То ли дело

Ветер северный ластится к берегам — прижимает холодом юбку к моим ногам. Улыбается неулыбчивая швея — для неё тишина на земле что яд. В тишине умирают лишь старики; полотно их жизней хоть месяц тки — не получишь платья с любви огнём, не получишь громкого счастья днём; не увидишь страсти огня в ночи — полотно больно, от тоски кричит. То ли дело юности бурной ткань. Потому-то я встала в такую рань, что швея сплетёт мне широкий плащ. Ужно в нём, поди, нарыдаюсь всласть — она шьёт его из обрывков тех, кто не знал и слова такого — «грех»; кто невинен и плёл своей жизни ткань, улыбаясь материнскому «засыпай». И не надо, прошу, меня осуждать. Не умеют боги из нитей ткать полотно их судеб, ведь жизни нет — проживи сперва миллиарды лет, а потом скажи, теплятся ли ещё в твоём сердце чувства прямой свечой. Я ощущаю что-то внутри груди, лишь когда на плечах вуаль моих шелестит, что связана нитями судеб тех, кто отжил своё. Завистливо каркает вороньё. Я иду по облаку и венцом обрамляет солнце моё лицо. И не помню даже, который век мне молитвы шлёт свои человек; и не знаю, сколько таких плащей затерялось среди сундуков вещей, чьё число мне что крытая тьмою тайна. Пролетает со свистом над ухом майна. Её скорость бы пальцам швеи придать. И пока я жду, то могу вплетать в косы нити людских страстей да вязать их в ленты вокруг кистей. Только ткань свою ты отдай мне.