Клинки и вороны

      Ирелия стыдливо крадется сквозь густые заросли леса, совсем не опасаясь преследования. Развернутый боевой лагерь спит, мирно неся ночной дозор, она знает, что этой ночью не прольется кровь, но это знание не умаляет тревоги, угнездившейся в молодом сердце. Вязкая горечь растекается вместе с кровью, мешая чернила отвращения к себе с чувством, что похоже на пожар. Стоит остановиться и одуматься, но Ирелии неведом страх – она продолжает свой путь, бесшумно минуя плакучие ивы и кустарники, пахнущие жимолостью. Изящные ступни не оставляют следов, но сизые цветы вздымают свои головы ей вслед, распуская лепестки, мерцающие в темноте. Они чутко реагируют на каждый шаг, привлекая своим свечением мотыльков, охочих до лунной пыли. Ирелия срывает один единственный цветок и продолжает путь, избегая союзных наблюдательных постов, скрытых в древесных кронах.       Слабое свечение цветка позволяет проложить дорогу к кромке реки, омывающей скрытый аванпост. На том берегу Ирелию ждёт освобождение от нескончаемых терзаний совести, и она с уверенностью пересекает бурные воды, тревожа веслом душистые кувшинки и стайки ярких рыб. Безлунная ночь скрывает её передвижение и на смену запахам цветов приходит запах дыма. Нога ступает на влажный гравий и Ирелия движется дальше, подавляя горячую ненависть, растревоженную вонью горелого мяса и черного пороха. Алое зарево разливается в высоких кронах деревьев далеко впереди, распространяя едкий запах дыма. Спокойные доселе клинки взмывают в воздух, но Ирелии хватает мгновения, чтобы унять вскипевшую ярость.       В одиночку ей не справиться с разрушающей всё на своем пути армией Ноксуса. Убитые животные, сожженные деревья, тысячи мертвых ионийцев - их кровь уже не смыть с загрубевших рук захватчика. Заточенные клинки поддаются её воле и возвращаются в ножны. Но стоит Ирелии пройти дальше, как на смену ярости приходят стыд и сомнение. Так происходит всегда, когда в ночь, утонувшую в безлунной мгле, она уходит прочь, пересекая реку. Ноги становятся ватными, мысли заполняются роем противоречий, но мимолетный порыв слабости быстро сходит на нет, стоит ей углубиться в чащу. Отвращение к себе, отчаянно сражающееся с порывами сердца, растворяется в ночной тьме и предвкушении…       Ноксианский лагерь остается далеко на востоке и Ирелия быстро забывает о нём. Щемящее чувство невероятной утраты вновь сжимает её сердце, когда перед глазами предстают лишенные жизни деревья и увядшие цветы. Животные давно покинули эти места, а на некогда изящных ветвях, превратившихся в крученые коряги больше не сидят пестрые птицы – их место досталось воронью. Ирелия старается не думать о мерзких птицах, что с равнодушием взирают на неё с высоты деревьев, о десятках алых бусинок, что следят за её передвижением. Ионийка игнорирует их и кладет сияющий цветок в каменную чашу. Слабый свет озаряет небольшой алтарь в виде девы, а так же многие другие цветки, принесенные ранее. Тьма вокруг постепенно исчезает, и встревоженные вороны улетают прочь, громко хлопая крыльями.       За спиной Ирелии с хрустом ломается ветка и клинки вновь покидают ножны, зависая в воздухе. Сверкающие остротой лезвия нацелены в высокого человека, платиновые волосы которого ярко контрастируют с окружающей его тьмой. Он выше её практически на фут, а тяжелые одеяния, укрепленные вороненым нагрудником и громоздкими наплечниками, лишь добавляют ему внушительности в сравнении с хрупкой Ирелией, облаченной в традиционный ионийский доспех. В аристократичных, словно высеченных из камня чертах лица, невозможно прочесть намерения, но ионийке это и не нужно.       