви, кому говорю. Трет покрасневшие глаза сухими пальцами, а тот плачет до икоты. — Все… все ведь было? По-настоящему? — Было. — Было… — И будет. Ацуши лихорадочно вздыхает, шмыгая носом. — Давай выпьем. Он кивает и плетется в комнату, где на диване сидит Дазай. Ждет их, двоих. А они присаживаются по бокам от него, прижимаются плечами и пьют, пьют крошечными глотками горькое вино до рассвета.Потому что парниша чертовски влюблен в их пьяную любовь.