Не круто

Это было не круто с самого начала. Гюнтер все это прекрасно понимал, просто… это однажды взяло и случилось. Как случаются землетрясения или, скажем, другие природные катаклизмы. Они ведь не спрашивают, в какое время года и в какой час прийти и разрушить жизнь людей на маленькие кусочки, верно? Они — не спрашивают, так почему любовь должна это делать? Кик с самого начала их знакомства был его идеалом: смелый, решительный и не по годам сильный. Сильный не в физическом плане, а, скорее, духовном, — для Гюнтера это имело совершенно другую ценность. Казалось, что Кик не знает слова «нет»: идет напролом и, если что-то не получается, пробует снова. Раз за разом. Пока на теле не останется живого места — поднимается, выкладывается по полной и побеждает. Такое стремление к победе не могло не поражать. Тут было чему восхищаться. Вот Гюнтер однажды и восхитился по полной, а потом осознал, что все — крышка. Что мысли набекрень, что сердце стучит так отчаянно и колко — крышка. И ведь не рассказать никому. Не поймут, обсмеют, а родители так вообще отдадут кракену или, того хуже, сами скинут в жерло вулкана. Ведь, знаете, у викингов так не принято, чтобы любить того, кого считаешь другом. Ни в одном нормальном обществе так не принято. Гюнтер это все прекрасно понимал и принимал. Он знал, что рано или поздно станет немного лишним и ему придется подвинуться. Придется уступить. Он готовился к этому моменту, представлял у себя в голове, как будет искренне радоваться за друга, который найдет «ту самую», как будет шафером на его свадьбе и вообще станет крестным отцом, а потом будет нянчить маленьких сорвиголов. Как будет рассказывать им о приключениях своего лучшего друга — Кика Бутовски, и те непременно будут восхищаться, а потом повторять сложные трюки, которые обязательно будут оканчиваться первыми набитыми шишками и разочарованными слезами. Это было его идеальной мечтой, в которой не было места разочарованной боли и неискренним дрожащим улыбкам. Ведь Гюнтер всегда был мечтателем, а жизнь… она всегда была чуть-чуть жестока.

* * *

— Гюнтер, познакомься, — говорит Кик, сжимая в руке тонкую бледную руку, — это Кендалл — моя девушка. Говорит и улыбается этой своей кривоватой улыбкой, которая впервые Гюнтеру кажется нежной, а не азартной и шальной. — Кик, это здорово! — Гюнтер действительно рад, просто эта радость сидит где-то глубоко внутри него, похороненная тяжелым крошевом от раздавленной влюбленности. — Но… — нерешительно произносит, нелепо посмеиваясь, — мы с Кендалл уже знакомы, друг. Мы же все вместе учимся в одном классе. — Ты знал Кендалл как простую одноклассницу, а теперь — как мою девушку. — Кик сжимает ее ладонь чуть сильнее. — Кларенс, это так романтично, — нежно произносит она, интимно улыбаясь. А Гюнтера едва ли не трясет — это слишком даже для него. Да и Кларенс — Кик никогда не позволял ему называть себя так, потому что ненавидел это чертово имя, которым его наградили в честь дедушки. А теперь… — Кик, я, наверное, пойду, — говорит он нерешительно, но его никто не слышит. На него всем плевать. И это должно быть обидно, но… такова правда и ее можно только принять. Разворачиваясь, Гюнтер думает о том, что пусть все идет своим чередом — так правильно. Такова жизнь. И он все равно будет шафером на его свадьбе, ведь только лучшие друзья удостаиваются такой чести. И все равно будет самым лучшим крестным отцом. И обязательно расскажет маленьким Бутовски о приключениях их любимого папочки. Все это будет обязательно. Гюнтер не будет даже сомневаться.