Клинки со звоном падают в иссушенные лепестки, и Ирелия бросается на мужчину, накрывая его губы поцелуем. Её руки обвивают его шею, а его – её спину. Ирелия напрягается, когда талии касается демоническая кисть – идеальная замена прежней руки, отсеченной её же клинками много лет назад. Искалеченный генерал ноксианской империи не просто добился власти в правящей верхушке родного государства, но и подчинил себе мощь, доселе никому не подвластную. Мимолетное отвращение быстро меняется медовой истомой и Ирелия вздыхает, позволяя сухим губам блуждать по горячей шее. Джерико Свейн настойчив, но достаточно сдержан для того, чтобы отпугнуть своими действиями. Прикосновения мужских рук обжигают сквозь одежду, и девушка слишком ярко чувствует чужеродную магию, что течет из искалеченной конечности. Призванная убивать, она пугает, но Ирелия знает, что всё под контролем. У Свейна всегда всё под контролем, за исключением тех редких встреч, где понятия запретов и сдержанности теряют своё значение.       Тяжелый плащ грузно падает на сухую землю, вслед за ним со звоном опадает нагрудник. Ирелия быстро разбирается с увесистой перевязью и расстегает камзол, умело расправляясь с многочисленными застежками и пряжками. Под плотным слоем одеяний оказывается сильное не по годам тело, украшенное многочисленными шрамами. Ирелия с наслаждением приникает к широкой груди, вдыхает запах ноксианской кожи, но тут же оказывается подхваченной и уложенной на широкий плащ, небрежно лежащий на земле. Густые волосы цвета темного гранита, мешаются с тусклыми лепестками и Свейн вдыхает их аромат, пахнущий чистотой и свежестью. Корона из рунного серебра отправляется к нагруднику из черной стали, а легкий тканевой доспех - к небрежно брошенной строгой униформе.       Необычайно чуткие губы бережно целуют светлую кожу, и Ирелия дышит чаще, срываясь на стоны. Джерико не спешит, и дарит ей ровно столько времени, сколько нужно, чтобы раскалиться до предела. Безжалостный и хладнокровный стратег, оказывается невероятно чутким и нежным любовником, который точно знает как заставить её тело петь, отзываться на каждое прикосновение сладкой дрожью, словно это и не тело вовсе, а необычайно сложный музыкальный инструмент. Свейн не спешит, и с восхищением взирает на обнаженную Ирелию, ресницы которой всё еще подрагивают в робком смущении, на аккуратную грудь и невероятно привлекательные бедра, перед которыми всё сложнее устоять...       Вся она, целиком и полностью, принадлежит ему – верховному стратегу Ноксианской империи. Больше нет той девчонки, что отразила его наступление в Пласидиуме, вместо неё уверенная в своих силах женщина – противница, которую нельзя недооценивать. Её сила восхищает Свейна, и он пылко целует её снова, плавно погружаясь в девичье лоно. Пряный аромат её кожи пьянит не хуже крепкого вина, а жаркая теснота её бедер сотрясает устоявшееся годами самообладание до самого основания. Мысли Свейна больше не принадлежат ему, он безотчетно отдан в руки дерзкой девчонки, сталевым вихрем ворвавшейся в его сердце. Теперь они одно целое – границы между ними стерты и в мире нет больше ничего, кроме жарких стонов и горячих объятий.       Исполненные запретной любовью, они отдаются друг другу без остатка и находят долгожданное освобождение, достигая пика в один миг. Ирелия вздрагивает в последний раз, позволяя Свейну кончить. Грубые ладони мужчины сминают невероятно прелестные бедра, что мгновение назад трепетали над ним в безудержном ритме. Обессиленная девушка с наслаждением приникает к его груди, покрытой легкой испариной и находит желанные губы, даря мужчине благодарственный поцелуй. Сладкая нега вытесняет прочь ненавистные мысли о скорой разлуке, но с рассветом всё снова становится на свои места - воронье пирует над полями брани и война продолжается.       Через месяц, когда луна вновь затеряется в небесной темноте, дав жизнь первым луноцветам, ноксианский генерал и ионийская героиня опять придут друг к другу, чтобы вкусить запретный плод любви, рожденный ненавистью. Ирелия не узнает, что грядущая встреча станет последней. Она не узнает, что следующим утром Джерико Свейн отзовёт войска и ноксианские корабли покинут берега Исконных земель, как и не узнает, что запретная любовь к ненавистному врагу станет спасением для всей Ионии. Принесенные в жертву чувства обернутся болью, но цветы никуда не денутся, как и вороны, поселившиеся на ветвях у забытого алтаря. Глазами ненавистных птиц, Свейн продолжит любить её – девушку, чьей воле подвластны клинки.